– А хрен тебя знает. Может, ты только и делаешь, что врешь!
– Вы глубоко заблуждаетесь! Открытость и искренность…
Понятно. Я пошел спасать Чарли. А то Айрин нервная, Эл раздражает своей благостью, так я лучше вернусь к разбору полетов и постараюсь урвать кусочек хранительской шкуры на новые сапоги.
Найти Барнета оказалось несложно: путь он проторил своим неудержимым кубарем, что твой «Челленджер» при жесткой посадке. Я нашел его застрявшим в близком подобии ежевичника, надсадно пыхтящим и старающимся зачем-то вытащить пистолет. Впрочем, убедившись, что шелестит за ним по спуску не неотвратимая гибель, а совершенно милый и безобидный друг детства, оставил эту затею.
– Это самая идиотская история, в которой я оказался, Мейсон, – поделился сержант со мной печально. – Ну может, та история с конкурсом талантов тоже не блистала разумностью, но согласись, я действительно пропукал первые четыре такта «I came from Alabama»[6].
– Я бы поставил в ряд дурацких и саму идею с полицейской академией.
– А чего? Работа как работа.
– С твоей склонностью к дурацким историям лучше бы держаться подальше от всяких работ, где за честный рассказ про эти самые истории дадут под зад с волчьим билетом.
– С моей?! – От возмущения Чарли даже решил за меня сложную техническую задачу «как, блин, его выпутывать», мячиком выпрыгнув из куста. – С моей склонностью?! Мейсон, да со мной отродясь не случалось ничего экс… пер… тра… как это слово, когда случается такое, которому случаться ну никак не положено?
– Экстраординарное?
– Точно. Вот ничего подобного со мной никогда не случается, когда ты там, где-то в отдалении, за горизонтом. Но стоит к тебе подойти на три шага, как начинает происходить полная хренотень!
– Ты еще скажи, что это я тебя на конкурс пердунов записал.
– А разве нет?
– Нет. То есть на конкурс-то талантов я тебя подпихнул, в надежде, что ты на гобое сыграешь, а пукать песню – я бы такого и в кошмарном сне не придумал. И радуйся, что рано сбился и только освистали, – будь я меломаном, за осквернение хита убил бы.
– Ты меня не сбивай! – Чарли огляделся и решительно указал рукой… куда-то. Точнее в этом тумане не определишь. – Что это за чертовщина такая? Можно ли вообще представить, чтобы нормальный человек в такое влип?
– Это зависит от критериев нормальности, мистер Чарльз, – откликнулся туман гулким басом Эла, истекающим откуда-то сверху. – Должен заметить, что от самого появления жизни в вашем мире и до сего момента, а полагаю – что и впредь, в такое… а в какое, собственно, такое?.. постоянно влипают люди, которых, пожалуй, я бы рискнул назвать нормальными. Фатальные отклонения, выводящие человека из категории нормальных, вовсе не нужны, чтобы проникнуть в Отстойник. Просто, разумеется, гораздо больше шансов докопаться до существования Отстойника у мятущихся и беспокойных умов, нежели у тех, кто ограничивает свой кругозор рутинной работой и поверхностным хобби… кстати сказать, и выбраться из него своими силами – тоже хороший челлендж.
Занятно. Этот гаденыш говорит словами, которыми я думаю! Я-то на выходе всегда конвертирую эти безупречные лингвистические ряды в просторечивое словоблудие, доступное пониманию самого запущенного академика.
Чарли явно хотел ответить Элу язвительно, резко и в тех же выражениях, но ни одного выражения не придумал и уставился на меня, как случившегося рядом, зверем. А я чего? Я всегда знал, что если как следует метаться, то непременно откроешь для себя что-нибудь новое. А то и хорошо забытое старое.
– Эл, а зачем вам наши птеранодоны?
– Ваши? Птеранодоны исконно наши. У вас там не живут… Солнечная радиация их очень быстро убивает, как большинство крупных рептилий, – им приходится расплачиваться за свои достоинства сильной уязвимостью к ряду воздействий.
– Так чего, динозавровой эпохи у нас не было? – догадался Мик.
– Как сказать… пожалуй, нет. Это всегда были именно наши динозавры. К вам они попадали по каким-то особым случаям – точно не знаю по каким, это было задолго до меня.
– Эл, да этот ваш Отстойник – просто сборище ответов на наши загадки мироздания!
