Они вернулись домой тогда, когда день уже угасал и таял на западной стороне небосклона золотистым закатным отсветом. Над печной трубой вился легкий дымок, поднимаясь прямо в темнеющее небо. Расседлав коней и пустив их в свободный загон, Оливия и Берни поднялись по крыльцу.

Мисс Сара очень хотела кое о чем спросить Оливию, но никак не могла решиться. Потом все-таки осмелилась:

- Миссис Оливия, перенести ваши вещи в комнату, где спит мистер Дуглас?

- Не надо торопить события, мисс Томсон. Пока пусть все остается по-прежнему, дорогая! - и Оливия отправилась спать, как обычно, в боковую комнатушку, где помещался только узкий топчан и небольшой столик с ящиками для постельного белья.

- Извините, миссис Дуглас, уж не охладели ли вы чувствами к своему мужу после венчания?! - изумлению негритянки не было предела. - Обычно в первую ночь ложиться с венчанным мужем боятся лишь юные девственницы и старые девы. Но вы-то уже ни та, и ни другая, миссис Дуглас! - мисс Томсон возмущенно таращила глаза и сокрушенно всплескивала пухлыми руками. - Простите, если что я сказала не так, миссис Дуглас.

Прошла долгая неделя, но Оливия не спешила переходить под крылышко к мужу. Она не понимала себя. А потом до нее дошло, что она должна пережить и похоронить навсегда в своей памяти рассказ Берни о смерти Хелен. Берни не торопил свою юную жену принимать окончательное решение. Он понимал, что, освободившись от прежнего чувства вины перед Хелен, он частично переложил эту тяжесть на хрупкие плечи Оливии. И его жена не придет к нему до тех пор, пока в ее душе не уляжется боль ее сострадания к нему.

Над долиной сгущались тучи. Начал накрапывать редкий дождь. Он не хлынул сразу, а прибавлял мощи постепенно, не торопясь, словно брал разгон перед предстоящими затяжными дождями октября, рано или поздно переходящими в первый снегопад.

Оливия отправилась в хлев, чтобы собрать в гнездах яйца для вечернего омлета. Нахохлившиеся куры теперь рано садились на насест и довольно чутко дремали. Всполошенные ее появлением и ярким светом фонаря, они высовывали головы из-под крыльев и громко квохтали, будто в птичнике появилась лиса или койот.

Вернувшись в дом, она застала в столовой отца, который взволнованно ходил по столовой из угла в угол и о чем-то мучительно размышлял.

- Что произошло, папочка? - Оливия озабоченно остановилась перед отцом. - Ты что-то хочешь мне сказать, дорогой?

- Оливия, девочка моя, мне не слишком удобно говорить с тобой на эту тему, но я чувствую, что не все ладится у тебя с Берни Дугласом. Может быть, нам всем стоит уехать отсюда и оставить вас вдвоем?

- О чем ты говоришь, дорогой?

- Возможно, ты стесняешься. Но ведь ты совершенно измучила мужа! Рано или поздно у него окончится терпение, и он отправится в Смоки-Хилл, чтобы развеяться в публичном доме.

- Он никогда не сделает этого, папочка!

- Не будь самоуверенной, детка! Все может измениться в один миг.

- О, папочка! Наши отношения слишком искренни и откровенны, дорогой. Берни Дуглас любит меня и будет ждать, сколько окажется необходимо.

- Необходимо для чего?! - отец был в недоумении.

- Чтобы мне привыкнуть к состоянию замужней леди, папа!

- Невозможно привыкнуть к тому, чего нет, Оливия.

- Берни тебе на что-то пенял, папа?

- Дочка, ты недооцениваешь мужа! Настоящий мужчина не жалуется на жену. А тем более на любимую женщину.

- Ты уверен в том, что женщина любимая, папа?

- Ну, вот что, дорогая! - и отец громко позвал: - Мисс Сара!

- Слушаю, мистер Смитт! - негритянка появилась в дверях своей комнаты, вопросительно взглянула на Оливию и ее отца. - Что-то случилось, миссис Оливия?!

- Ничего не случилось, мисс Томсон! Папа, что ты хотел сказать, дорогой?!

- Мисс Сара, уже давно пора мисс Роззи переселиться в одну из боковых комнат. Ту, где сейчас живет Оливия.

- А куда пойдет миссис Дуглас, сэр?

