– Я это как-нибудь устрою, – пообещала Фрэнси и положила трубку.

Поразмыслив минуту, она позвонила Юханссону.

Поскольку это было утро среды, Фрэнси лежала, вытянувшись на диване в кабинете доктора Лундина, и изливала ему душу У него была хорошая репутация и психиатра, и психотерапевта, а поскольку Фрэнси хотелось и таблетки получить, и поговорить, и обрести какую-то замену отцу, доктор Лундин подходил идеально. На вид ему было лет шестьдесят, и выглядел он неимоверно надежным, добрым и понимающим. Спокойно откинувшись на спинку кресла рядом с диваном, доктор спросил, как поживают ее страхи.

– Да так себе, – ответила Фрэнси. – Как только перестаю работать и пытаюсь расслабиться и побыть с семьей, то сразу либо страхи находят, либо вспышки ярости. Обычно без определенной причины, во всяком случае, я ее определить не могу. Не знаю, что делать. Такое ощущение, что в башке целое море каких-то разбросанных бумажек, и сколько я ни пытаюсь привести их в порядок, их становится все больше и больше. К тому же они мне снятся, вижу будто бы пробираюсь сквозь лес намеченных дел.

– Типичный сон для человека, испытывающего стресс, – заключил доктор Лундин. – Вы слишком много работаете, а когда отдыхаете, впускаете внутрь чувства, которые пытались отключить. Вот откуда эти приступы.

– Так что же, мне надо все время работать?!

– Хотите, чтобы ваша жизнь была именно такой?

– Нет, но и по-другому не получается! Как только случается малейшая неприятность с Пером или с детьми, я срываюсь.

– А почему так происходит, как вы думаете?

– Что именно?

– Почему вы не справляетесь с семьей?

– Да нет, справляюсь, конечно, просто…

– Вы сами делаете все для того, чтобы снова попадать в этот тупик. Нужно немного успокоиться. Не хотите взять отпуск по уходу за детьми?

Фрэнси чуть не расхохоталась. Ну, конечно, доктор же не знает, чем она занимается, думает, что она – бизнесменша с большими амбициями и перетрудилась в собственной аудиторской фирме.

– Представьте, какой покажется вам ваша сегодняшняя жизнь лет через двадцать, – предложил доктор Лундин.

Вопрос оказался настолько неприятным, что Фрэнси широко открыла глаза и резко села. В глубине души она увидела вымотавшуюся и разочарованную женщину, одиноко живущую в гулкой тишине огромного особняка, которую лишь изредка навещают дети. И в глазах обоих обвинение в том, что она их бросила.

Чужие. Неужели собственные дети будут ей чужими?! Адриан уже начал отдаляться.

А Пер? К тому моменту и он уйдет. И она бы его не осудила.

– Так вы полагаете, что муж от вас уйдет? – спросил психотерапевт.

– Да, – ответила Фрэнси. – Я живу такой запутанной жизнью, что ни один мужик не выдержит.

– А может, вы сами ее усложняете? Сама выдумываете все эти кризисы и драмы?

– Возможно, но…

– Предотвратите ущерб, прежде чем он станет непоправимым. Найдите время для семьи. Почему именно вы должны работать почти круглосуточно? Побалуйте себя – зачтется.

Фрэнси уставилась на свои полные бедра. Нужно с сегодняшнего дня заняться северной ходьбой с лыжными палками. И семьей. Ей следует хотя бы попытаться изменить трагическую картину будущего. Доктор Лундин совершенно прав: почему она должна работать круглые сутки? Хватит и восьми часов. Ну, или десяти. Максимум двенадцати. В остальное время можно быть просто на связи по экстренным случаям.

Может, получится.

– Подумайте, не сменить ли вам вообще работу, чтобы были нормированный рабочий день, коллеги и постоянная зарплата, – предложил доктор. – Люди, которых мучают страхи и тревоги, обычно чувствуют себя лучше, когда живут по заведенному распорядку.

– Надо подумать, – сказала Фрэнси, которой не хотелось, чтобы психотерапевт вникал в обстоятельства ее трудовой жизни.

