— Она проработала у нас восемь месяцев, — говорила Рут где-то вне сферы, в которой Кристиан был способен слышать.

— Восемь месяцев не слишком большой срок для педофила. Они иногда готовы месяцами планировать кражу ребенка.

— Педофила? Вы считаете, она поэтому украла Хэла? — Кристиан старался перестать слушать.

— Мы должны рассматривать любую возможность, миссис Дональдсон. Тот факт, что она назвала вам свое настоящее имя, очень обнадеживает.

Кристиан почувствовал себя лучше, когда детектив Роджерс ушел. Может быть, тот будет ходить по улицам и переулкам, стучать в двери и искать его сына. Еще это освободило его от презрения полицейского, потому что кто они такие, он и Рут, если так небрежно обращаются с собственными детьми. Я могу пойти с вами, спросил Кристиан. На самом деле ему хотелось ездить по улицам, выкрикивая имя сына, но полицейский объяснил ему, что крайне важно, чтобы они оставались на месте на тот случай, если Эгги позвонит. Она будет в нестабильном состоянии, сказал он, и нужно, чтобы все вокруг было нормальным. Приходили и уходили другие полицейские, мужчины и женщины. Кто-то усадил их с Рут и пообещал, что прессе пока не станут сообщать никаких подробностей. Они боялись спугнуть ее, потому что она нестабильна. Выражение «спугнуть» заставило Кристиана думать о призраках.

Фотографии Эгги и Хэла, стоящих у грядки, распространили по полицейским участкам всей страны. Это была единственная фотография, которую Рут удалось найти, хотя Кристиан предпочел бы, чтобы этого не случилось. На снимке они выглядели такими юными, такими невинными, такими правильными, с этими лопатами, у вскопанной земли, под солнцем, с широкими улыбками на лицах. Полиция разослала своих людей на все железнодорожные вокзалы, в порты, где приставали паромы, и в аэропорт, так что ее должны были поймать, если она попробует покинуть страну. Вскоре ее лицо будет во всех полицейских базах данных, даже патрульные бобби будут вглядываться в лица.

Серьезная молодая женщина объяснила им, что может быть не так с Эгги и чем все может кончиться. Констебль Сэмюэлс приготовила чай, а они сидели обнявшись и плакали.

Наконец констебль сказала:

— Мы нашли ее родителей. Они семь лет не видели ее и не слышали ничего о ней. Но они не в ссоре.

— Что вы хотите сказать? — спросил Кристиан. — Где она?

— Они живут в деревне Тэмуорт, недалеко от Бирмингема. Сейчас туда едет сержант. Мы будем знать больше через пятнадцать минут.

Кристиан встал, оставив Рут сидеть на диване. Каждое движение давалось с трудом.

— Могу я уйти? За сколько мы бы могли туда добраться? Три часа?

— Нет смысла, — сказала констебль. — Если она там, мы возьмем ее через пятнадцать минут. Если у них есть информация, мы ее тоже немедленно получим. Но, мистер Дональдсон, она семь лет даже не разговаривала с ними, так что вряд ли она туда направилась. На данный момент это просто ниточка.

— Но не могу я больше здесь сидеть, — закричал Кристиан. Он почувствовал, как Рут тянет его вниз. Он не хотел сидеть без толку, чувствуя свою беспомощность.

Констебль Сэмюэлс подошла к нему, и он понял, что она не позволит ему уйти.

— Вы нужны здесь, мистер Дональдсон. Полиция вернет вам вашего сына, если в ее власти это сделать.

Рут снова плакала, хотя, возможно, она и не переставала.

— Пожалуйста, Кристиан, — говорила она, — пожалуйста, делай, как тебе говорят. Не мешай.

— Через несколько минут мы будем знать больше, — повторила констебль. — Они мне сообщат тут же, как что-либо узнают.

На вокзале в Бирмингеме они узнали, что поезд, на который надо пересесть, чтобы добраться до Стоук, ходит каждые двадцать минут. Она часто раньше ездила этим путем, так что четко знала, на какую платформу им идти. Вокруг явно было больше полиции, чем обычно, но Агата знала, как себя вести. Она уверенно толкала коляску, голову держала высоко, походка скользящая. Она смело оглядывала платформу, подняв большие темные очки вверх, на лоб, так, чтобы все могли видеть ее глаза. Когда Хэл заныл, она сказала: Руперт, не глупи, скоро ты увидишь свою бабушку. Она чувствовала на себе взгляды полицейских.

