— Ничего, командир, — гаркнул старшина, окончив досмотр.

— Поищите у них во рту! Вы что, первый день служите?!

Старшина залез в рот Нине, открыв его так широко, что девочка чуть не вывихнула челюсть. Он долго чего-то искал между зубов и губами, а его напарник проделывал то же самое с Леной.

— Все чисто, командир.

Капитан подошел к женщинам.

— Видать, хорошо все сумели спрятать, вражины! — Он сплюнул под ноги. — Думаете, обманули? И на этот раз?! — Он скрипнул зубами: — Где ваши деньги, гниды?! Где деньги?! Или вам надо вскрыть животы и достать их оттуда?! А?!

У него был такой свирепый вид, что любой человек, не задумываясь, отдал бы ему все самое дорогое.

— У девчонки я нашел двести долларов, капитан, — хмуро заметил старшина. — А у второй дуры вообще ничего нет.

— Понятно… — Капитан потемнел еще больше. — Зато за обеспечение незаконного перехода границы заплатили в десять раз больше. А теперь собираетесь изображать, что, кроме этих двухсот долларов, у вас ничего нет… Может, вы все-таки одумаетесь?!

— Господин капитан, у нас действительно больше ничего нет… Мы отдали последние деньги… У нас остались только эти двести долларов… — Нина судорожно вздохнула. „Лишь бы они не начали искать Виктора и Рому… Лишь бы они не догадались, что они рядом“, — думала она.

— Ты собираешься доказывать мне, что вы заплатили несколько тысяч долларов только за то, чтобы перебросить через границу две банки мочи?! — заорал капитан. — И ради этого вы пошли ночью?! Из-за двух банок мочи?! — Он кричал так громко, что его можно было услышать в соседнем ущелье. — Ты хочешь сказать, что эти две банки нельзя было вывезти легально?! Да за кого ты меня держишь, дерьмо?!

— Я не сказала вам всего, господин капитан. — Нине стало страшно, она поняла, что сейчас из них примутся выбивать деньги… Она пожалела, что, не торгуясь, согласилась набавить тысячу долларов за то, чтобы их перевезли в Грузию. Тем самым она лишь разбудила жадность Сурена и других подонков — его друзей и знакомых. Мерзавцы решили, что, коль скоро она в состоянии заплатить им так много, значит, прихватила с собой раз в десять больше.

Нина моталась между двумя селениями, разыгрывала жалкие представления то в баре, то в закусочной, не понимая, что все это время ее рассматривали, словно в лупу, и с циничным расчетом выявляли пределы, до которых она готова пойти. Теперь она понимала эту игру…

— Дело в том, что это — очень ценное снадобье… Оно способно лечить многие виды кожных заболеваний. Мы опробовали его на нас самих и хотели предложить его на продажу. Если бы мы везли его обычным путем, нам пришлось бы открыть секрет нашего изобретения…

— Эта дрянь — не что иное, как ваша собственная моча?! — прищурился капитан. — Так, кажется, ты мне сказала, маленькая сучка?!

— Это действительно наша моча, отстоянная и процеженная… вместе с различными добавками. В них, в общем-то, все и дело… — лепетала Нина. Она уже проклинала себя за выдумку… за то, что она не потрудилась изобрести что-то более мудреное, от чего не веяло бы за версту фальшивкой…

— Не неси чушь! — скрипнул зубами капитан. — Ты можешь обманывать кого угодно, но только не меня! Эти две банки мочи не могут стоить пять тысяч долларов, как бы дорого вы ее ни продавали… Ты врешь, падла! Ты опять испытываешь мое терпение! Говори, где ваши деньги, где они спрятаны — иначе тебе не уйти живой! И твоей подружке тоже!

— Вот все наши деньги. — Нина указала на осколки банок, на свою блузку, облитую мочой. Ей было холодно, потому что она стояла перед пограничниками совсем нагая — очень холодно, на стыд ей было наплевать. Но в душе она уже решила твердо идти до конца и была готова сдержать свою клятву. Она не знала только, когда иссякнут ее силы и она сломается. Она могла только молиться, чтобы этого не произошло.

