Тут же начала собираться толпа: кареты и портшезы сбивались в кучу позади их экипажа, а их седоки вылезали, чтобы поглазеть на место происшествия. Внезапно люди пришли в движение, и седовласый мужчина вышел вперед, словно рыцарь, явившийся к ним на помощь.

– Сэндисон, как хорошо, что ты здесь! – с немалым облегчением воскликнул Лео. – Окажи мне любезность и проводи мою спутницу домой. Миссис Уэдон, – добавил он, – вы можете доверять этому человеку так же, как мне.

– То есть как можно меньше, – немедленно откликнулась она, попытавшись улыбнуться.

– Я постараюсь приехать к вам как можно скорее. Пусть Сэндисон сразу вызовет врача. И никаких возражений!

Виола растерянно заморгала. Глаза у нее все еще были изумленно расширены, словно она пыталась понять, что именно произошло. Лео усадил ее в карету приятеля и, наклонившись, прижался лбом к ее голове, уткнувшись носом ей в ухо и прикоснувшись губами к краю щеки. В этой спешке он мог позволить себе только это.

Не сомневаясь в том, что Виола будет в полной безопасности, Лео хлопнул друга по плечу и снова побрел через толпу.

– Выглядишь ужасно!

Энтони Тейн возвышался посередине улицы. Взяв понюшку табака, он осмотрел место происшествия, как путешественник некую незнакомую живописную местность.

Лео дернул узел шейного платка, распуская его, и провел краем платка по лицу. Никакой стиркой это безумно дорогое кружево уже не спасти, так что пусть от него будет хоть какая-то польза.

– Да уж, кровь и пудра для волос друг с другом не сочетаются.

– Очень полезное замечание, Тейн. – Лео еще раз вытер лицо и сунул шейный платок в карман фрака. – Теперь я выгляжу лучше? Превосходно! Как я смотрю, ночной сторож уже появился, хоть пользы от него никакой не будет. Ты не сможешь с ним поговорить, пока я попробую расчистить дорогу? Боюсь, что сейчас я не расположен к вежливым беседам.

Тейн быстро повернулся и направился к сторожу, который стоял с совершенно потрясенным видом, держа в опущенной руке дубинку.

– Томпкинс! – окликнул кучера Лео. – Как дела? Я вижу, скверно?

– К сожалению, пришлось прикончить мерина, милорд. У Джозефа сломана рука, а Хэмелу сильно порезали бок. Да, и дверца кареты сильно испорчена. А в остальном я бы сказал, все в порядке.

Виола взяла протянутый мистером Сэндисоном носовой платок и прижала к виску. Край его свесился, заслоняя ей глаза. Кровь уже начала засыхать, но тянущая боль на коже ощущалась при каждом ее вздохе. Дрожащей рукой она крепче прижала ткань к ранке.

Она стреляла в человека! До этого она целилась разве что в игральную карту – на пари. А сегодня попала в бандита и, возможно, убила его. Это оказалось так легко! Лорд Леонидас выскочил из кареты с пистолетом в руке, а второй остался в тайнике.

Она схватила оружие, даже не успев задуматься над тем, что делает.

…Когда карета тронулась с места, друг Лео отодвинул створку у себя за спиной и достал большой двуствольный пистолет. Панель задвинулась с едва слышным щелчком, и он устроился на сиденье, упираясь ногой в дверцу и положив оружие себе на колено.

– Вы все разъезжаете с оружием? В Лондоне, вероятно, во всех каретах есть тайники?

Мистер Сэндисон улыбнулся. Казалось, он сидит, полностью расслабившись, чуть покачиваясь с каждым движением экипажа.

– Здешняя обстановка требует всегда быть начеку. – Он отодвинул стволом занавеску и устремил взгляд в темноту за окном экипажа. – Мне приходится считаться с этим.

– И лорду Леонидасу тоже.

– Да. – Мистер Сэндисон кивнул, соглашаясь с ее утверждением. – Мой друг действительно ведет захватывающе интересную жизнь.

Он посмотрел прямо на Виолу – и она почувствовала, что щеки ее порозовели под его взглядом. Какая нелепость! Она никогда не краснеет. Никогда! Хотя, похоже, недавно это ее убеждение перестало соответствовать действительности. Виола крепко сжала губы, решив не поддаваться на провокацию. Отняв платок ото лба, она с облегчением убедилась, что кровь почти перестала идти.

