Говорю, что мне надо на полчаса к девочке одной срочно зайти. А сама, осторожно вернулась, на цыпочках и просто крадусь. Подошла к двери, но не слышу ничего. Тишина!
Только решила дверь открыть, как она сама, раз и раскрывается и прямо на меня, из комнаты стремительно вылетает наша учительница. Красная вся и немного растрепанная. Глянула на меня, каким-то полу умным, встревоженным взглядом и, не говоря мне ничего, к двери, почти бегом. Дверь толкнула и вылетела, из квартиры, громко хлопнув. А я сама, не знаю как, прыг и скрываюсь от матери за открытой из комнаты дверью.
– Шурочка, Сашенька! – Зовет ее мать. – Ну, прости! Ведь я не хотела! Не уходи!
А Шура уже хлопнула дверью и слышу, как застучала каблучками по лестнице, а потом тишина. Слышу, как мать, почти бегом на кухню проскочила мимо меня и возится, гремит, открывая окно. Ну, все, мне пора и я появляюсь, когда мать решается окрикнуть ее.
– А в чем, собственно дело? Что произошло? Меня Александра Ивановна чуть с ног не сбила!
Мать, отвечает, взволнованно и виновато пряча встревоженные глаза.
– Да ты знаешь, а у нее что-то такое случилось дома, и ей позвонили.
Какого такого дома? Ведь у нее не только телефона, но и собственной квартиры еще не было. Она жила в пригородном, дачном поселке и об этом мне сама рассказывала. Вот, как мать врать умела! А, я-то думала, что я такая одна, вруша расту. Оказывается, я вся в мамочку свою пошла!
Глава 8. Бомжи
На другой день мать мне звонит с работы и говорит, что бы я разыскала нашу англичанку, так как она на работу свою не пришла, и ее уроки пришлось кому-то подменить и они все в догадках, может, что с ней случилось? И потом спросила, знаю ли я где ее искать? Я вспомнила, как она рассказывала, если что, как найти ее и где, а потом, я, ведь хотела с ней пообщаться наедине и без матери. Но одной идти в поселок, по дачам я не решилась и, дождавшись Катьку, пошла вместе с ней. Мать сказала, что бы я еще с собой пакет с лекарствами забрала, может ей что-то потребуется. Так и шли мы с Катькой, весело болтали, а я все пакетом с лекарствами размахивала. Потому не заметила, как пакет зацепился за куст, а я его дернула, и все упаковки каких-то там лекарств вылетели на траву. Засмеялась и стала их собирать, а Катька помогала. Потом говорит мне.
– Что это?
Смотрю, да это упаковка презервативов.
– Это такие лекарства ей, твоей училке? Это, что? Мать ей передала?
Мне неудобно, я ведь и не знала, что она вместе с лекарствами хранит презервативы для этих, своих мужиков.
– Нет. Это мать забыла, наверное. Покупала лекарства и их купила, а потом вместе сложила, в один пакет. А что? Это преступление, по-твоему, если женщина бережется, и презервативы своим мужчинам покупает?
– Да, нет. Просто странно все. Мать твоя тебе ничего, а им даже презервативы покупает.
– А ты, что хотела, что бы она и мне их покупала? Она же не знает еще, что мне они не нужны вовсе, что мне до них нет никакого дела.
– Почему это? Что ты хочешь этим сказать, что ты вообще с ними и никогда не будешь даже дело иметь? Что? И трахаться даже с ними не будешь?
– Нет! Я так решила. Мне даже подумать об этом и то неприятно, а так, чтобы в меня какой-то член влез. Брр. Только не это!
– А я так не думаю.
– Ну вот! Кто бы говорил, сама мне все время говорила, а ну их на хер, этих мужиков. Что, получается, ты все врала мне? Так, где же, правда?
– Нет, не врала. Просто я не о том, говорю, что я с ними не буду, а о том, что ты с ними все равно трахаться станешь.
– А вот и не буду! Никогда не буду, поняла!
– Будешь, будешь! Не зарекайся! Ты знаешь, у них какие, вот! – И она, для наглядности, согнула руку в локте и мне показывает.
– Дура ты, Катька! Где ты такие видела? Ты же вообще еще никакие не видела. Что ты мне головой трясешь. Что, не правда?
Катька остановилась даже. Смотрит на меня и уже хочет мне что-то придумать в ответ и сказать. А я успеваю за нее ответить.
