— Ты не хочешь поговорить о нас с тобой? — спросил Гленн.

— Думаешь, в этом есть необходимость? — отозвалась Джоанна. — Слова нам не помогут. — Она повернула к нему задумчивое лицо. — Мне просто хорошо с тобой. — Джоанна прижалась щекой к плечу Гленна.

— Ты хочешь сказать, что у нас нет совместного будущего? — дрогнувшим голосом спросил Гленн.

— Нет, вовсе нет! — испугалась Джоанна. — Просто не хочу загадывать. — Она обхватила Гленна обеими руками за талию и теснее прижалась к нему, словно боялась, что он может исчезнуть. — Завтра ты улетишь, я снова останусь одна… — Горло Джоанны перехватило, и она замолчала.

— Но я вернусь, — сказал Гленн, потрясенный ее настроением. — Через месяц я вернусь, — повторил он более решительным тоном. — Я вернусь за тобой. Если ты, конечно, согласна стать моей женой.

Джоанна молчала. Гленн почувствовал, как под его рукой вздрагивают ее плечи, и понял, что она плачет.

— Почему ты плачешь? — тихо спросил он в предчувствии катастрофы.

— От радости, — пролепетала сквозь слезы Джоанна.

Если бы она могла открыться Гленну, рассказать, сколько проблем ей предстоит еще решить, прежде чем дать согласие! Но зачем? Кроме нее, их никто решить не может.

— Значит, ты согласна? — Гленн чувствовал себя как человек, оказавшийся посреди трясины, где каждый неосторожный шаг чреват гибелью.

— Можно я отвечу тебе через месяц? — ушла от ответа Джоанна.

— Хорошо, — согласился Гленн, немного подумав. Одной рукой он обнял ее за талию и нежно прижал к себе.

Покрасневшее солнце клонилось к горизонту, со стороны залива подул вечерний бриз, в кронах деревьев замолкали птицы, устроившиеся на ночлег.

Не случайно солнце было вчера таким красным на закате, подумал Гленн, когда рано утром вышел из флигеля, где еще крепко спала Джоанна. День выдался ветреный, облака проносились над головой со скоростью курьерского поезда. Но отказать себе в удовольствии верховой прогулки Гленн не захотел и решительно направился в сторону конюшни.

Накануне он договорился с Джоном Хэнли, что ему оседлают лошадь к семи утра. При его занятости и вечных разъездах ему редко выпадал такой случай — промчаться верхом наперегонки с ветром. Придется что-то изменить в своем рабочем расписании, когда они станут жить с Джоанной. Из-за него все эти годы она была лишена семейного счастья. Его долг перед ней возместить ей все сторицей.

Джон ждал его во дворе конюшни, водя по нему гнедого жеребца, которому не стоялось на месте. Холеная шерсть жеребца отливала атласным блеском, и весь он был полон огня и жизни.

— Доброе утро, — приветствовал он Гленна. — Я выбрал для вас Ришана; ему четыре года, хорошо объезжен, но любит твердую руку. Надеюсь, сэр, что вы с ним справитесь.

— Доброе утро, Джон, — поздоровался Гленн, внимательно оглядывая Ришана и отмечая мощную грудную клетку, широкий лоб, подтянутый живот и стройные ноги жеребца. Ришан косил на него черным глазом, словно тоже приглядывался к своему будущему седоку. — Думаю, мы с ним поладим, — сказал Гленн, поглаживая Ришану шею и давая ему специально припасенный кусок сахара.

Жеребец осторожно взял сахар с его ладони теплыми замшевыми губами.

— Вот и договорились, — сказал Гленн и снял с шеи жеребца уздечку.

Когда он вскочил в седло, Ришан заплясал на месте, словно намереваясь скинуть всадника, а потом, подчинившись властной руке Гленна, поскакал по усыпанной гравием дорожке в сторону, где на линии горизонта виднелась гряда пологих холмов, покрытых зеленой травой.

За пределами поместья Гленн испытал жеребца облегченной рысью, проверил подпруги, потом, мягко работая поводом, перевел на прибавленную рысь и только после этого поднял Ришана в галоп. Трудно было сказать, кто из двоих, всадник или жеребец, получал больше удовольствия от этой бешеной скачки.

