— Может быть, она пошла с ним в парк или куда-нибудь еще.
— Когда ты встал? — закричала Рут.
В сад вышла мать.
— В доме их нет. Я везде смотрела.
Кристиан начал плакать.
— Ох, господи, нет.
Рут хотелось заехать ему в ухо.
— Когда ты проснулся? Давай говори, Кристиан.
— В половине седьмого. — Он посмотрел на нее, и она даже поморщилась, разглядев ужас с его глазах. — Я проснулся внезапно, меня будто что-то толкнуло. Встал, принял душ. Вниз спустился, вероятно, в семь. Затем встала Бетти. Потом спустилась ты. Я думал, что он спит.
— Она не могла уйти ночью. Может быть, ты как раз проснулся, когда она уходила. Сейчас без четверти девять. Это означает, что у нее было почти три часа.
Кристиан повернул к дому:
— Я вызываю полицию.
Рут пошла за ним, земля, горячая и враждебная, подавалась под ногами, притягивая ее. С ней сейчас происходило то, о чем она читала в газетах или видела в фильмах. Беспомощность цеплялась за нее, напоминая зомби, ползущего по земле и пытающегося содрать кожу с ее костей. Бетти плакала, но она не обращала на нее внимания.
— Приедут, как только смогут, — доложил Кристиан. Затем выскочил из комнаты, и Рут услышала, как его тошнит.
Родители были рядом с ней. Кто-то обнял ее за плечи. Рут взглянула на мать и подумала, настолько ли велико горе той, как ее собственное, ведь быть матерью никогда нельзя перестать. Или где-то глубоко внутри та возносит молчаливую молитву за то, что это случилось не с ее ребенком, а с ребенком Рут?
— Она не причинит ему вреда, дорогая, — сказала мать.
— Она сумасшедшая, мама. Ты же видела ее вчера вечером. Никакая у нее не эпилепсия. Один бог ведает, что с ней такое, но Хэл с ней не в безопасности.
— Полиция их найдет. Она не могла уехать далеко.
Но, разумеется, она уже могла быть на пароме или в самолете. Рут понятия не имела, насколько та была организованной. Эта мысль привела ее к ящику, где хранились паспорта. Рут затошнило, когда она увидела, что паспорта Хэла нет, ей показалось, что все ее внутренности превратились в слизь и скоро вытекут из нее.
Приехали полицейские, Кристиан проводил их в гостиную. Они выглядели такими строгими в форме. Мужчина и женщина.
— Она взяла его паспорт, — сказала Рут, идя за ними в комнату.
Полицейский-мужчина поднял руку:
— Миссис Дональдсон, я детектив-инспектор Роджерс, а это констебль Сэмюэлс.
— Пожалуйста, — взмолилась Рут, — не будем терять время. У нее и так три часа в запасе. Они могут быть где угодно.
Констебль выступила вперед:
— Меня зовут Лиза. Я понимаю, как вам тяжело, миссис Дональдсон, но, чтобы найти вашего сына, нам придется задать вам несколько вопросов.
Вот тут Рут начала плакать. Они не помогут ей, а где-то, в неизвестности, Эгги находится вместе с Хэлом.
Снова заговорил детектив Роджерс, на этот раз обращаясь к Кристиану, но даже не спросив, как того зовут.
— По телефону вы сказали, будто считаете, что няня забрала вашего сына без разрешения. Вы уверены, что она не повела его в парк или еще куда-нибудь?
— Нет, нет, — заторопился Кристиан. — Я на ногах с половины седьмого. Думал, что все спят. С ней вчера случилось что-то вроде припадка. Она сказала, что это приступ эпилепсии, но мы так не думаем. Мы собирались с ней расстаться. — Рут слышала, как нелепо звучат его слова.
Но полицейский не обратил внимания на его смятение.
— Она об этом знала?
— Нет, но могла догадаться.
— Она странная, — заговорила Рут. — Я знала, что с ней что-то не так, уже некоторое время, но никак не могла сообразить, что именно.
— В каком смысле странная? — спросила констебль.
Рут посмотрела на Лизу и подумала, нет ли у нее детей, и если есть, не оставляет ли она их со странными нянями.
— Не знаю. Она была чересчур идеальной. Теперь я сомневаюсь, было ли то, что она о себе рассказывала, правдой.
