Там, где росла Фиона, собак держать не позволяли. Одно время она водилась с тощей уличной кошкой и тайком приносила ей остатки ужина. Кошка всегда знала, что Фиона непременно появится, и всякую ночь, когда не было дождя, сидела на привычном месте, в лунном свете дожидаясь девочку. При виде Фионы она сразу оживлялась, а когда та подходила ближе, исступленно вилась у нее под ногами. Для эльфийки эта кошка была тайным сокровищем в отвратительном и уродливом мире.

А потом однажды ночью ее не оказалось на месте. Отчего-то Фиона знала, что кошка больше не придет, и все равно каждую ночь в бесплодной надежде приходила ее дожидаться. В последнюю такую ночь она даже не стала ужинать и припрятала несколько ломтиков жирной свинины в надежде, что щедрое подношение соблазнит кошку вернуться.

Убедившись, что снаружи только темнота и ни одной живой души, Фиона горько разрыдалась и стала молиться Создателю. Быть может, Он в Своей безграничной мудрости не сочтет за труд позаботиться об одинокой уличной кошечке, где бы она сейчас ни была? Жаркий шепот Фионы привлек внимание расположившегося неподалеку бродяги, эльфа, который лишился руки, а потому не способен был даже к черной работе – единственной, которая была доступна сородичам Фионы. Вне сомнения, он почуял запах свинины, которую девочка прихватила из дому, а потому сбил ее с ног и, выхватив мясо, убежал.

Кошку она так никогда больше и не видела. В детские годы она старалась спрятаться от горькой правды, предпочитая думать, что животное каким-то образом сумело преодолеть высокие стены, окружавшие эльфинаж. Наверняка кошка отважно пробралась в ту часть города, где жили люди, где полно было вкусной еды и упитанных мышей. Там она могла жить по-королевски, лакомясь объедками, которые так щедро выбрасывали неразумные люди, – объедками, при виде которых всякий эльф от зависти истек бы слюной. Теперь, повзрослев, Фиона понимала, что бедняжку, скорее всего, поймал в силки тот самый бродяга. Большинство эльфов, которых она знала, были слишком горды, чтобы употреблять в пищу кошек, собак или крыс, однако были и другие. Девушку до сих пор изумляло, как сумел отец так долго оберегать ее от такого безысходного существования. После его смерти все изменилось.

Опустившись на колени, Фиона медленно провела ладонью по жесткой шерсти Кромсая. Задние лапы пса стали подергиваться медленнее, и он, не просыпаясь, тихонько заскулил. Когда пальцы эльфийки добрались до основания уха, волкодав от удовольствия запрокинул голову. Девушка усмехнулась.

– Ты его избалуешь, – прозвучал негромкий голос Келля.

Фиона подняла взгляд на охотника. Он до сих пор так и не шелохнулся, но теперь в упор смотрел на нее, и в его светлых глазах горел сумрачно-насмешливый огонек. Следопыт, как она уже успела убедиться, был немногословен, однако неизменно ухитрялся донести до собеседника свою точку зрения.

– Кромсай заслужил, чтобы его немножко побаловали, – тихонько засмеялась она. – Он сражается бок о бок с нами. Когда-нибудь он вволю глотнет крови порождений тьмы, и тогда его жизнь оборвется.

Говоря это, она продолжала почесывать пса, и тот лениво перекатился на спину. Задрав вверх могучие лапы, он издал умильный сонный стон. Фиона принялась чесать его брюхо.

– Кромсай такой же Серый Страж, как и все мы.

Эти слова поразили Фиону.

– Ты хочешь сказать, что он…

Келль кивнул:

– Я не думаю, что его убьет оскверненная кровь.

Носком кожаного сапога он ласково потыкал пса между ребер. Кромсай открыл глаза и, повернув голову, с обожанием уставился на хозяина. Странно было, что такой могучий зверь породы, столь недвусмысленно созданной для боя, способен бросать на кого-то такие нежные взгляды.

– Как и всех нас. Участь всех Серых Стражей – погибнуть в битве с порождениями тьмы, не так ли?

– Не всех, – пробормотал Келль, кивком указав туда, где белела непокрытая голова Женевьевы. – Мора не случалось уже несколько столетий. Многие из нас живут так долго, что успевают состариться, как бы ни противились этой участи.

– И что бывает тогда? Мы внемлем Призыву?

Келль глянул на нее, изогнув бровь:

– А ты бы не вняла?