За холмами Гленн снова перевел Ришана на умеренную рысь, чтобы спокойно подумать о том, почему Джоанна не смогла дать ему ответ сразу. Ему казалось, что он хорошо знает ее прямой характер. И если она сама не назвала ему причину, значит, дело не в ее карьере, а в обязательствах перед другим человеком. Но кто этот человек и кем он был для нее, оставалось загадкой. С Алессандро Вителли она развелась, хотя и поддерживала дружеские отношения. По крайней мере, до вчерашнего дня. Гленн вспоминал ее рассказ о своих детских годах, об участии, которое проявила к ней семья Вителли. Он видел, как тяжело она переживала, когда узнала о предательстве Алессандро, совершенном им пятнадцать лет назад.

Самому Гленну повезло, он ни разу в жизни не столкнулся с предательством друзей, но мог предположить, как это страшно. И все-таки ее просьба повременить с ответом объясняется не этим. Наверное, у Джоанны есть серьезные основания не говорить о причине ее колебаний, думал Гленн, а ему остается только надеяться и ждать. Лишь бы с ней ничего не случилось! — мысленно воскликнул он. Откуда взялось это тревожное чувство, будто Джоанне может грозить опасность? Ах да, вспомнил Гленн, зловещее появление Страччи… Интересно, что нужно было ему в пятницу в художественном салоне и зачем он тайно встречался с Алессандро в подсобном помещении?

Вряд ли он когда-нибудь узнает ответы на эти вопросы, решил Гленн, к тому же дружба художника со старым мафиози не имеет больше к нему никакого отношения. Если только Алессандро не приготовил для Джоанны какой-нибудь подлости. От человека, однажды предавшего, можно ожидать чего угодно. С этими мыслями Гленн повернул жеребца обратно.

Вернувшись во флигель, Гленн не обнаружил Джоанну в спальне и вышел во внутренний дворик.

На широкой скамье в окружении цветов сидела она в оранжевом купальнике, закрыв глаза и подставив лицо солнечным лучам. Он остановился, любуясь ею.

— Доброе утро, Гленн, — сказала Джоанна, не открывая глаз. — Посмотри, я уже загорела?

Подойдя, Гленн склонился над ней и поцеловал в нагретую солнцем душистую макушку.

— Доброе утро. Пока сказать трудно. Боюсь, что ты узнаешь об этом ближе к вечеру, когда покраснеет кожа. Давно сидишь на солнце?

— Больше часа, думаю. Мне было так хорошо греться на солнце, что время твоего отсутствия пролетело незаметно.

— Тогда на первый раз достаточно. Наверное, хозяйке уже не терпится накормить нас легким завтраком.

Упоминание о легком завтраке вызвало у них дружный смех. Гленн подхватил босоногую смеющуюся Джоанну на руки и понес в душ. Там они провели не меньше часа, открывая новые возможности наслаждаться друг другом.

— Ты будешь смеяться, но я проголодалась, — призналась Джоанна, пока Гленн вытирал ее махровым полотенцем и выбирал для поцелуев самые укромные места.

Утомленное любовными ласками тело Джоанны по-прежнему отзывалось на его поцелуи, доставляя Гленну и радость, и мучительное сожаление о неизбежности предстоящей разлуки.

Сандрелла и Серджио терпеливо дожидались своих запаздывающих к завтраку гостей, с искренней тревогой переговаривались о причинах грустного настроения у Джоанны за ужином накануне. Серджио признался жене, что днем рассказал Джоанне о грехах молодости Бруно, об информаторе банды Страччи по кличке Художник.

— Ты уверен, что это был Алессандро Вителли? — спросила Сандрелла.

— Джоанне я этого не сказал, но тебе могу сказать, что уверен.

— А тебе обязательно нужно было ей об этом рассказывать? Ведь она столько лет доверяла ему! Неудивительно, что она была вчера в подавленном настроении! — возмущенно воскликнула Сандрелла.

— Мамочка, не знаю, правильно ли я поступил, но мне кажется, что после того происшествия в салоне она сама стала догадываться о роли Алессандро в событиях пятнадцатилетней давности. Появление там Страччи, избиение Гленна должны были открыть ей глаза.

— Доброе утро! Мы голодные как волки, — хором объявили Гленн и Джоанна, входя в большую светлую столовую, где стол ломился от блюд, тарелок и вазочек, заполненных разными вкусными вещами, от которых исходили дразнящие ароматы.