Тут трактирщик неловко согнул веточку остролиста, она сломалась, и острый шип вонзился в подушечку его пальца. Рыжеволосый не вздрогнул и не выругался, он только гневно нахмурился, глядя на руку. На пальце стремительно росла капелька крови, круглая и яркая, как ягода остролиста.

Трактирщик, насупившись, сунул палец в рот. Он уже не улыбался, глаза стали колючими и темными. Недоплетенную гирлянду из остролиста он отшвырнул в сторону жестом столь подчеркнуто небрежным, что это выглядело почти угрожающе.

Он снова обратился к Хронисту. Голос его звучал абсолютно спокойно.

– Я имею в виду, что нам лучше взяться за дело, пока никто не мешает. Но ты для начала, наверно, хочешь позавтракать…

– Да, если не сложно, – кивнул Хронист.

– Совершенно не сложно, – сказал Коут, направляясь в кухню.

Баст проводил его взглядом. Вид у него был озабоченный.

– Ты бы снял с плиты сидр и поставил бы его студиться! – крикнул он вслед Коуту. – А то в прошлый раз получился не сок, а варенье какое-то! И я еще травок разных набрал, пока ходил. Они на кадушке для дождевой воды. Погляди там, не сгодятся ли они на ужин.

Оставшись одни, Баст и Хронист обменялись долгим взглядом поверх стойки. Единственным звуком, нарушившим тишину, было хлопанье задней двери.

Баст в последний раз покрутил в руках получившийся венок, разглядывая его со всех сторон. Поднес к лицу, словно собирался понюхать. Но вместо этого набрал полную грудь воздуха, зажмурился и подул на листья остролиста, так бережно, что они едва шевельнулись.

Баст открыл глаза, улыбнулся очаровательной виноватой улыбкой и подошел к Хронисту.

– На, держи! – сказал он, протягивая венок сидящему человеку.

Хронист не шелохнулся.

Баста это не смутило.

– Ты не заметил, тебе было не до того, потому что ты упал на четвереньки, – сказал он вполголоса, – но когда ты рванулся прочь, он рассмеялся. Рассмеялся от души, целых три раза. У него такой чудный смех! Точно спелый плод. Точно музыка. Я уже несколько месяцев не слышал его смеха.

Баст снова протянул ему венок из остролиста и застенчиво улыбнулся.

– Так что это тебе. Я вложил в него все ведовство, какое знаю. Поэтому он надолго останется зеленым и не завянет куда дольше, чем ты мог бы представить. Я собрал остролист должным образом и сплел венок своими руками. Нарочно срывал, нарочно собирал, нарочно заплетал.

Он держал венок на вытянутой руке, точно смущенный подросток с букетом.

– Держи! Это дар от чистого сердца. Я вручаю его без умысла, без обязательств, без задних мыслей.

Хронист опасливо протянул руку и принял венок. Он посмотрел на него, повертел в руках. Красные ягоды гнездились в темной листве, точно самоцветы, а ветки были сплетены таким хитроумным способом, чтобы все шипы торчали наружу, а не внутрь. Хронист опасливо надел венок на голову, и тот сел как по мерке.

Баст ухмыльнулся.

– Многая лета владыке Безумия! – вскричал он, вскинув руки. И радостно рассмеялся.

Хронист тоже невольно улыбнулся и снял венок.

– Так что, – негромко спросил он, опуская руки на колени, – значит, между нами все улажено?

Баст озадаченно склонил голову набок.

– Прошу прощения?

Хронист, похоже, смутился.

– Ну, то, о чем ты говорил тогда… сегодня ночью…

Баст, похоже, удивился.

– О нет! – серьезно ответил он и покачал головой. – Нет-нет! Ни в коем случае! Ты мой, мой до мозга костей. Ты – орудие моего желания.

Баст оглянулся на дверь кухни, и лицо его исказила горькая гримаса.

– А чего я желаю – это ты знаешь. Заставь его вспомнить, что он не просто трактирщик, пекущий пирожки!

Последнее слово он словно выплюнул с отвращением.

Хронист нервно заерзал на стуле, глядя в сторону.

– Я до сих пор не понимаю, что я могу сделать…

– Ты сделаешь все, что сможешь. Ты вытащишь его из скорлупы, в которую он забился. Ты заставишь его пробудиться! – сказал Баст яростным шепотом.

Он положил руку на плечо Хрониста, голубые глаза прищурились – совсем чуть-чуть.

– Ты заставишь его вспомнить все! Понял?

Хронист поколебался, потом взглянул на остролистовый венок, лежащий у него на коленях, и чуть заметно кивнул:

– Я сделаю все, что смогу.

– А большего и никто из нас сделать не может, – сказал Баст, дружески хлопнув его по спине. – Кстати, как плечо?

Книжник подвигал плечом. Движение выглядело странным и неуместным, потому что все его тело при этом осталось застывшим и неподвижным.

– Онемело. Холодное. Но не болит.

– Ну, этого и следовало ожидать. Я бы на твоем месте особо не тревожился.

Баст ободряюще улыбнулся ему.

– Ваша жизнь чересчур коротка, чтобы волноваться по пустякам!

Они сели завтракать. Картошкой, тостами, помидорами и яичницей. Хронист наелся от души. Баст лопал за троих. Коут суетился по хозяйству, бегал за дровами, топил печку для пирогов, разливал по кувшинам остывающий сидр.

Он как раз нес к стойке пару кувшинов, когда на деревянном крыльце послышался топот башмаков – громче любого стука в дверь. И в следующую секунду в дверь вломился ученик кузнеца. Ему едва сравнялось шестнадцать, однако он уже был одним из самых высоких мужчин в городке, широкоплечий, с мощными руками.

– Привет, Аарон, – спокойно сказал трактирщик. – Прикрой дверь, а? А то на улице пыльно.

Пока ученик кузнеца закрывал дверь, трактирщик с Бастом в четыре руки дружно и сноровисто запихали большую часть остролиста за стойку. К тому времени, как ученик кузнеца снова обернулся в их сторону, Баст вертел в руках маленький недоплетенный веночек, пустяковую игрушку, какую плетут затем, чтобы руки не скучали без дела.

Аарон, похоже, не заметил, чтобы что-то изменилось. Он торопливым шагом подошел к стойке.

– Господин Коут, – возбужденно начал он, – не могли бы вы собрать мне еды на дорогу?

Он помахал пустым холщовым мешком.

– Картер говорит, вы должны знать, что к чему.

Трактирщик кивнул:

– У меня есть хлеб, сыр, колбаса и яблоки.

Он махнул Басту, тот взял мешок и убежал на кухню.

– А что, Картер куда-то собрался?

– И я тоже, – ответил мальчик. – Оррисоны едут в Трейю, овец продавать. И наняли нас с Картером их провожать, а то на дорогах неспокойно.

– В Трейю… – задумчиво повторил трактирщик. – До завтра не вернетесь, значит.

Ученик кузнеца бережно положил на отполированную стойку красного дерева узкий серебряный бит.

– Картер еще надеется найти лошадь взамен Нелли. А если не сумеет добыть лошадь, то, наверно, примет королевскую монету.

Коут вскинул брови.

– Картер собирается завербоваться в армию?

Мальчик улыбнулся. Улыбка вышла одновременно насмешливой и угрюмой.

– А он говорит, коли он себе лошадь добыть не сумеет, тут ему все равно делать нечего. Говорит, в армии о тебе пекутся, кормят-поят, дают возможность повидать мир и все такое.

Глаза у юноши возбужденно блестели, а лицо выражало нечто среднее между мальчишеским энтузиазмом и суровой мужской озабоченностью.

– А нынче тем, кто завербовался, платят не серебром, а золотом! Как подпишешь бумаги, тебе сразу выдают роял! Полновесный золотой роял, представляете?

Трактирщик помрачнел.

– Я смотрю, Картер не единственный, кто подумывает взять монету?

Он посмотрел юноше в глаза.

– Ну а что, роял-то – большие деньги! – лукаво усмехнулся ученик кузнеца. – А нам туго приходится с тех пор, как папаня мой помер и мамка перебралась из Рэнниша сюда.

– Ну, а мать твоя что говорит насчет того, что ты надумал завербоваться?

Лицо у парня вытянулось.

– Ой, только не берите ее сторону! – взмолился он. – Я-то думал, вы меня поймете! Вы ведь мужчина, вы должны знать, как следует вести себя с матерью.

– Я знаю, мальчик, что твоя мама предпочла бы, чтобы ты сидел дома, живой и здоровый, чем купался в золоте.

– Мне надоело, что все зовут меня «мальчиком»! – вспыхнув, отрубил ученик кузнеца. – В армии из меня выйдет толк! Как только мы принудим мятежников присягнуть на верность Кающемуся Королю, дела снова пойдут на лад. Налоги убавят. Семья Бентли не лишится своей земли. На дорогах станет безопасно…