Они смотрели, но тут же отворачивались, заинтересовавшись кем-нибудь другим. Потому что всегда находилась еще мать с ребенком. И не одна.

Они стояли на платформе и ждали поезда, и только тогда Агата призналась себе, куда же они в самом деле направляются. Она везла Хэла не для того, чтобы отдать его Гарри. Гарри вообще не будет позволено коснуться даже волоска на их головах. Но она везла Хэла, чтобы показать его Гарри. Странно, но до последнего она не осознавала, что у них одинаковые имена, хотя по-настоящему звали его не Генри или Гарри, а просто Хэл. Но все равно, это было очень похожее имя. И оба они были внутри нее. Гарри проник в нее порочным путем, а Хэл — правильным. И она хочет, чтобы Гарри это увидел. Она покажет ему, что, несмотря на все его старания, он ее не уничтожил. Более того, она продолжала жить и произвела на свет самого замечательного мальчика на свете. Она нашла единственную защиту от Гарри, и это навсегда. Она стала матерью.

В поезде Хэл сидел у нее на коленях. Они смотрели на мелькающие за окном пейзажи, напоминающие картину, где все краски слились. По большей части Агата ни во что не всматривалась, давая глазам возможность отдохнуть, иногда взгляд цеплялся за что-то, но это тут же забывалось, она даже не успевала понять, что именно видела. Они будут недалеко от ее родителей, возможно, и Луиза живет где-то поблизости. Но она не станет их навещать. Сначала она думала, что едет в этом направлении, потому что хочет их повидать, но вскоре стало совершенно очевидно, что причина вовсе не в этом. Ей уже совершенно нечего им сказать. Она может без них обойтись.

Рут смотрела, как констебль Сэмюэлс говорит по телефону, и попыталась представить по изменившемуся выражению ее лица, что та слышит. Она взглянула на Кристиана, но он был погружен в себя. Она подумала, что, если что-нибудь случится с Хэлом, они оба могут умереть, но затем вспомнила о Бетти и поняла, что им даже это будет недоступно.

Констебль закончила разговор, подошла и села напротив. Кристиан опять начал плакать, что выводило Рут из себя.

— Мы их не нашли, — начала она, — но ее родители пролили некоторый свет на ситуацию. Агата сбежала из дома в день, когда ей исполнилось шестнадцать, семь лет назад, и с той поры они о ней ничего не знают. Судя по всему, она украла какие-то деньги и у нее были неприятности в школе. Родители заявили в полицию, участвовали в программе розыска пропавших людей, даже ездили в Лондон, развешивали плакаты с ее портретом, но ничего не добились. Затем, в день ее семнадцатилетия, покончил с собой лучший друг ее отца, Гарри. Он оставил записку, в которой написал, что не может жить без Агаты. Оказалось, что он насиловал ее с девяти лет. Полиция подозревала, что этот Гарри Коллинз убил Агату, но так и не нашлось никаких доказательств в поддержку этой версии. До сегодняшнего дня она с ними не связывалась.

— О господи. — Рут была ошарашена, она не могла подобрать слова, чтобы описать, что чувствует.

— Он жил очень близко. В ближайшей деревне. Сейчас полиция направляется к дому, где он когда-то жил.

— Вы думаете, что она поехала туда?

— Возможно. Украв Хэла, она совершила поступок с обязательными последствиями. Ей может понадобиться поддержка.

— Могу я поговорить с ее матерью? — спросила Рут.

— Какого черта тебе это понадобилось? — заорал Кристиан.

— Не знаю, — ответила Рут. — Хочу, и все.

Констебль, похоже, не удивилась, она все уже повидала на своем веку. Даже в самые тяжелые моменты они далеко не всегда едины.

— Мне нужно будет позвонить, — сказала она. Она вышла из комнаты, и им осталось только ждать. Рут показалось, будто она всю жизнь ждет, что произойдет, и надеется на лучшее. И сейчас, хотя и непонятно каким образом, она поняла, что такое настоящее ожидание.