— Сейчас мы будем бить тебя, как собаку, — проскрежетал капитана. — Твою подругу — тоже. Мы будем бить вас до тех пор, пока вы не запоете. Тогда я с удовольствием послушаю ваши песенки, в которых вы будете рассказывать о своих деньгах и о том, где вы их спрятали. Думаю, у вас не возникнет проблем с голосами…

— Давай, давай. Я дам тебе еще попить. Только приведи ее в чувство! — услышала Нина голос капитана.

Она ощутила, как ей на лицо льется что-то теплое и едкое. Она сморщилась, почувствовав неприятный запах, и открыла глаза.

— Ну вот… я всегда говорил, что обоссать человека — гораздо лучше, чем облить его ведром холодной воды, — воскликнул капитан. Старшина застегивал ширинку. — Ну, поднимайся, маленькая дрянь! Хватит валяться!

Нина с трудом приподнялась на локтях. Ее мутило, голова раскалывалась от боли. Она с трудом соображала, что происходит. Ей ужасно хотелось пить. Но, проведя языком по губам, она лишь слизнула несколько капель солдатской мочи.

Внимательно наблюдавший за ней капитан улыбался:

— Правильно, лижи, это питье должно тебе понравиться… ведь ты же постоянно пьешь его, да еще и втираешь в кожу… Для тебя это — самый лучший коктейль! — Он щелкнул пальцами: — Ну, ладно, хватит валяться!

Нина не могла подняться самостоятельно. Все ее тело было в ссадинах. Стоило ей напрячь мускулы и попытаться встать, как голова закружилась, и она снова рухнула на землю.

Старшина грубо подхватил ее и поставил на ноги.

— Посади их в машину. Обеих, — скомандовал офицер.

— Может, стоит обработать их еще разок? — с надеждой в голосе осведомился старшина. Капитан с презрением покосился на него:

— Больше они ничего не скажут. Неужели ты не видишь, что они обработаны до предела? Больше из них ничего не выжмешь… Все, собирай их и вези наверх. Кинешь им какую-то одежду, чтоб было в чем унести отсюда ноги… — Капитан схватил жесткими пальцами подбородок Нины: — Я отпускаю тебя, маленькая дешевка… только потому, что у меня — доброе сердце. Сунешься к границе еще раз — схлопочешь пулю в лоб…

Глотая слезы и кутаясь в грязную тряпку, брошенную на сиденье, Нина смотрела, как разделительная линия остается внизу. „Форд“ медленно полз вверх. Рядом с водителем сидел старшина. Он включил радио, и салон машины огласился веселым голоском Тани Овсиенко. Она пела то ли про майора, то ли про инспектора ГАИ. Нина с ненавистью покосилась на погоны пограничника. Люди в погонах… Они всегда преследовали ее, не давали ей прохода, а помощи или сочувствия от них не было никакого. Только горе.

Старшина довез их до околицы. Пинками вытолкал из машины, не заботясь о том, чтобы не повредить Ленину инвалидную коляску.

— Чтоб через полчаса духу вашего здесь не было. Не успеете унести ноги, пеняйте на себя! — крикнул он напоследок.

Лена полулежала в своем инвалидном кресле словно в забытьи, но, услышав осторожный стук в дверь, встрепенулась:

— Кто-то пришел!

— Да… — Нина побледнела. Слабый стук повторился. Она бросилась к двери.

Распахнув дверь, она никого не увидела. Простояв на лестничной площадке несколько томительных секунд, она услышала шепот:

— Все в порядке? Просто кивай или мотай головой!

Нина кивнула. Быков стоял, прижавшись к стене. Яркий солнечный свет из узкого оконного проема не достигал его.

— Милиции нет?

Она отрицательно покачала головой.

— А вообще они вас донимали?

Она вновь мотнула головой.

— Серьезно?

Нина кивнула.

— Ты говоришь правду? — В голосе Быкова сквозило недоверие.

Нина опять кивнула. Она устала молчать. Ей больше всего хотелось сказать Виктору: „Да входи же, входи быстрей!“

— Я могу войти?

Она кивнула.

— Это не будет опасно для меня?

Нина энергично замотала головой.

Виктор выступил из-за угла. Как он был изможден!

— Иди, все в порядке! — вслух произнесла Нина.

— Подожди, Ромка остался на улице.

Когда Зотов увидел Нину, ему стало не по себе. Он бросился к ней и, не стесняясь Лены и Виктора, стал целовать.

— Что они с тобой сделали! Скоты.