Бернардетта сникла.

– Простите, матушка…. – пролепетала она и удалилась.

Однако после разговора с дочерью, ранее зародившиеся подозрения баронессы только окрепли. Она дождалась, когда муж вернётся из поездки в один из своих замков, тотчас поспешила к нему.

Барон был явно не в духе.

– Что вам угодно, сударыня? – резко поинтересовался он.

Урсула уже собиралась ретироваться и покинуть покои супруга, но неожиданно для себя выпалила:

– Франциск, мне не безразлична судьба дочери. Признайтесь мне, поездка в Труа как-то связана с её замужеством?

Барон воззрился на супругу.

– Даже, если это так и есть… Так что с того?.. – недовольно ответил он вопросом на вопрос.

– Вы меня удивляете, сударь! – распалилась Урсула. – Я, как мать и, в конце концов, как ваша супруга и племянница герцога Лимбургского, намерена знать, что вы задумали.

Барон недовольно хмыкнул. Понимая, что родственные связи Урсулы и герцога не спишешь со счётов, и возможно придётся привлечь жену к предстоящей интриге, он сказал:

– Да, я имею определённые планы на Бернардетту… Я поделюсь ими только при одном условии…

– Каком же? – встрепенулась баронесса.

– Вы обещаете беспрекословно слушаться меня. И возможно помогать…

– Я дала клятву перед алтарём быть вам верной женой и в радости и в горести. И потому ваши слова обидны для меня… Разумеется, я сделаю всё, что вы мне скажите, если это конечно не погубит нашу дочь…

Настроение барон неожиданно изменилось, и он рассмеялся.

– Напротив, дорогая Урсула, это возвысит её! Мы породнимся с лотарингским двором!

Баронесса замерла, понимая, что её опасения не были напрасны.

– Значит тот разговор о степени моего родства с герцогом… – тихо произнесла она и умолкла.

– Да! Вы всё правильно поняли. Я намерен выдать Бернардетту замуж за герцога.

– Но, но… Он старше нашей дочери почти на тридцать лет… – пыталась возразить баронесса.

– Ну и что? Разве это так важно?! – воскликнул барон. – Главное – я обрету надёжного союзника. А Бернардетта станет герцогиней. Если помните, когда нас венчали в церкви, вам едва исполнилось четырнадцать, а мне – двадцать шесть лет. Тогда я тоже казался для вас слишком старым. Не так ли? И наш брак преследовал определённые политические цели!

Баронесса кипела от гнева и обиды: её муж, не считаясь ни с чём, намеревался использовать дочь в своих политических интригах. Она прекрасно помнила, что побудило покойного виконта де Тюинвиль выдать её замуж за барона Ла Доля. Феодальные войны раздирали Лотарингию. Её отец потерпел тяжелейшее поражение, как на поле брани, так и на политической арене и был вынужден искать прибежища в Бургундии. В те времена правил Рено I, а Франциск Ла Доль блистал при дворе Безансона. Не смотря на это, юной Урсуле он казался стариком – седина уже посеребрила его волосы, а многочисленные битвы оставили на теле и лице свои отметины. И вот минуло почти двадцать лет со дня их венчания в Безансоне. На пышной свадьбе присутствовал сам сюзерен со свитой, он преподнёс молодой чете щедрые подарки… И всё повторяется снова, только теперь с Бернардеттой, её горячо любимой дочерью.

Урсула «отогнала» тягостные воспоминания и попыталась успокоиться.

– Что ж… Я обещала во всём помогать вам, Франциск. И я исполню своё обещание. Должна ли я поговорить с дочерью перед отъездом?

На миг барон задумался. В последнее время он был слишком занят воплощением своих заговорческих планов и упустил сие обстоятельство из вида.

– Да, поговорите с ней. Объясните Бернардетте, что её ждёт блестящее будущее. Но она должна приложить к этого хоть толику усилий. Ибо вокруг герцога увивается достаточно молодых прелестниц.

– Надеюсь, что одна из них завоюет сердце моего двоюродного дядюшки… И тем самым избавит Бернардетту от «блестящего будущего»… – прошептала Урсула, покидая покои эгоистичного супруга.

