На сорок талантов можно было бы подарить Денне полуарфу. Можно было бы…

Я поднял глаза и увидел, как Деви смотрит на меня через стол. Ее полураскрытые губы влажно блестели, бледно-голубые глаза сузились. Она поводила плечами бессознательным инстинктивным движением кошки, готовящейся к прыжку.

Я подумал об Аури, которой так спокойно и счастливо живется в ее Подсветье. Что она станет делать, если в ее крошечное королевство вторгнется кто-то чужой?

– Извини, – сказал я. – Не могу. Попасть туда… не так просто. Для этого требуется помощь одного моего друга, и я не думаю, что он на это согласится.

Что касается ее последнего предложения, я решил ничего о нем не говорить, потому что понятия не имел, как на это реагировать.

Повисла долгая, напряженная пауза.

– Черт бы тебя побрал! – сказала наконец Деви. – Похоже, ты даже не врешь.

– Ну да, – кивнул я. – Это неприятно, я понимаю…

– Черт бы тебя побрал…

Она, насупившись, подтолкнула ко мне бутылочку и булавку.

Я уколол булавкой свое запястье и стал пристально смотреть на капли крови, набухающие и падающие в бутылочку. После третьей капли я кинул булавку туда же, в бутылочку.

Деви ляпнула на пробку какого-то клея и сердито вогнала пробку в горлышко. Потом достала из ящика алмазный резец.

– Ты мне доверяешь? – спросила она, выцарапывая на стекле номер. – Или хочешь опечатать бутылочку?

– Я тебе доверяю, – сказал я. – Но бутылочку предпочел бы все-таки опечатать.

Она залила горлышко бутылочки растопленным сургучом. Я притиснул к нему свои талантовые дудочки, оставив узнаваемый отпечаток.

Деви полезла в другой ящик, достала шесть талантов и бросила их на стол. Этот жест мог бы показаться капризным, если бы не ее взгляд – жесткий и разгневанный.

– Ничего, я все равно туда проберусь, так или иначе! – сказала она ледяным тоном. – Ты поговори со своим другом. Если ты мне поможешь, ты об этом не пожалеешь!

В университет я вернулся в хорошем расположении духа, несмотря на то что на плечах у меня лежал груз нового долга. Я кое-что купил, забрал свою лютню и отправился в путешествие по крышам.

Перемещаться внутри главного здания было нечеловечески сложно: оно представляло собой лабиринт каких-то дурацких коридоров и лестниц, которые никуда не вели. А вот ходить по его крышам было проще простого. Я направлялся в небольшой дворик, который в результате многочисленных перестроек сделался совершенно недоступным, замкнутым, как мушка в янтаре.

Аури меня не ждала, но это было первое место, где я с ней повстречался, и в погожие ночи она иногда выходила сюда, посмотреть на звезды. Я убедился, что в аудиториях, окна которых выходили во дворик, темно и пусто, достал лютню и принялся ее настраивать.

Я играл около часа, когда наконец в разросшихся кустах внизу послышался шорох. Потом появилась и сама Аури – она как белка взбежала по старой яблоне и прыгнула на крышу.

Она подбежала ко мне. Ее босые ноги едва касались залитой варом крыши, волосы развевались за спиной.

– Я тебя услышала, – сказала она, подойдя вплотную. – Я услышала тебя из самых Прыгов!

– Я припоминаю, – медленно произнес я, – что я кому-то обещал сыграть.

– Мне, мне! – Она прижала обе ладошки к груди и заулыбалась. Она переминалась с ноги на ногу и едва не подпрыгивала от нетерпения. – Мне, мне сыграй! Я так терпеливо ждала, прямо как целых два камня! Ты пришел как раз вовремя. На три камня мне бы терпения не хватило.

– Ну, – сказал я с притворной нерешительностью, – думаю, это зависит от того, что ты мне принесла…

Она рассмеялась, приподнялась на носочках, по-прежнему прижимая руки к груди.

– А ты мне что принес?

Я опустился на колени и принялся развязывать узелок.

– Я принес тебе три вещи, – сказал я.

– Словно в сказке или в песне! – усмехнулась она. – Ты сегодня прямо как настоящий кавалер!

– Ну да, так и есть.

Я протянул ей тяжелую темную бутылку.

Она приняла ее обеими руками.

– А кто ее сделал?