Фиона не знала, что на это ответить. Она совсем недавно стала Серым Стражем, и то, что ей доведется, быть может, прожить так долго, что скверна в крови вынудит ее делать подобный выбор, сейчас казалось невероятным. И все же если это произойдет, если устойчивость к скверне когда-нибудь ослабнет… При одной мысли об этом Фиону бросало в дрожь. Она видела, что происходит с теми, кто заразился скверной порождений тьмы. И внутренне содрогалась, сознавая, что эта же мерзость течет вместе с кровью по ее жилам.

И все же пенять на это у нее не хватало духу. Она рада была, что стала Серым Стражем. Рада куда больше, чем многие другие.

Фиона похлопала Кромсая по брюху, давая понять, что ласки закончились. Пес удовлетворенно вздохнул и перекатился на живот. И большими карими глазами уставился на Келля, безмолвно выклянчивая подачку. В ответ охотник сунул руку в кошель на поясе и извлек полоску вяленого мяса. Громадный зверь немедля вскочил, при этом он едва не сбил с ног Фиону.

– Прошу прощения, – извинился Келль и бросил мясо псу.

Тот на лету цапнул лакомство, не дав ему даже коснуться пола. Можно было не сомневаться, что Кромсай способен сожрать этот ломтик в считаные секунды, однако, повинуясь велению собачьей гордости, он потрусил прочь, дабы насладиться трапезой вдали от посторонних взглядов.

Фиона улыбнулась и стряхнула с ладоней пыль и комочки грязи. Она сомневалась, стоит ли заводить разговор с Келлем, но все же повернулась к охотнику – тот выжидающе смотрел на девушку.

– Что ты думаешь о том, что с нами идет король? – спросила Фиона.

– Думаю, что тебе следует говорить об этом не со мной, а с Женевьевой.

– Тебе не кажется, что, если с королем Ферелдена под нашей опекой что-нибудь случится, несладко придется всем Серым Стражам?

– Ты уверена, что тебя не устраивает именно это?

Фиона насупилась. Келль глядел без тени насмешки, и наконец она вздохнула и, обернувшись, глянула в сторону командора:

– Даже если бы и так, ей на это было бы глубоко наплевать.

Горечь, прозвучавшая в голосе Фионы, была куда слабее горечи, разъедавшей ее душу.

Если Женевьева и расслышала ее слова, то не подала виду. Она так и стояла, упорно и целеустремленно глядя на вход в пещеру. Впрочем, не услышать Фиону ей было бы нелегко. Вопреки доводам рассудка эльфийке отчаянно хотелось хоть разок пробить стену железного спокойствия этой женщины. Затаенное бешенство, которое она видела в глубине этих глаз, приводило ее в ужас, но уж лучше бы выдержать приступ этого бешенства, чем ожидать, когда оно вырвется наружу. Когда-нибудь командор не выдержит, и весь гнев, который она накопила под маской холодной уверенности, ударит раскаленным фонтаном… и уж тогда поплатятся они все.

– Она всех нас погубит, – проговорила Фиона вслух, вполголоса, но достаточно громко, чтобы Женевьева сумела ее расслышать. – И короля тоже. Вот погоди – сам увидишь.

Говоря это, она не сводила пристального взгляда с командора, но та даже бровью не повела.

Ухмылка Келля яснее слов сказала Фионе, что` он думает о ее храбрых речах, однако высказывать свое мнение вслух не стал. Вернулся Кромсай, принюхиваясь в надежде на чудесное явление еще одного ломтика мяса – и тогда Келль кивком указал Фионе на вход в пещеру. Эльфийка сама уже расслышала мерные всплески весел, которые становились все громче. Похоже, его величество наконец-то изволили прибыть.

– Какое счастье! – почти беззвучно процедила она.

Женевьева ожила и, обернувшись, одарила их стальным взглядом:

– Келль, сообщи Первому Чародею, что мы скоро будем. Я не намерена задерживаться здесь дольше, чем это будет необходимо.

Охотник бесшумно исчез в проеме винтовой лестницы, волкодав, мягко ступая, двинулся за ним. Взгляды Женевьевы и Фионы скрестились – всего лишь на долю секунды, но и этого эльфийке хватило с лихвой, чтобы содрогнуться от ужаса при виде того, что она прочла в глазах командора. Неужели она только что сравнивала эту женщину с вулканом? Нет, скорее уж айсберг, окутанный стылым туманом, неотвратимо скользящий по водной глади в поисках беззащитного судна, которое он сокрушит своим гигантским весом.