В начале августа чета семейство Ла Доль покинуло своё родовое гнездо и отправилось в Труа. Дорога была не близкой, по расчётам барона, кортеж должен прибыть в резиденцию герцога примерно через две недели.

Барон с особой роскошью снарядил свой кортеж, приказав украсить крытые повозки и кареты изображениями фамильного герба. Впереди процессии шли герольды, облачённые в зелёные пурпунэ[91] с изображением оленя в обрамлении трёх колец; такого же цвета шоссы[92] и пулены; головы их украшали белоснежные шапероны. Как только кортеж приближался к какому-либо селению, они оглашали окрестности громкими звуками рожков.

Достигнув Дижона, столицы Верхней Бургундии, барон решил задержаться здесь на несколько дней. Он отправил верных людей на рыночную площадь, дабы те узнали о настроениях, царивших в здешнем герцогстве. А покуда его соглядаи прогуливались по Дижону, барон нанёс визит герцогу, заверив его в своей полной лояльности.

Герцог любезно принял барона, ему также было не безынтересно узнать из первых уст о положении дел в соседнем графстве. Барон ловко уходил от щекотливых вопросов, давая пространные ни к чему не обязывающие ответы. Словом, произошла встреча двух умудрённых опытом интриганов. Один уже взобрался на трон Дижона, другой – только примеривался к трону Безансона. И герцог и барон были «одного поля ягоды». И как ни странно, они неожиданно почувствовали родство душ. Герцог Дижонский проникся к Ла Долю симпатией и попросил погостить у него.

Это приглашение вызвало бурю восторгов у Бернардетты. Тем более, что девушке отнюдь не хотелось спешить в Труа, зная какая участь ей уготована.

Старший Арман также был не прочь поближе познакомиться с нравами одного из блистательных дворов Европы. Поездка в Труа откладывалась на неопределённое время.

За время двухнедельного пребывания в Дижоне, барон Ла Доль выяснил всё, что хотел. Как ни старался герцог казаться любезным и не затрагивать давние споры по поводу восточных земель Отенуа и Бонуа, принадлежавших нынешним соратникам Ла Доля, было ясно, что тот только и ждёт момента, дабы присоединить их к своему герцогству.

В эти дни Ла Доль ещё раз убедился, что смена власти в Безансоне просто необходима.

До Труа кортеж Ла Доля добрался только в конце августа. Барон тотчас сообщил придворному сенешалю о своем прибытии. Тот позаботился о размещении гостей.

Вскоре семейству барона был назначен приём и оно, облачившись в изысканные одежды и драгоценности, проследовало в тронный зал в сопровождении пажей и герольдов.

Барон рассыпался перед Генрихом в изысканных речах, разумеется, предварительно, представив ему своих жену и детей.

Герцог удостоил Урсулу лишь нескольких слов, заметив, что видел её давно, когда та была совсем девочкой. Правда, прехорошенькой. Внимание же вдовца полностью поглотила Бернардетта. На приёме она затмила всех молодых дам, претенденток на герцогское ложе.

Генрих окружил прекрасную бургундку всяческим вниманием. Та, к вящему удивлению Урсулы, тотчас осознала выгодность своего положения и более не выказывала строптивости (а в родном замке она пролила немало слёз, узнав от матушки о планах отца), а напротив, всячески поощряла своего венценосного кавалера. Он осыпал Бернардетту подарками, забрасывал куртуазными стихами собственного сочинения и даже исполнил альбу в честь бургундки, аккомпанируя себе на лютне.

Генрих совершенно забыл о письме Ла Доля, в котором говорилось о землях Лангруа-Атюйе. Его помыслами полностью завладела прекрасная бургундка.

Наконец герцог даже устроил парфорсную охоту[93], намереваясь собственноручно заколоть добычу. Придворные герцога не сомневались: он затеял эту охоту ради Бернардетты. Претендентки на его ложе, многочисленные фаворитки забыли прежнюю ненависть и в едином порыве объединились против ненавистной бургундки. Они решили затмить её на предстоящей охоте своей красотой и изысканностью, а также выказать единодушную холодность и презрение по отношению к ней.