Сдача документов в спецчасть прошла как в тумане. Вроде бы уже давно должен привыкнуть к самым разным встречам. Но не привыкается, блин! Даже встреча с Берией или самим Сталиным так не шарахнула мне по мозгам. Я не просто познакомился с Легендой, но и служить с ним буду, елки-палки. Не свихнуться бы, Андрей Алексеевич. Интересно, а насколько схожи его действия здесь с теми, о которых я читал? Сегодня же узнаю! Естественно, только то, что можно, но все-таки.

Вот с этой кашей, творящейся в голове, я и дошел до кабинета Мартынова. «Вот это я удачно зашел», – промелькнувшая мысль заставила усмехнуться. Судя по всему, они время зря не теряли: на столе початая бутылка коньяка, накурено так, что, несмотря на открытое окно, топор вешать можно, Александр Николаевич и Николай Иванович сидели раскрасневшиеся, расслабленные.

– Все сдал? – Мартынов был сама доброта. – Молодец, быстро. Давай, садись и, как младший по званию, разливай. Себе тоже! А то опять потом с Зильберманом своим о жадности начальства сплетни распускать будешь. Да шучу я, шучу, не пыхти! Да и с Яшей ты не скоро встретишься, в командировку только что уехал. Ну, товарищи, – встряхнувшись, словно только что проснувшийся от дождя дворовый пес, Мартынов поднял свой стакан. – Давайте за Победу!

Коньяк был хорошим, а вот закуска… Галеты, больше похожие на прессованный картон, который идет на прокладки в двигателе. Такие же мягкие и вкусные. С трудом сумев отгрызть краешек галеты, я столкнулся взглядами с Кузнецовым. Блин! А ему, оказывается, я интересен не менее, чем он мне, а может, и побольше! Такого интереса я не видел в глазах ни у кого из знавших о моем происхождении. Судя по всему, в моих глазах он увидел нечто похожее, потому что сначала усмехнулся, а потом широко разулыбался и кивнул мне как старому знакомому. Ну до чего же обаятельный тип! Вот улыбнулся он по-настоящему, и куда-то пропала вся ненашесть, которую я заметил в кабинете Лаврентия Павловича. Передо мной сидел молодой, красивый русский мужик, со слегка хмельной, широкой доброй улыбкой. А доброжелательность от него просто потоком изливалась. Почему-то он мне напомнил в этот момент Андрея Миронова. От которого обаяние даже через киноэкран на зрителей выплескивалось. М-да. Харизматичный мужик, Николай Иванович. Ничего не скажешь. С такими данными в моем мире он бы в политике ой-ой-ой как продвинуться бы смог. Если бы про совесть и честь забыл. Но Николай Иванович не из таких, к счастью!

– О чем задумался, Андрей? – традиционно именно Мартынов выдернул меня в реальный мир. – О службе, или…

– Или, Александр Николаевич. Увидел товарища полковника и…

– Давай на «ты»! – еще шире улыбнувшийся Николай протянул руку.

– Давай, – с какой-то внутренней дрожью я пожал руку Кузнецова.

– Вот и ладушки, – Мартынов сиял, будто сваха, хорошо выполнившая свою работу. Только к чему бы это?

– Ладно, мужики, хоть основная работа и утверждения планов еще впереди, может, есть какие-то мысли? – он вопросительно глянул на меня. А вот и есть, товарищ генерал!

– Есть, Александр Николаевич. Только не совсем по плану, скорее по нашим легендам. Николаю лучше всего изображать гражданина Германии, родившегося в России и уехавшего туда с родителями еще ребенком. А сейчас занимается бизнесом, связанным с поставками в Россию.

– Хм… А почему не просто твоего земляка? – Мартынов стал очень серьезным, как и Кузнецов, мгновенно превратившийся из расслабленного «обаяшки» в строгого офицера.

– Любой из наших людей будет слишком отличаться там. Манера поведения, разговора, знание языка… Не улыбайтесь, я серьезно! Это я за время жизни здесь научился говорить привычным вам образом, да и то иногда словечки пролетают. Сами же не раз говорили об этом, товарищ генерал. А там… Слишком много слов, которые понятны любому моему современнику, но которые будут китайской грамотой для наших сотрудников. Даже таких, как Николай. А используя предлагаемую мной личину, можно об этом особенно не беспокоиться, всегда можно сослаться на недостаточное знание языка. Этим же легко объяснить незнание каких-то деталей в местной жизни, да и при контакте с силовиками проще выкрутиться. Там перед иностранцами стелятся. Других сотрудников также за немцев выдать. А я что-то вроде местного гида-консультанта или партнера, с которым Николай дела ведет.