Мистер Сэндисон бросил на нее быстрый взгляд:

– Лучше подержите его еще немного.

Он снова отодвинул занавеску и возобновил наблюдение за улицей. Время от времени они проезжали мимо уличных фонарей, и тогда свет на несколько секунд заливал карету, а потом они снова погружались в темноту.

Бархатное сиденье ласково приняло Виолу в свои объятия. Она откинулась назад, и только корсет помешал ей полностью расслабиться. Вторжение в ее дом ночью было пугающим, но сегодняшнее нападение на улице, когда она видела, как мужчины получают раны, защищая ее… Это было уже слишком. Она просто ничего не могла понять. Дело явно было не в желании заполучить ее рукопись, а, вероятно, в ней самой. Виола и подумать не могла, что сэр Хьюго зайдет так далеко.

Неужели он решил, что, убив ее, предотвратит публикацию записок? Или просто был настолько разъярен унижением, которое испытал сегодня в театре? А ведь это он нарушил условия их контракта! Причем уже несколько месяцев назад, когда не выплатил очередную сумму, причитавшуюся ей каждую четверть года. Их соглашение перестало действовать с того самого момента, когда появление первого тома ее записок ввергло его в непонятную ярость.

…У нее начали трястись руки, а стиснутый стойками корсета живот протестующе забурлил. Рот ее наполнился вязкой слюной, как будто ее вот-вот должно было вырвать. Виола поспешно закрыла глаза и сосредоточилась на том, чтобы дышать как можно ровнее.

Чем скорее она закончит свою рукопись и отдаст ее издателю, тем лучше. После того как это будет сделано, она окажется в относительной безопасности. Здраво рассуждая, причин ее донимать больше не останется. Хотя сэр Хьюго, возможно, снова воспылает жаждой мщения, когда прочтет ту главу, которая посвящена их отношениям.

Но если он намеревается убить ее уже после того, как книгу начнут печатать, это приведет только к тому, что публикация ее рукописей станет сенсацией не только года, но и, возможно, века. Об убийстве любовницы графа Сэндвича – которое, как вспомнилось Виоле, тоже было совершено в тот момент, когда та выходила из театра, – до сих пор продолжали говорить и сейчас, спустя четыре года. Если бы бедняжка Марта написала мемуары, они пользовались бы бешеным успехом. Виола содрогнулась и поспешила прогнать воспоминание о погибшей подруге.

Карета с шумом остановилась – и она тут же открыла глаза. Мистер Сэндисон спрыгнул на землю. Серебряный шнур, украшавший его фрак, искрился в ярком свете, лившемся с крыльца ее дома.

– Не выходите, пожалуйста, пока мы не убедимся, что на улице все спокойно, – сказал он, снова закрывая ее в экипаже.

До нее донесся стук в дверь и какие-то приглушенные разговоры. Карета мягко качнулась: это один из лакеев спрыгнул с запяток. Напряженные минуты тишины показались Виоле бесконечными. Затем дверца открылась – и мистер Сэндисон подал ей затянутую в перчатку руку.

– Все спокойно, миссис Уэдон. Давайте пройдем в дом, пока ситуация не изменилась.

Миссис Дрейпер стояла в дверях, оттесняя в сторону массивных лакеев Сэндисона, словно наседка, расчищающая место для своих любимых цыпляток. Когда Виола поставила ногу на холодную металлическую ступеньку, то только тогда сообразила, что на ней нет туфелек и остался всего один чулок.

Мистер Сэндисон подхватил ее на руки.

– Считайте, что это делает мой друг. Или, еще лучше, гораздо более красивый и достойный мужчина, чем мой достойный всяческих порицаний приятель.

Он фыркнул и, продолжая держать ее на руках, поднялся на крыльцо.

В считанные мгновения Виола оказалась в своем уютном будуаре, где над ней сразу же захлопотали горничная и домоправительница. Мистер Сэндисон низко поклонился и, извинившись, ушел из комнаты.

– Я посижу внизу, пока вы приводите себя в порядок, – объяснил он и покинул комнату.

Виола посмотрела ему вслед. Приятель лорда Леонидаса явно наслаждался происходящим. Это было возмутительно, но она невольно улыбнулась.