Наступило молчание, они сидели и слушали тиканье настенных часов. Иногда это ее успокаивало, иногда хотелось выпустить по часам автоматную очередь.

Другая работа… Пойти в службу занятости и предъявить свое резюме. Спросить, нет ли у них чего-нибудь подходящего.

Хотя когда-то она мечтала совсем о другой, вовсе не гангстерской карьере.

Думала стать пастором в какой-нибудь забытой богом деревне, с малочисленной, но верной паствой. Ведь в детстве она истово верила, в чем ее очень поощряла мама Грейс, которая, когда Фрэнси исполнилось девять, убедила девочку, что поступать так, как папа Юсеф, неправильно.

– Но ведь врагов надо убивать, – возражала Фрэнси. – Я же должна помочь папе защищать нашу семью…

– Мы не пропадем, даже если не будем стрелять в людей, – ответила на это Грейс.

И Фрэнси растерялась. Хотелось угодить и папе Юсефу, и маме Грейс. В итоге она пошла к папе и спросила его о том, что сказала мама.

Тогда Юсеф наговорил ей с три короба. Сказал, что тот Бог, в которого верит Фрэнси, не очень-то одобряет его дела, но все это потому, что Бог живет на небе, где все время тишь да гладь, а не на земле, где повсюду непрерывно идут войны, большие и маленькие.

И Фрэнси не суждено было стать такой же мечтательницей, как Бог.

Она была слишком умна, чтобы стать пастором и лгать прихожанам, когда обнаружила, что не все беды и зло к лучшему.

Она была дочерью своего отца.

«Чувствуешь, какие мы родные?» – спросил как-то Юсеф и прижал голову девочки к груди так, что та услышала, как бьется его сердце. После этого Фрэнси окончательно решила пойти по стопам отца, и матери пришлось в одиночестве ходить в церковь по воскресеньям. С тех пор Фрэнси и Юсеф не разлучались. Она поступила к нему «в школу» и освоила все, чему он мог ее научить. Делая уроки, девочка сидела за маленьким письменным столом в кабинете отца и могла видеть, что он делает, впитывая, как губка, гангстерскую науку.

Малышка Фрэнси узнала, как правильно воткнуть ручку кому-нибудь в сонную артерию. Тренироваться пришлось на трупе, который чудесным образом оказался в наличии у папы Юсефа.

Малышка Фрэнси научилась стрелять и из огнестрельного оружия, и из старого доброго лука.

Малышка Фрэнси освоила несколько разных единоборств, причем как практику, так и философию, лежащую в их основе.

Малышка Фрэнси знала, что никому за пределами семьи об учебе во второй школе рассказывать нельзя.

Малышка Фрэнси и в первой школе была образцовой ученицей, тихой, прилежной и способной. Довольно одинокой, но она сама так захотела. Хотя нет, она не хотела, но и рисковать, что случайно проболтается обо всем лучшей подруге, она не могла.

– О чем вы задумались, Фрэнси? – спросил врач.

Она тут же забыла, о чем. Так часто случалось, когда ей задавали этот вопрос.

Не сразу, но она вспомнила, о чем думала:

– О детстве.

– Ну, и?.. – не сдавался психотерапевт.

– О, я…

И Фрэнси зарыдала. Откуда этот плач? Грудь сдавило. Черт, опять началось!

Затем все произошло очень быстро. Руки и ноги пронзила ноющая боль, она почувствовала сильную усталость и тяжесть во всем теле, такую, что не давала пошевелиться.

При этом напряжение стало таким, словно ты ходячая противопехотная мина.

Чертов страх. После работы он был вторым доминирующим фактором в ее жизни, занимал в ней больше места, чем Пер и дети, потому что, когда приходил он, сил на семью уже не оставалось. С делами она еще справлялась, хотя и через пень-колоду.

– Дайте мне… – прошипела она. – Дайте же…

Доктор Лундин, который уже перестал волноваться, что у Фрэнси выработается медикаментозная зависимость, потому что она и так уже была зависимой, принес таблетку собрила из шкафчика с лекарствами. Фрэнси ее проглотила, и настроение сразу же улучшилось. Затем пришел покой. Временный, но все же.

Фрэнси молча лежала и ждала.