— Забавная у тебя рана… — наконец, прокашлялась я, всеми силами удерживая на лице бесстрастное выражение. — Пожалуй, без «эликсира» действительно не обойтись. Тебе больше ничего не отрезали?

Он враждебно зыркнул, враз оказавшись в унизительном положении подчиненного и полностью зависимого от моей воли, но от грубости все-таки удержался. Что ж, и на том спасибо. Мог бы обложить по матушке, однако сладил с эмоциями — угрюмо промолчал. Хотя, кажется, уже пожалел, что согласился на такого сомнительного «лекаря».

— Ладно, — я пожевала губами и потянулась к мешку. — Давай попробуем. Правда, щипать будет здорово, но, надеюсь, ты потерпишь.

Ничего экстраординарного в эльфийском «эликсире», конечно, не было — так, несколько редких травок, мазевая основа, немного минералов и крохотная толика серебра, истолченного в мельчайшую пыль. Серебро не зря так ценится — оно работает не только против всякой нежити, но и превосходно справляется с любой другой заразой. Даже с той, которую не видно обычным взглядом. Мастер Ларэ всегда имел при себе серебряную ложку и неизменно повторял, уплетая приготовленную мной еду, что эта ложка сумеет уберечь его от всего недоброго. Даже от злого колдовства и нехороших последствий моей неумелой стряпни.

Я осторожно развернула тщательно сложенные тряпицы, достала небольшую баночку с безумно дорогой мазью, щедро зачерпнула прозрачную субстанцию и принялась бережно втирать вокруг вздувшихся краев безобразной раны, стараясь не затолкать внутрь. Не то, что это принесет какой-то вред, но мастер Ларэ всегда повторял, что для таких снадобий не нужна открытая рана, они работают исключительно через неповрежденную кожу, так что лишнее усердие только доставит болящему ненужные страдания.

«Эликсир» почти не имеет запаха, он бесцветен и, что характерно, слегка мерцает в лунным свете мягкими серебристыми искорками. Кстати, по этим признакам его очень легко отличить от любой подделки, коих на рынках водилось великое множество. Но узнать его все-таки можно. Если, конечно, знаешь об этих его свойствах. Я, разумеется, знала, а потому сразу проверила и сейчас была полностью уверена — МОЙ «эликсир» точно настоящий. И это значит, что у Леха уже должны появиться первые признаки несомненного исцеления. Точнее, дичайшее жжение в поврежденном бедре и прилегающих к нему тканях. Причем, чем чувствительнее и нежнее кожа, тем больнее будет жечься.

Я опасливо покосилась на странно закаменевшее лицо воина и мысленно посочувствовала — на себе испытала недавно, до чего это погано. Да-да, именно благодаря «эликсиру» на моих плечах так быстро зажили следы от чужих когтей, и никакого чуда тут нет. Но я, в отличие от него, тихо выла в землю и чуть не каталась по траве, не скрывая слез. А он…

Лех судорожно вздохнул, плотно прикрыл веки, старательно дыша через нос и незаметно стискивая зубы. Его лицо побледнело, напряглось, на висках выступили крохотные капельки пота. Сильные пальцы с такой мощью сжали рукоять меча, что под кожей проступили вздувшиеся вены, а костяшки жутковато побелели. Он вжался затылком в тележное колесо, тяжело задышал, напрягся всем телом…

Я поспешно наклонилась и принялась дуть на несчастную ногу, чтобы хоть как-то облегчить ему жизнь. Ох, до чего же неудачно его располосовал чужой меч! Чуть не задел самое дорогое! А поскольку я щедро намазала все, до чего мне позволили дотянуться… нет, ТУДА не позволили, конечно, да я бы и сама не сунулась… но, боюсь, он все равно должен себя чувствовать сейчас, как грешник на раскаленной сковородке.

— Фьють! — вдруг восхищенно присвистнул кто-то со спины. — Лех, да ты, оказывается, хорошо устроился!

Я вздрогнула и машинально отпрянула в сторону, запоздало сообразив, что стою тут не в самой благопристойной позе над изрядно раздетым мужчиной. А потом услышала многозначительные смешки вернувшихся караванщиков и чуть не сплюнула со злости. Шутники, что б их! Весело им, видите ли! Нашли повод!

— О-о-о, — протянул кто-то еще. — Лех, да ты в самом деле молодец! И суток не прошло, как уже с новой подругой!

— Я-то думал, при смерти лежит! Последние минуты считает, а тут — от оно как… оказывается, есть еще силенки, раз сумел так быстро… ого-го-го, каков мужик!!

— Заткнись, Янек, — зло процедил Лех, открывая глаза и прожигая бешеным взглядом смешливого возницу. — Заткнись, богом прошу, пока я не встал и не вырвал твой длинный язык.