– Ну разумеется, не на все, но ведь это же очевидно: никакая загадка не возникает на ровном месте. Множество того, что вы считаете загадками, всего лишь след Отстойника в ткани вашего мира или разуме его обитателей.
– А что мешает эти тайны нам выдавать? Потихоньку, чтоб у нас мозги не пухли?
– Они потихоньку и выдаются. Но многие ответы будут преждевременными, другие – просто лишними, а на иные вопросы не следует вовсе искать ответов. Было время, когда наши, – Эл замялся, подбирая термин, – духовные лидеры пытались наладить прямое общение с мирами, в том числе с вашим… получилось скверно. В вашем мире, по-моему, зона контакта называлась Атлантидой. Чтобы при ликвидации скрыть ее следы, пришлось даже схлопнуть пространство – вы, наверное, слышали, шумная была история.
Заткнуть его кляпом, что ли? Неконтролируемое извержение информации очень опасно – или жить прискучит, или башка лопнет.
Чарли мрачно засопел (не удивлюсь, если про Атлантиду он слышит впервые и ни слова не понял из последней тирады), пихнул меня и полез на склон в ту сторону, откуда звучали голоса. Под туфлей его что-то маленькое звякнуло и отфутболилось в мою сторону, я машинально наподдал ногой навстречу – отлетело и от моей ноги в кусты.
Стоп. Как-то очень знакомо отлетело. Не по-доброму знакомо… Я машинально дернулся за штукой, присел и пошарил около веток. Ну да, точно…
Гильза. Двести двадцать третий калибр. До боли знакомая латунь, маркировка на донце «Ремингтон, Коннектикут»… Холодная, запах сгоревшего пороха почти выветрился, но чувствуется пальцами, что лежит она тут никакие не месяцы, а хорошо, если пару дней – не позеленела, не успела даже грязью зарасти.
– Эл, ваши Хранители все, как ты, пользуются нашим оружием?
– Нет, разумеется. Здесь у нас методы другие.
– Тогда у нас тревога.
Судя по тому, как ойкнула Айрин, Эл меня отлично понял и перешел из транспортной формы в боевую за считаное мгновение.
– Мистер Микки, мистер Чарльз, прошу вас внимательно присмотреть за мисс Ким. – Вот опять голос зазвенел, словно через него пустили электрический ток, достаточный для подпитки двух кварталов Манхэттена.
– Ух ты! – завороженно выдохнул следом Чарли. – Фон, ты видел?!
– Ну исчез. – В голосе Мика отчетливо прорезалась уязвленность. – Мало ли. Мейсон, что ты там нашел? Ядерную бомбу? Фантик от жувачки? Журнал с сиськами?
Ну да, его-то меньшим не пронять. Тупая беспечность существенно облегчает восприятие суровой действительности, а случись что – конечно же прикроет Мейсон. Я поволокся по проложенному Барнетом маршруту и повстречался носом с дулом сержантского пистолета уже через двадцать футов.
– И как это понимать?
– Не видно ни черта, – пояснил Чарли, неохотно отведя пушку. – А этот волосатый сказал присмотреть. И тревога у нас… А чего тревога-то?
Гильзу я вручил ему, как самому любознательному, а сам лишний раз обследовал свое ружье. Конечно, туман сильно затрудняет дистанционное обнаружение и полезность дробовика, на короткой дистанции исключительно мощного, возрастает в сравнении с чистым полем, но ох как не хочется сводить-мериться им с неведомым кем-то, вооруженным современным штурмовым оружием… Да еще и умеющим проходить через эти варды, которые хоть кого расплющат. Умом-то понимаю, что местные безо всякого оружия доставят хлопот куда больше, нежели кто-бы-ни-случился с автоматом, но опыт безжалостно подсказывает, что даже если все местные неприятности возьмет на себя Эл, то парень с самой скорострельной артиллерией всегда достается именно Мейсону.
– Ну гильза, – разочарованно протянул Чарли. – Винтовочная вроде. Подумаешь, постреляли… А тревога-то чего? Мы б слышали, если бы это только что.
– Куда Эл ушел? – Не очень хорошая идея, если честно, – тащиться за ним невесть куда, но раз уж пошел адреналин, надо шевелиться, а то и поплохеть может. Хорошо фону – ему все нипочем, подверженность стрессам в комплект его странностей добавить забыли.
