– Я смотрю, ты далеко ушла от «Белочки на крыше», – негромко заметил я, когда отзвучали финальные ноты.
Она только плечами пожала, не глядя мне в глаза.
– Да мне тут и делать почти нечего, остается только заниматься, – сказала она. – Келлин говорит, что я не лишена дарования.
– И давно ты занимаешься? – спросил я.
– Оборота три… – Она призадумалась, потом кивнула: – Чуть меньше трех оборотов.
– Матерь Божья! – сказал я, покачав головой. – Никому не рассказывай, как быстро ты научилась играть. Прочие музыканты тебя возненавидят.
– У меня пока еще пальцы не разработались, – сказала она, глядя на свои руки. – Я не могу заниматься столько, сколько хочется.
Я взял ее за руку и развернул ладонью кверху, чтобы посмотреть на кончики пальцев. На них были подживающие кровавые мозоли.
– Да ты…
Я поднял голову и вдруг увидел, как близко она от меня. Рука ее была прохладной на ощупь. Она смотрела на меня огромными темными глазами. Одна бровь слегка приподнята. Не изумление, не игривость – просто сдержанное любопытство. Я вдруг ощутил пустоту и странную слабость в животе.
– Что – я? – переспросила она.
Я сообразил, что понятия не имею, что именно собирался сказать. Хотел было ответить: «Понятия не имею, что я хотел сказать». Но тут же подумал, что это было бы глупо. Поэтому не сказал ничего.
Денна опустила глаза, взяла меня за руку и перевернула ее ладонью кверху.
– А у тебя руки нежные, – сказала она, легонько коснувшись моих кончиков пальцев. – Я думала, мозоли будут жесткими на ощупь, а они нет, гладкие такие…
Сейчас, когда она не смотрела мне в глаза, я немного пришел в себя.
– На это просто нужно время, – объяснил я.
Денна подняла глаза и лукаво улыбнулась. Мой разум сделался пуст, как новый лист бумаги.
Секунду спустя Денна отпустила мою руку и прошла мимо меня на середину комнаты.
– Быть может, хочешь чего-нибудь выпить? – спросила она, грациозно опускаясь в кресло.
– Я был бы весьма признателен, – ответил я чисто машинально. Я осознал, что по-прежнему держу руку в воздухе, как дурак, и опустил ее.
Денна указала на соседнее кресло, я сел.
– Смотри!
Она взяла со столика маленький серебряный колокольчик и негромко позвонила в него. Потом подняла руку с растопыренными пальцами и принялась загибать их, считая. Большой палец, потом указательный…
Не успела она согнуть мизинец, как в дверь постучали.
– Войдите! – сказала Денна, и шикарно одетый привратник отворил дверь.
– Мне хотелось бы горячего шоколаду, – сказала она. – А Квоуту…
Она вопросительно посмотрела на меня.
– Я бы тоже не отказался от шоколада, – сказал я.
Привратник кивнул и исчез, затворив за собой дверь.
– Иногда я делаю это нарочно, просто чтобы заставить его побегать, – стыдливо призналась Денна, глядя на колокольчик. – Не представляю, как он ухитряется его услышать! Одно время я думала, будто он так и сидит в коридоре, прижавшись ухом к моей двери.
– А можно мне взглянуть на колокольчик? – спросил я.
Денна протянула мне колокольчик. На первый взгляд он был вполне обычный, но, перевернув его, я увидел цепочку крохотных рун, тянущихся вдоль внутреннего края.
– Да нет, он не подслушивает, – сказал я, возвращая колокольчик ей. – Просто внизу висит второй такой же колокольчик, который звонит одновременно с этим.
– Но как? – спросила она и тут же сама ответила на свой вопрос: – Магия, да?
– Ну, можно сказать, что да.
– Так вот чем вы там занимаетесь! – она кивнула в сторону реки и находящегося за нею университета. – Как-то это… мелко.
– Ну, это самое легкомысленное использование сигалдри, какое я когда-либо видел, – признался я.
Денна расхохоталась.
– У тебя такой оскорбленный вид! – сказала она. Потом спросила: – Так это называется «сигалдри»?
– Изготовление подобных предметов называется «артефакцией», – ответил я. – А «сигалдри» – это вырезание или написание рун, которые заставят предмет работать.