- Миссис Дуглас пойдет туда, где ей давно пора находиться, мисс Томсон! Помогите мне перенести ее вещи!

- Я все перенесу и без вас! - огрызнулась Оливия, прекрасно понимая правоту отца. - Там совсем немного вещей, папочка. Молитвенник, постельное белье и ночная сорочка… Слушаюсь, сэр! Иду исполнять ваше приказание!

- Глупышка моя! - отец засмеялся, любуясь дочерью.

Рони Уолкотт и Берни вернулись, когда совсем стемнело. Они долго и старательно умывались на хозяйственном дворе, раздевшись по пояс, смывали пот и сажу, старательно поливая друг другу. Потом мужчины вошли в дом, растираясь жесткими полотенцами и слегка поеживаясь от холода. Натянув на себя чистые клетчатые рубашки, прошли к столу. Оливия и мисс Сара суетились вокруг стола, расставляя полные тарелки.

После ужина Оливия по привычке стала убирать со стола посуду, чтобы отнести ее на кухню.

- Идите, наконец, к своему мужу, миссис Дуглас! Как у него только хватает терпения нянчиться с вами, миссис Дуглас? Сегодня вам больше нечего делать на кухне, слышите? Уже совсем поздно! - возмутилась Сара.

Оливия умылась под рукомойником на кухне и подумала о том, что пора соорудить на ранчо теплый душ для зимней поры.

- Пришла пожелать мне спокойной ночи, любимая?

Оливия согласно кивнула и стала неспешно раздеваться. Берни невозмутимо наблюдал за ней, но глаза его восторженно заблестели, когда она, совершенно обнаженная, направилась к нему.

- Я пришла к тебе навсегда, Берни! Любимый мой! Я пришла, чтобы наслаждаться твоей любовью всю оставшуюся жизнь! - Оливия обняла его и прижала голову Берни к своей обнаженной груди. Погладила горячими пальцами шею, плечи. Отстранившись, посмотрела в глаза, ставшие такими глубокими, затягивающими. - Ты любишь меня, Берни Дуглас?

- В который раз ты задаешь один и тот же вопрос, любимая моя? - задыхаясь, прошептал он. - Но я не устаю снова и снова отвечать на него. Я люблю тебя, Оливия!

- А как ты любишь меня, Берни? - продолжала расспрашивать молодая женщина, горячо дыша ему в губы. - Очень крепко?

- Так крепко, Оливия, что изнемогаю от любви к тебе… Разум мой мутится! Я теряю рассудок и контроль над всеми членами своего тела! Я хочу тебя, Оливия, так сильно, что, кажется, вот-вот задохнусь от неутоленного желания!

Оливия все плотнее прижималась к любимому. Она страшилась расслабить объятия, как будто он мог взмахнуть крыльями и улететь от нее навсегда, затеряться в глубинах мироздания, навеки скрыться от нее…

Наконец-то они снова были вдвоем. И их страсти никто не мог помешать. Они понимали, что впереди у них вся длинная, осенняя ночь. За окнами бесконечно моросит холодный октябрьский дождь. А в их комнате жарко натоплено, отчего капли дождя, скользящие по оконным стеклам кажутся ледяными крупинками. Или же это и на самом деле на улице похолодало так, что к утру дождь сменится снегом? Огромные хлопья будут медленно падать и падать с неба, засыпая высокими сугробами все тропы и горные дороги…

В эту ночь два любящих друг друга человека почти не спали. Они снова и снова сплетались друг с другом в жарких объятиях, отдаваясь и обладая друг другом.

И ранним воскресным утром в доме стояла такая тишина, что они подумали, будто остались в доме одни. Никто не постучал в дверь их комнаты и не потревожил крепкого сна утомленных влюбленных.

Оливия проснулась от непривычного света, бьющего в оконные стекла. Она раздвинула шторы и удивленно охнула:

- Берни, дорогой мой, посмотри!

Молодой человек вскочил, подошел к ней, обнаженный и прекрасный в своей наготе. Они обнялись и долго смотрели в окно, наблюдая, как с низкого неба падают огромные снежинки, как растут вокруг дома высокие сугробы, как сосны сгибают лапы под тяжестью снежных шапок и шуб.

- Значит, до весны на ранчо больше никто не приедет! Никто не потревожит наше счастье и согласие.

- Конечно, любимая моя!