Несомненно, Приорат Сиона существует. Его деятельность и акции его бывшего Великого магистра — достояние истории. Журнал «Vaincre» действительно издавался в годы войны и, по-видимому, оставался столь же неуловимым для немецкой администрации, как и для нас теперь. Существовали — в том или ином виде — и Альфа Галаты, в рядах которых были такие люди, как Адольф фон Мольтке. Фигура неуловимая и загадочная, Пьер Плантар пользовался весьма реальным влиянием и был связан с такими деятелями, как Кокто, Мальро, Жюэн и де Голль. Сохранившиеся документальные свидетельства не оставляют никаких сомнений в важности его роли в комитетах общественного спасения, которые в 1958 г. привели к власти генерала де Голля. Действительно, возвращение де Голля к власти означало приход чрезвычайно сложного, хорошо организованного и дисциплинированного аппарата, искушенного в политических маневрах.
Насколько мы смогли выяснить, главная неопределенность касается не столько статуса Приората Сиона и самого факта его существования, сколько его теперешней деятельности и кампании, развернутой сегодня вокруг него. Не резонно ли предположить, что эта кампания по крайней мере отчасти носит негативный характер? И разве Приорат, несмотря на тщательную законспирированность своих целей, не пострадал от нее? Как может сохранить позитивную оценку в глазах публики организация, поддерживающая контакты с П2 и тому подобными структурами? И как такая организация согласуется с тем возвышенным образом, на который она претендует?
Впрочем, возможно, мы излишне придирчивы. Подобные контакты вовсе не были уникальным явлением в истории Приората Сиона. Насколько мы можем судить, ни сами члены Приората Сиона, ни их Великие магистры никогда не боялись запятнать себя политическими аферами. Напротив, и сам орден, и его правящая верхушка на протяжении веков постоянно оказывались замешанными в разного рода заговорах и интригах. Например, в религиозных войнах XVI в., а также в движении, возникшем в XVII в. и получившем название Фронда, Приорат, насколько известно, использовал все средства и возможности для политической борьбы, существовавшие в ту эпоху. Элита ордена всегда отличалась «трезвым реализмом». Чтобы выжить, она была вынуждена использовать те же средства и методы, какими пользовались их враги и любые другие организации, действующие в «реальном мире», включая и Римско-католическую церковь.
Если современные члены ордена Приорат Сиона действуют в глубоком подполье, заключая компрометирующие их альянсы, принося свои идеалы в жертву прагматической выгоде, это не означает, что орден подвергся коррупции. Это свидетельствует о том, что орден реально действует и остается ничуть не более коррумпированным, чем в прошлом. Выживание для такой организации, как Приорат Сиона, неизбежно подразумевает, что ей придется запачкать руки контактами с политической властью. Да, Приорат Сиона всегда был коррумпированной структурой, но лишь в той мере, в какой означают коррупцию любые контакты с политической властью. Как мы уже видели,
Мальтийские рыцари становились объектом тех же обвинений, которые и в прошлом, и в настоящем выдвигались и против Приората Сиона, и против самого Ватикана. Сам папа Иоанн Павел II, возможно, в силу своей догматической непогрешимости, находится вне подозрений. Но над Ватиканом собираются грозовые тучи. Действительно, раскрытие махинаций ложи П2, скандал, в котором замешан Банко Амброзиано, и таинственная смерть Роберто Кальви, этого «банкира Бога», — все это наглядно демонстрирует, что правящая элита Ватикана и его администрация действуют точно такими же методами и в тех же самых теневых, закулисных сферах, что и Мальтийский орден, и, по всей видимости, Приорат Сиона. И если Приорат и запятнал себя, то Ватикан — в несравненно большей степени.
Если бы речь шла о властях, действовавших в стиле западных демократий, деятельность, аналогичная действиям Ватикана, за последние четверть века не могла не привести к крупномасштабному расследованию и падению правительства. Однако в конкретном случае в Римской курии такие акции вызывали лишь кратковременные скандалы, а сама католическая церковь оставалась фактически ни к чему не причастной. Более того, Церковь продолжает выполнять свои традиционные пасторские функции. Она пользуется всеми благами цивилизации. В некоторых регионах мира, например в Латинской Америке, Польше и Чехословакии, а также на Филиппинах, церковь служит светочем мира и надежды. И хотя разные конгрегации, особенно на Западе, могут существенно различаться, именно Римская церковь остается для этих конгрегаций хранительницей веры и смысла бытия.