– Неплохо, неплохо… А чем я торгую? – Николай, с интересом слушая мое предложение, включился в разговор.

– Нужно толком обдумать, а навскидку мне приходят в голову либо строительные материалы компании «Кнауфф», или электрооборудование «Сименс». Но если второе, то тогда не бизнесмен, а представитель компании.

– Действительно, неплохая мысль, – Мартынов задумчиво начал выбивать пальцами по столу какой-то мотив. – Конечно, тут еще думать и думать, но идея мне нравится. Завтра же предложу именно этот вариант Лаврентию Павловичу. В любом случае, утвержденный вариант вы уже в Свердловске узнаете. Ладно, товарищи. Посидели. Поговорили, давайте двигайте домой, к Андрею. Вылет в пять утра, так что за вами в три заедут. Выспитесь, а ты, Андрей, Николая в полете не замарай, – и ехидно заржал – гад! – с особым удовольствием видя мое возмущение и непонимающий взгляд Кузнецова. Ну, товарищ генерал, я вам припомню! Не знаю как, но «мстя страшна будет»!

Блин, ну почему так?! Николай сопит в обе дырки и по фиг ему на болтанку, рев двигателей и что холодно в самолете. Другие тоже спят, один я, как дурак, с очередным мешком мучаюсь, «арию Рыголетто» изображаю. Ведь поначалу ничего такого со мной не было! А потом – как в самолет, так тошнота жуткая. Хотя… может, на меня так ранения повлияли? Но почему так и именно на меня? Мля-яаа. Как же хреново-то! Еще Кузнецов, оказавшийся преизрядной язвой, хотя и чудесный мужик. Как только я начал зеленеть при взлете, этот… паразит ехидненько так, еле сдерживая смех, поинтересовался, мол, надеюсь у тебя процесс хорошо натренирован, не замараешь нас? Злыдень, блин! Ему-то хорошо! Только самолет толком высоту набрал, меня подколол и спать завалился. А я мучаюсь теперь. С Николаем всю ночь протрепались, теперь и спать хочу, и тошнота достала. Ну почему нас нельзя поездом отправить? Доехали бы нормально, а не так. Господи! Да когда это закончится-то?! Ведь пустой желудок, даже сока никакого не осталось, а все равно выворачивает. Остается только думать, да ночной разговор вспоминать.

Вчера, как только приехали ко мне, Кузнецов быстро осмотрелся, поставил чайник и начался «вечер вопросов и ответов». Николая интересовало все. То есть абсолютно! И история, и наука, как жили и как общались, что носили, а что считалось немодным, что читали и пели. Короче говоря, не интересовало Кузнецова только как нужду справляем, все же остальное… В конце концов я не выдержал и заявил, что мне тоже интересно его послушать. С час я его попытал, а потом Кузнецов неожиданно признался:

– А ведь я тебе жизнью обязан, Андрей. Когда к своим вышел и к Лаврентию Павловичу попал, он мне про тебя рассказал. Честно говоря, я тогда подумал, что это проверка какая-то новомодная, мол, на устойчивость психики меня проверяют. А потом поверил, особенно когда мне дали бумаги о… вашем Кузнецове прочитать. Ты с таким восхищением обо мне… нем… рассказывал… А когда про его гибель читал, не поверишь, я словно почувствовал, как сквозь меня пули проходят, и таким холодом и жутью пахнуло… Мне только тогда понятно стало, почему некоторые акции мне запрещали делать, – Николай замолчал с дымящейся папироской в руке, глядя куда-то сквозь меня и видя что-то известное только ему. Потом как-то ожил, затянулся дымом и улыбнулся, снова превратившись в обаятельнейшего типа. – А знаешь, здесь я Коха достал! Ты бы видел его лицо в тот момент, когда он понял – все, конец!

Кузнецов затушил папиросу, молча налил крепко заваренного чая, сделал пару глотков и задумчиво, словно не отвечая мне, а разговаривая сам с собой или с кем-то мне неизвестным, старый спор продолжал: