- Сестра Мэри и не скрывает этого. Не все приходят к Господу чистенькими и непорочными, Оливия. Мы не имеем права осуждать их. Господь прощает и принимает всех раскаявшихся. Мария Магдалина тоже была в свое время продажной женщиной, но искренне покаялась, и Господь наш Иисус Христос простил ее и принял в свои ученицы!.. Если ты, сестра Оливия, не раскаешься и не выполнишь мою просьбу, то придется согрешить и выставить тебя за ворота вместе с твоим хозяйством. Ты должна извиниться перед сестрой Мэри. Она беспокоилась только о тебе и будущем ребенке.

- Обо мне! - Оливию трясло от негодования. Она не видела ничего, когда была в ярости. - Она давно положила глаз на Берни Дугласа! Но он мой, слышишь, Мэган? Только мой! Ты придумала, будто я беременна, чтобы мы не встретились… Я не могу быть беременной! Все это выдумка Мэган.

Мэган со странной, печальной и понимающей улыбкой смотрела на Оливию, перебирала четки и тихо шевелила губами. Но девушка не испытывала ни раскаяния, ни угрызений совести.

- Принесите нашей гостье завтрак, - матушка Энджел была бледна от негодования. - И заприте до полудня! Я не потерплю скандала в Господней обители. Если слухи об этом поползут по городу, то кое-кто распрощается с крышей над головой. А если эта девчонка не успокоится до полудня и не покается, то придется надеть на нее смирительную рубашку и, возможно, сдать в приют для умалишенных.

- Вот оно - ваше милосердие! - продолжала бушевать Оливия. - Изверги! Подлые ханжи!

Сейчас она ненавидела всех, кому была благодарна за приют сутки назад. Они не пускают ее к Берни! Придумывают разные предлоги. Возможно, хотят навечно запереть в обители! Но она ни за что не останется здесь. Оливия привыкла добиваться своего любыми средствами. Бабушка и отец всегда уступали ей. Всегда!.. Но бабушка умерла и покоится на кладбище Райфла. А отец пропал неизвестно куда. За нее некому теперь заступиться. Она целиком во власти ненавидящих ее людей… За что, за что они так возненавидели ее? За то, что она молодая и красивая? За то, что ее любит Берни Дуглас - самый красивый, самый умный, самый мужественный мужчина на свете! И Берни не знает, что ее пытаются удержать здесь силой. Никто здесь ее не понимает и не жалеет.

Вскоре одна из монахинь принесла поднос с завтраком. Поставила его на маленький столик под распятием, аккуратно накрыла полотенцем. Оливия стояла у стены, отвернувшись от двери. Она была точно каменная.

Когда сестры ушли, заперев келью Оливии на засов снаружи, девушка вновь принялась рыдать и посылать проклятия Мэган. Она металась по келье, точно разъяренная пума, водворенная в клетку. Оливия, вцепившись в оконную решетку, трясла ее изо всех сил, но толстые прутья даже не шелохнулись под ударами ее кулачков. Затем девушка принялась стучать в дубовую дверь:

- Выпустите меня отсюда! Слышите?! Я хочу к Берни!

Ей нужно было присутствие Берни рядом. Она хотела ощутить себя защищенной от этого жестокого мира его объятиями. Только его присутствие рядом способно сейчас успокоить ее. Пробежав несколько раз от толстенной дубовой двери к узкому стрельчатому окну, Оливия утомилась и присела на жесткую кровать, накрытую темно-серым, колючим одеялом и тихо продолжала рыдать. Она не понимала, почему ее заперли здесь и почему не пускают к Берни…

А может в ней, правда, живет ребенок, и сестры, действительно беспокоятся не только за нее, но и ее дитя? Ребенок ее и Берни! Мальчик или девочка. Крохотное существо, которое в этом мире всюду подстерегают опасности. Интересно, на кого он будет похож, когда вырастет?.. Но, быть может, сестры хотят отобрать у нее младенца? Отдать в приют и потом сделать из него церковного служку?!.. Никогда Оливия не отдаст никому своего ребенка! Она будет кусаться и царапаться, словно дикая пума.

Оливия положила на плоский живот ладонь и совершенно ничего не почувствовала. Ни-че-го! Ее просто немного поташнивает. И очень хочется спать. Но это ничего не значит. Ей просто необходимо хорошенько отдохнуть, и все пройдет… А если все-таки Мэган права и действовала из благородных побуждений? Она приняла ее, словно любящая старшая сестра. И так убеждала матушку Энджел, что Берни Дуглас любит Оливию!.. Хотя пока что Оливия сама в этом не очень уверена.