Глаза у Денны вспыхнули.
– Так, значит, в письме есть магия? – спросила она, подавшись вперед. – А как это действует?
Я ответил не сразу. Не только потому, что вопрос требовал слишком пространного ответа, но и потому, что университетские правила касательно разглашения тайн арканума были весьма строги.
– Ну, это все довольно сложно… – протянул я.
По счастью, в этот момент в дверь снова постучали и подали нам шоколад в исходящих паром чашечках. У меня слюнки потекли от одного только запаха. Привратник поставил поднос на столик и молча удалился.
Я отхлебнул глоток и улыбнулся, ощутив густую душистую сладость.
– Тыщу лет шоколаду не пробовал! – сказал я.
Денна взяла чашечку и окинула взглядом гостиную.
– Даже странно, как подумаешь, что некоторые люди всю жизнь так и живут, – задумчиво сказала она.
– А тебе тут что, не по душе? – удивился я.
– Шоколад мне нравится, и арфа тоже, – сказала она. – А вот без колокольчика я вполне могла бы обойтись, как и без целой комнаты, предназначенной только для того, чтобы там сидеть.
Она сомкнула губы с выражением легкого недовольства.
– И мне очень не по душе, что ко мне приставлен человек, которому поручено меня стеречь, как будто я сокровище, которое могут украсть.
– Но разве ты не стоишь того, чтобы тебя ценили?
Денна пристально посмотрела на меня поверх чашки, как будто была не уверена, что я говорю всерьез.
– Мне не по вкусу, когда меня держат под замком, – угрюмо пояснила она. – Я не против, чтобы мне давали комнаты, но, если я не могу свободно приходить и уходить, когда захочу, эти комнаты не очень-то мои.
Я вопросительно взглянул на нее, но прежде, чем успел уточнить, что она имеет в виду, Денна махнула рукой.
– Да нет, вообще-то все не так плохо, – вздохнула она. – Но я уверена, что Келлину докладывают о том, когда я ухожу и прихожу. Привратник сообщает ему о том, кто у меня бывает, это я знаю точно. И это меня несколько злит, вот и все.
Она невесело усмехнулась.
– Я выгляжу неблагодарной мерзавкой, да?
– Вовсе нет, – ответил я. – Когда я был мальчишкой, наша труппа странствовала повсюду. Но каждый год мы проводили по нескольку оборотов во владениях нашего покровителя, выступая перед его семьей и гостями.
Я покачал головой, вспомнив, как это было.
– Барон Грейфеллоу был щедрым патроном. Нас кормили за его столом. Он осыпал нас подарками…
Я осекся, вспомнив полк крошечных оловянных солдатиков, которых он подарил мне. И тряхнул головой, чтобы избавиться от этого воспоминания.
– И все же отца это бесило. Он буквально на стенку лез. Для него была невыносима сама мысль, что им кто-то распоряжается.
– Да! Вот именно! – воскликнула Денна. – Если Келлин говорит, что собирается навестить меня в такой-то вечер, я внезапно чувствую, как будто у меня нога прибита к полу. Если я уйду – это будет хамство и тупое упрямство, но если я сижу дома, я себя чувствую собакой, которая ждет под дверью.
Мы некоторое время сидели молча. Денна рассеянно крутила колечко у себя на пальце. Бледно-голубой камушек вспыхивал на солнце.
– Но все равно, – сказал я, оглядываясь по сторонам, – тут довольно славно!
– Тут славно, когда ты здесь, – сказала Денна.
* * *
Несколько часов спустя я поднимался по узкой лесенке позади мясницкой лавки. Из переулка навязчиво тянуло тухлым салом, но я все равно улыбался. Провести полдня наедине с Денной было редким подарком судьбы, и мои шаги были на удивление легки для человека, который собирается заключить сделку с демоном.
Поднявшись наверх, я постучал в прочную деревянную дверь и принялся ждать. Ни один ростовщик из гильдии не ссудил бы мне и гнутого пенни, однако, если поискать, люди, готовые одолжить денег, отыщутся всегда. Поэты и прочие романтики зовут их «медными ястребами» или «вострецами», но самое распространенное название – гелеты. Это опасные люди, разумнее с ними не связываться.