– Пчелы, – ответил я. – И пивовары из Бредона.

Аури улыбнулась.

– Пивовары трудятся как пчелки! – сказала она и поставила бутылку к своим ногам. Я достал каравай свежего ячменного хлеба. Она потрогала его пальчиком и одобрительно кивнула.

Последним я достал цельного копченого лосося. Он один стоил целых четыре драба, но я тревожился, что Аури недополучает мясного с той пищей, которую ухитряется раздобыть без моей помощи. Лосось должен был пойти ей на пользу.

Аури с любопытством взглянула на рыбу, склонив голову набок, чтобы заглянуть в ее выпученный глаз.

– Здравствуй, рыба! – сказала она и посмотрела на меня. – А у нее есть тайна?

Я кивнул.

– У нее вместо сердца арфа.

Аури снова посмотрела на рыбу.

– Неудивительно, что у нее такой изумленный вид!

Аури взяла рыбу у меня из рук и бережно уложила ее на крышу.

– Ладно, вставай. У меня для тебя тоже есть три вещи, это будет справедливо.

Я выпрямился, и она протянула мне нечто, завернутое в тряпицу. Это была толстая свеча, пахнущая лавандой.

– А что у нее внутри? – спросил я.

– Счастливые сны, – сказала она. – Я положила их туда для тебя.

Я повертел свечу в руках, начиная что-то подозревать.

– Ты что, сама ее сделала?

Она кивнула и расплылась в улыбке.

– Да, сама! Я ужасно умная!

Я бережно опустил свечу в один из карманов своего плаща.

– Спасибо, Аури!

Аури сделалась серьезна.

– А теперь закрой глаза и наклонись, я отдам тебе второй подарок.

Я удивился, зажмурился и наклонился. Неужели она мне еще и шляпу сшила?

Я почувствовал, как ее ручки коснулись моего лица и она бережно, осторожно поцеловала меня в лоб.

Я удивился, открыл глаза. Но она уже отбежала на несколько шагов и нервно спрятала руки за спину. Я не знал, что и сказать.

Аури сделала шаг вперед.

– Ты для меня очень важен, – серьезно сказала она, сурово и торжественно глядя на меня. – Я хочу, чтобы ты знал: я всегда-всегда буду о тебе заботиться!

Она робко протянула руку и вытерла мои щеки.

– Нет. Не надо. Сегодня этого не надо. И вот тебе третий подарок: если все будет плохо, можешь прийти жить ко мне в Подсветье. Там хорошо, и тебя там никто не обидит.

– Спасибо, Аури, – сказал я, как только снова обрел дар речи. – Ты для меня тоже очень важна, правда-правда.

– Ой, ну конечно! – уверенно ответила она. – Я ведь прекрасна, как луна!

И она убежала к трубе, из которой торчала железяка, чтобы открыть о нее бутылку. Я тем временем взял себя в руки. Аури вернулась, бережно неся бутылку обеими руками.

– Аури, – спросил я, – у тебя ноги не мерзнут?

Она посмотрела на них.

– А крыша теплая, – сказала она, пошевелив пальцами. – Нагрелась за день на солнышке.

– Тебе башмаки не нужны?

– А что в них будет? – спросила она.

– Твои ноги, – сказал я. – Зима же скоро.

Она пожала плечами.

– Ноги мерзнуть будут.

– А я зимой на самый верх почти и не выхожу, – сказала она. – Тут не очень хорошо.

Не успел я ничего ответить, как из-за большой кирпичной трубы выступил Элодин – выступил непринужденно, как будто вышел на улицу перед сном.

Мы некоторое время молча смотрели друг на друга – все трое были застигнуты врасплох, хотя и по-разному. Мы с Элодином просто удивились, но краем глаза я видел, что Аури застыла и напряглась, точно лань, готовая умчаться прочь от опасности.

– Магистр Элодин, – сказал я самым мягким и дружелюбным тоном, на какой был способен, ужасно боясь, что он сделает что-нибудь неправильно и спугнет Аури. В последний раз, когда она испугалась и спряталась под землю, прошел целый оборот, прежде чем она показалась снова, – очень рад вас видеть!

– Всем привет! – сказал Элодин, точно копируя мой непринужденный тон, как будто не было ничего странного в том, что мы втроем встретились на крыше посреди ночи. Впрочем, насколько я его знал, возможно, ему это и впрямь странным не казалось.