Господи, о чем она думает? Ее же могут выгнать из монастыря, оставить без этой временной крыши над головой! Куда она пойдет, когда на улице стемнеет? Где найдет еще более удобное пристанище? Оливия закрыла глаза. Как она посмотрит в глаза Мэган, когда они снова встретятся? Боже! Какой стыд! Что с ней случилось? Она всех воспринимает, словно врагов. Значит, она на самом деле просто-напросто глупая, влюбленная девчонка.

Сон буквально валил ее с ног. Чувство вины все глубже проникало в душу. Сестры приютили ее, накормили, как могли, дали возможность отдохнуть. А если бы она осталась на улице? На дорогой отель у нее совсем нет денег!.. Искала бы пристанища в дешевой гостинице, где всегда болтаются и ищут приключений такие джентльмены, как Пабло Гомес. Оливия вспомнила похотливый взгляд, которым мексиканец всегда одаривал ее. Господь Милосердный! Не допусти подобного кощунства и мерзости! Невозможно представить, как бы она себя чувствовала во власти этого похотливого самца!

Оливия прилегла, не раздеваясь и не разбирая постель, и мгновенно провалилась в глубокий сон. И во сне она все время вздыхала, постанывала, что-то бормотала, точно спорила с невидимым противником.

Проснулась Оливия, когда полуденное солнце заглядывало в окно кельи. По комнате распространился запах свежеиспеченного хлеба и лимонных корочек. В желудке посасывало. Она быстро поднялась, разгладила примявшиеся складки черного одеяния, поправила сбившуюся во сне косынку. Прошла к столику, откинула полотенце в сторону. Наполнив стакан лимонадом, с удовольствием утолила жажду ароматным прохладным напитком. Разломив румяную, не потерявшую утренней свежести лепешку, положила на нее изрядный кусок солоноватого домашнего сыра с зеленью, рассыпчатого и янтарного. Кажется, с таким удовольствием она не ела еще никогда в жизни!

Под окном зашуршали кусты. Оливия приблизилась, настороженно выглянула. Зверь сидел на замощенной площадке двора, смотрел в окно и, заметив хозяйку, тихонько заскулил, усиленно подметая пышным хвостом пыль.

- Привет, Звереныш! - Оливия пробудилась в хорошем настроении, на время забыв все, что произошло в келье утром. Отломив кусок лепешки и сыра, бросила их псу, слегка приоткрыв раму.

Свежий ветер ворвался в комнату и разметал остатки прежнего, дурного настроения. Она с наслаждением вдыхала свежий запах осенней земли и пожухлых трав, словно стосковавшийся за долгую зиму фермер. Как хорошо, что сегодня ей не приходится вдыхать угарный дух гладильни и подпаленной ткани. И у нее уже почти не болит рука от тяжелого утюга, которым еще вчера приходилось размахивать! Оливия блаженно прикрыла глаза.

За дверью послышались шаги. Приглушенно звякнула наружная задвижка. Оливия села на кровать, взяла в руку стакан с лимонадом и с независимым видом поднесла его к губам. А внутри все сгорало от стыда. Ей было сейчас совестно, как перед Мэган, так и перед настоятельницей, матушкой Энджел.

- Добрый день, дитя, как ты себя чувствуешь? - на пороге появилась сдержанная и доброжелательная матушка Энджел.

- Я чувствую себя отлично! - Оливия вздернула голову, глядя поверх головы настоятельницы в стену.

- Это потому, что ты выспалась и успокоилась. Господь милостив, дитя. Он дал тебе крепкий сон и успокоение. Сестры молились за тебя перед завтраком.

- Молились? За меня?.. - Оливия растерянно посмотрела в глаза матушке Энджел и тут же стыдливо отвела взгляд. - За меня?

- Да! И Господь услышал наши молитвы.

В молчаливом напряжении Оливия ждала, что еще скажет настоятельница.

- Сестры нашли Берни Дугласа. Он лежит в усадьбе сэра Гэбриэла Пойнсетта. В садовом доме организовали небольшой госпиталь. Такие госпитали открыты по всему городу. Даже в публичном доме. Девушки из заведения мисс Роззи Слоут и те ухаживают за больными, сестра Оливия.