Янек — молодой парень с хитрым лицом проказливого пацана только усмехнулся шире.

— Боюсь, ты немного… гм, занят для того, чтобы исполнить свою угрозу.

— Зато не занята я! — прошипела я, стремительно разворачиваясь и коротким движением подсекая опрометчиво приблизившегося болтуна под колени. Незадачливый парень успел только охнуть, а потом со всего размаху рухнул навзничь и крепко приложился темечком. Но, пока он ошарашено моргал и прокашливался, пока остальные только-только разевали рты, хищной змеей метнулась к нему, а затем, нехорошо улыбнувшись, взяла стервеца за глотку.

— Ну? Так что ты хотел сказать? Кто тут не способен выполнить свою угрозу?

Янек сдавленно захрипел, вцепившись пальцами в мою руку, но куда там — я даже не почувствовала его жалких попыток! Только улыбнулась совсем уж зловеще, дабы придурок проникся получше, и, наклонившись к самому лицу, тихо сказала:

— Еще один намек в таком тоне, удавлю. Понял?

Он опасно побагровел и пискнул что-то невнятное. Его руки продолжали бессильно царапать мои кисти, воздуха в груди оставалось все меньше и меньше, в глазах, наконец, проступил запоздалый страх. И только тогда я позволила ему вздохнуть. Янек хрипло закашлялся, судорожно хватая ртом свежий воздух и постепенно возвращая нормальный цвет лица.

— Ты меня понял? — раздельно повторила я, дождавшись, пока он начнет снова соображать.

— Д-да…

— Отлично. А теперь пошел вон отсюда, пока я не передумала.

Проводив торопливо отползающего парня сузившимися от гнева глазами, я холодно оглядела столпившихся караванщиков, убедилась, что меня ВСЕ поняли правильно, и спокойно вернулась к зло шипящему Леху, успевшему прикрыть первозданную наготу полой длинного плаща. Не знаю, что уж он увидел в моем лице, но протестовать, когда я сдернула ткань и снова взялась за ногу, почему-то не стал. Терпеливо подождал, пока я закончу с «эликсиром», мужественно вытерпел тугое бинтование, но вздохнул с непередаваемым облегчением, когда я отерла перепачканные ладони и, наконец, отошла.

— Спасибо, Трис.

— Не за что. Вечером придется повторить.

Лех беззвучно выругался, торопливо закутываясь в тряпки, но я уже не смотрела. Вернее, смотрела не на него, слишком медленно осознавая причину, по которой мне безнаказанно позволили придушить неразумного сопляка и спокойно закончить с чужой раной: между мной и опасливо попятившимися людьми, сжав челюсти и раздраженно помахивая длинным хвостом, стоял вздыбивший шерсть черный тигр.

Я несколько секунд в упор изучала его сузившиеся глаза, в которых почти не было заметно золотистых крапинок. Отстраненно отметила, что он снова здорово сердится. Так же бесстрастно кивнула своим мыслям, не слишком вникая в причины, а потом совершенно спокойно отвернулась и отправилась прочь. Отмываться.

В промокшей за ночь повозке было промозгло и сыро, словно в подвале нерадивого крестьянина. Низкий полог неприятно хлопал от поднявшегося ветра, с потолка частенько подкапывало. Большие колеса отчаянно скрипели на все лады и то и дело норовили завязнуть во вчерашней грязи. Когда такое случалось, я молча вылезала наружу, помогала толкать повозку наравне со всеми, старательно не замечала выразительных взглядов со стороны, а потом снова забиралась внутрь, напряженно гадая, решат ли меня вежливо попросить покинуть гостеприимный караван или просто некрасиво укажут на дверь.

Люди молчали. Но так красноречиво, что было бы лучше, если бы меня просто грубо вытолкали прочь.

Оставалось только ругать свою несдержанность и терпеливо ждать, чем это все закончится. Стыдно признаться, но, кажется, я действительно отвыкла от компании. Действительно разучилась жить рядом с кем-то еще, кроме верного Рума и моей вечной тяги к неизведанному. А может, просто никогда не умела этого делать? Скорее всего, так и есть. Наверное, не надо было пугать до икотки этого молодого дурака? Не надо было откидывать челку и демонстративно сверкать глазищами по сущим пустякам? Особенно тогда, когда они стали такими яркими и подчас пугают меня саму. Что уж говорить о неподготовленных зрителях — Янек, вон, от меня до сих пор шарахается и принимается хвататься за обереги. Еще бы. Я бы и сама схватилась, если бы вдруг оказалась на его месте! Не зря же так упорно не смотрю в зеркала и на текущую воду! Не знаю, конечно, что именно им там привиделось, но полагаю, ничего хорошего. Один только Ширра не испугался моего вида; причем, не только не испугался, а еще и разозлился. Да так крепко, что с самого утра аж носа не кажет из леса.