— Можно взглянуть на ее комнату?
— Это на самом верху дома, чердачное помещение, но она все унесла с собой, — сказал Кристиан. — Я проверял. И исчезла большая часть одежды Хэла.
— И его паспорт, — добавила Рут.
Когда констебль вышла из комнаты, Рут продолжала слышать ее по рации. Ее серьезный голос наполнил весь дом.
— Каким образом вы ее нанимали? — спросил детектив Роджерс. — Нам требуется ее полное имя, возраст, сведения о семье.
— Мы поместили объявление в газете «Лейди», — пояснила Рут. — Я звонила женщине, которая ее рекомендовала, та захлебывалась от восторга. Зовут Агата Хартард. Она сказала, что с семьей отношений не поддерживает.
— Значит, вы никогда не встречались с ее родными? Вы хоть паспорт ее когда-нибудь видели?
Рут взглянула на Кристиана, все поплыло у нее перед глазами.
— О господи, — сказала она, приложив ладонь ко рту и стараясь удержаться на ногах. — О господи.
У Агаты был план. Разумеется, был. Сначала они пройдут пешком двадцать минут до станции метро «Килберн», где она заранее проверила туалеты и решила, что там они смогут спокойно переодеться и покрасить волосы. Действительно, там никого не было, а Хэл был вполне доволен такими неожиданными переменами и не возражал. Она сложила всю одежду в мешки для мусора, которые захватила с собой, уложила в рюкзак и надела на себя и Хэла новую одежду. Посмотрела в мутное зеркало, увидела человека, каким она стала, и осталась довольна.
Была только половина восьмого, когда они стояли на платформе и ждали поезда до Юстона. Хэл выглядел усталым, и она знала, что очень скоро он попросит бутылочку. Она купит ему шоколадку на вокзале, пока они будут ждать поезда. Еще она купит себе кофе-латте, потому что она была женщиной, которые пьют этот кофе.
Агата считала, что пока они, вероятно, в безопасности. Рут устала и, вполне возможно, до сих пор спит. Даже если она проснулась, то почти наверняка не пойдет и не проверит Хэла, очень уж она ценит эти несколько минут, когда можно побыть наедине с собой или поругаться с Кристианом. И они не удивятся, что она еще не встала, решат, что она отдыхает после своего припадка. Странно было думать, что у нее эпилепсия, и непонятно, почему она до сих пор ничего такого о себе не знала. Но все нормально. Когда все утрясется, она пойдет к врачу, он поставит правильный диагноз, выпишет ей таблетки, которые исключат подобные приступы, и все снова будет хорошо.
Поезд метро доставил их на вокзал, как и обещал. Они купили кофе и печенье и остановились перед большим табло, на котором высвечивались названия мест, куда можно было поехать. Агата уже решила, что они поедут на побережье, где сядут на паром, идущий в Европу, но, стоя в вестибюле вокзала, она сообразила, что в этом случае на метро следовало ехать на вокзал Виктория, а не в Юстон. Все знают, что с вокзала Виктория можно добраться до побережья, а из Юстона, наоборот, в сердце Англии. Голова у Агаты начала кружиться, когда она попыталась восстановить в памяти последние тридцать минут и понять, почему она, войдя в метро, выбрала именно этот пункт назначения, но ничего не вспоминалось. Она бегала глазами по оранжевым буквам, составленным из маленьких квадратиков, поставленных друг на друга, как детские кубики, и вдруг сообразила, почему она здесь. Следующий поезд, идущий в Бирмингем, отправлялся в 8:25, то есть через десять минут. Агата принялась толкать коляску Хэла к билетной кассе и купила билет в одну сторону. Они вернутся, но не сейчас. А в данный момент они направляются туда, откуда она приехала. Туда, где все началось. В голове Агаты происходило какое-то бурление, как будто кто-то там открыл бутылку кока-колы. Она должна вернуться, и тогда все будет чудесно. Все будет хорошо.
— Получается, она назвала вам свое настоящее имя, — сказала констебль Сэмюэлс. Она не нашла ничего в комнате Агаты и только что закончила телефонный разговор с кем-то, кто пытался где-то там найти Хэла. — Это удачно. Если бы она все планировала заранее и нанялась в вашу семью с целью украсть мальчика, она бы скрыла имя.