– Только мне не надо сказки рассказывать, что ты уже с ними и так и эдак, и что у тебя уже был кто-то и ты с ними трахалась. Что? Опять врешь! Ну, что я говорила!
– А вот и не вру. Ты же мне даже сказать ничего не даешь. Заладила все одно и то же, не было и не было. А вот и нет! Было! Поняла!
– Ой, не могу! Держите меня. Сейчас интервью будем брать у самой матерой и прожженной …
– Только скажи! Только обзови меня так!
– А, что? Что ты так испугалась? Подумаешь, проституткой ее назовут? Ну и что! Меня мать все время, как пьяная так я у нее проститутка и все такое.
– Во, во. Она тебя, ты меня. Очень хорошо! Но если хочешь знать, то я не врала. Я уже была с ними. Так, что утри носик, сопельки свои подотри, тоже мне, проститутка малая!
– Что? Что ты сказала? – И я начинаю на нее наступать.
А она меня опять начинает обзывать. Я на нее замахнулась и хотела ударить, но пакет мой опять сам по себе раскрылся и все его содержание вылетело.
И пока я собираю снова в пакет все эти упаковки, обертки, она тоже присела рядом и опять потянулась за той же самой злополучной упаковкой. Схватила и протянула мне перед самым носом.
– Дай сюда! Слышишь! Отдай, не твое! Это мое!
– Чего ты? Оно же тебе не надо! Что? Так надо, все же! А ты, я не буду и никогда!
Я ее с силой толкнула, и она, как сидела на корточках, так и свалилась на бок. Упаковку эту злосчастную я подхватила и в карман себе положила. А Катька вскочила и в сердцах мне.
– Ты? Ты, дура безмозглая. Смотри, как я из-за тебя испачкалась! Всю курточку и платье вымазала. Я к ней, а она обиделась и, отталкивая меня. – Все! Пошла ты! – И быстро пошла назад, прочь.
Я тоже с обидой и вслед ей.
– А сама ты дура, Катька! Между прочим, если ты хочешь, я и сама пойду к ней, училке. Ты слышишь?
А Катька, видно не на шутку обиделась и пошла назад, не оборачиваясь и быстрым шагом.
– Катька! Катя! Ну, что ты? Ты, что, обиделась. Погоди! Слышишь! Вернись!
Катька скрылась за поворотом. Я осталась одна, и мне сразу же стало неуютно и тревожно. Ничего себе, думаю? Одна и черт знает где. На каком-то хуторе. Что мне теперь делать? Может за ней, следом, пока она не ушла?
И тут же припустила следом за ней. Страшно мне стало. От волнения я пропустила тот поворот, на котором мне было надо сворачивать за ней следом. И я спустя пять минут, пройдя сотни метров быстрым шагом, поняла, что я не туда иду. Развернулась и назад. Но опять, еще сильнее сбилась в этом хитром сплетении переулочков и тесных улочек, тропинок. Причем, что всего страшнее, так не обитаемых! Ни души вокруг. Одни маленькие и брошенные хозяевами садовые домики. Не сезон и к тому же быстро темнеет. Вот, чему я испугалась. Заметалась.
Выскочила на какую-то улочку и с ужасом услышала, а затем увидела, как на меня лают и бегут сразу же несколько собак. Я попятилась, оступилась и завалилась куда-то, за ветхий заборчик, попала внутрь брошенного участка и метнулась к домику, потому что собаки, оглушая меня громким лаем, уже лаяли перед самым носом, стараясь запрыгнуть и тяпнуть меня за ногу. Я рванула какую-то дверь, на мое счастье она поддалась и я, под громкие визг и непрерывный лай собак, повалилась наземь. Повалилась от того, что сразу же споткнулась на входе, потому, что, стараясь закрыть за собой плотно дверь, потянула ее слишком сильно, и ручка на двери оторвалась. Я обо что-то больно стукнулась спиной, попой, а потом головой, перекатилась и…
– Мама! – Только и успела крикнуть, потому что в следующее мгновение я с ужасом поняла, что полетела куда-то вниз, в какой-то подвал. Бахнулась не больно, но со страху даже не почувствовала никакой боли. Ощутила, что сижу на холодной и сырой земле, и в полной темноте. Сразу же вскочила и поняла, что я попала! Попала в западню. Сверху, довольно высоко плохо различался проем, в который я провалилась, а вокруг не было ничего. Только пустота, которую я обвела грязными руками, натыкаясь, все время на край земляной стены. Ничего себе. Вот я попала!