Дело в том, что за любыми сиюминутными действиями церкви в данную историческую эпоху стоит нечто, что можно назвать архетипом Церкви — структура, представляющая собой «сосуд избранный», «ковчег спасения в волнах времени». За всеми попытками его материального воплощения стоит Идеал, структура, основанная на возвышенных принципах, «сопричастности и единстве душ», которая по природе своей неподвластна коррупции. Это-то духовное восприятие Церкви остается неизменным, несмотря на все интриги Ватикана и папства. Такие папы, как Александр VI[180], к примеру, виновны во всех смертных грехах и преступлениях — от прямого убийства до инцеста и симонии. Он даже с невиданным цинизмом мог заявлять, что «он отлично послужил нам, этот миф о Христе». И тем не менее папа — всего лишь «викарий [наместник. — Пер.] Христа на земле».
Аналогичного принципа придерживается и Приорат Сиона. Как и папство, Приорат веками не боялся запачкать руки в грязи, и, видимо, потому его принципы оказались скрытыми под слоем всяческой нечистоты. Но подобно тому, как архетип Церкви возвышается над практикой Римского папства, так и за действиями Приората Сиона стоит аналогичная концепция — архетип рыцарского ордена. Каковы бы ни были сиюминутные акции Приората, его идеал, как и идеал Церкви, остается непоколебимо чистым и незамутненным. На этом онтологическом уровне Приорат является не просто неким тайным обществом, действующим параллельно и практически заодно с другими тайными силами. Нет, это самопровозглашенный страж возвышенной традиции, причастность к которой горят желанием подтвердить многие выдающиеся люди. Кроме того, в своей рыцарской ипостаси орден Приората Сиона — средство восстановления связей между человечеством и Богом.
Принцип рыцарства, насаждаемый Приоратом Сиона, носит характер архетипа. Он не ограничивается рыцарскими орденами, процветавшими в средневековой Европе. Он — на уровне идейной преемственности — связан с такими многоразличными структурами, как каста патрициев-воинов в Древней Спарте, Красная Ветвь[181] в дохристианском Ольстере, воинственные племена сиузов и шейенов на американском Западе, японские самураи и, разумеется, сикарии и зилоты времен земной жизни Иисуса Христа. Все эти организации имели жесткую дисциплину, определявшуюся кодексом, который носил не только морально-этический характер. Этот кодекс стремился привести деятельность человека в гармонию с порядком мироздания. Упомянутые организации включали в себя не только общественную и военную дисциплину, но и духовное послушание. Благодаря этому послушанию и дисциплине адепт, как считалось, действовал в согласии с Богоустановленным законом.
Как мы уже говорили во второй части этой книги, современная политика — это во многом вопрос эффектной подачи и «упаковки» товара, то бишь политических фигур. Если «товар» упакован привлекательно, то есть вызывает интерес и симпатии, то рыцарство — «упаковка» как нельзя более привлекательная. Оно способно предложить красочные ритуалы, праздничную обрядовость и пышность миру, который все более и более лишается причастности к подобным зрелищам и все сильнее скучает по ним. Рыцарство дает чувство преемственности, традиции секулярному миру, отрезанному от древних корней и ощущающему свою беспочвенность. Оно способно предложить ощущение величия людям, которым с малых лет вдалбливали в головы чувство собственной ничтожности и мизерности. Для людей, восстающих против навязанной им беспомощности, одиночества и изоляции, рыцарство обещает и реально дает причастность к некоему общему делу, единой братской идее, уходящей корнями в прошлое. Оно позволяет многим людям свойственное им тайное чувство причастности к некой тайной «элите», пусть даже не являющейся особо престижной в современном мире. Рыцарство может предложить иерархия ценностей, которая не является банальной и пресной, а зиждется на некоем ином, тоже традиционном основании — основании, которое служит отражением некоего Божественного замысла или плана. Оно может предложить ритуализованный и потому имеющий особую санкцию свыше канал выражения многообразных эмоций. Таким образом, рыцарство может являть воплощение принципа сплоченности, хранилище устоев веры и смысла бытия. В определенных условиях оно может стать аналогом веры, а его деятельность — эквивалентом смысла бытия. Громадный потенциал возрождения рыцарства наглядно продемонстрировала в годы Второй мировой войны Япония, где самурайский кодекс чести «Бусидо», ставший основополагающим принципом всей культуры Страны восходящего солнца, достиг своей кульминации в явлении, которое на взгляд Запада, кажется проявлением самого дикого «фанатизма» — явлении камикадзе[182].
