К вечеру у нее страшно ломило ноги, колени совершенно не гнулись, пальцы были не в состоянии удерживать толстую деревянную ручку утюга. Они все время умудрялись разогнуться, когда Оливия не была к этому готова. Утюг с грохотом падал на каменный пол гладильни, разбрасывая вокруг искры и горячую золу… Глаза девушки слипались, в голове, кажется, стучали молотки, в горле першило от постоянного запаха угара.

Закончив работу, Оливия, с трудом передвигая ноги, спустилась в трапезную. Молитву она кое-как пропела вместе со всеми, но когда на столе появились кружки с кофе и тарелки с лепешками, что-то словно щелкнуло у нее в мозгу… Стол поплыл в сторону, она попыталась удержать его, но только опрокинула свою кружку с монастырским напитком. Мутноватая лужица растекалась по чисто выскобленной столешнице, заполняя собой все обозримое пространство. И больше девушка ничего не помнила:

Глава 15

- Напрыгалась горная козочка! - голос Мэган, склонившейся над ней показался Оливии совсем чужим, незнакомым.

- Господь Милосерден, он даст и ее сердцу успокоение, сестра Мэри! - рядом с Мэган стояла матушка Энджел, перебирая четки.

Оливия лежала на узкой монастырской койке, в сорочке из грубого желтоватого полотна, укрытая почти до подбородка серым колючим одеялом. За узким окном виднелись ветки кустарников, какая-то серенькая птичка скакала по подоконнику. Она снова закрыла глаза.

- Редко кто из сестер и послушниц выдерживает в гладильне с непривычки до вечера, матушка.

- Да, я это знаю, сестра Мэри… Скоро вы отправитесь в госпиталь. Ты знаешь, где лежит этот молодой человек? Как его зовут? Берни Дуглас!.. Он и впрямь так хорош собой, что эта прелестная девочка могла влюбиться в него до безумия и отправиться в город, объятый эпидемией?

Оливия вздохнула. Главное, чтобы утром у нее хватило сил подняться с этой уютной постели, которая еще вчера казалась ей такой жесткой и неудобной.

А настоятельница и Мэган, думая, что она спит, продолжали разговаривать вполголоса:

- И ведь она ни разу не сказала, что устала, что у нее ломит с непривычки руки и поясницу. Не заплакала, наконец, матушка Энджел. А я знала эту девчонку совершенно другой… Капризной, избалованной, дерзкой! Наверное, матушка Энджел, это любовь так меняет людей. Но, похоже, не всех! - Мэган тяжело вздохнула и зашептала молитву, перебирая четки.

- Наверное, ты права, сестра Мэри, - настоятельница грузно поднялась, шагнула к двери. - Завтра вы еще день, возможно, проведете в гладильне. Только после этого я отпущу вас в город. А то другие сестры станут обижаться. И так все считают, что я слишком много внимания уделяю разным временным гостям из мира, вроде этой сестры Оливии.

- Но они должны понимать, матушка Энджел, что именно мирские более нуждаются в попечении и заступничестве перед Господом нашим!

На следующее утро Оливия проснулась самостоятельно. Она почувствовала, что еще очень рано, но поднялась и начала двигаться по комнате, скрипя зубами от невыносимой тянущей боли во всех мышцах.

Ей надо привести себя в чувство к завтраку. Она помнит, как когда-то в детстве Рони Уолкотт учил ее верховой езде. После первого дня скачки у нее точно также болели все мышцы. Но Рони не позволил ей наутро залеживаться в постели. Он вытащил ее из-под теплого мехового одеяла и, выйдя из дома, бросил с размаху в горное озеро Хила, которое плескалось на окраине деревни. Вода в озере была холодная, но такая прозрачная, что виден каждый камешек на его дне. Оливия визжала и пиналась, но Рони был старше ее и сильнее. Удивительное дело, после купания боль в растянутых мышцах прошла, словно растворилась в кристально чистой горной влаге.

Вспомнив про Рони Уолкотта, Оливия невольно заулыбалась и замурлыкала. Рони Уолкотта она всегда вспоминает с ласковой улыбкой на лице.

- Ты уже на ногах, Оливия? - Мэган распахнула дверь кельи. - Ты в замечательной форме, горная козочка! - восхитилась она.

- Зачем ты придумала мне такое прозвище, Мэган? Я могу и обидеться! - а сама продолжала улыбаться и напевать.

- А поем отчего? Хороший сон привиделся, Оливия? Одевайся, пора на молитву. Мирские песни в этих стенах не поют!

- Мэган, ты скоро станешь такой же сухой и бесстрастной, как настоятельница Энджел. Но это твое дело! А я сегодня вспомнила замечательного человека Рони Уолкотта, как он воспитывал меня в детстве… Когда у меня заболели мышцы от долгого сидения в седле, то он взял и бросил меня в озеро!

Мэган мечтательно улыбнулась:

- Он замечательный человек, потому я и не стала ему навязываться… И, в конце концов, Оливия, привыкай называть меня сестра Мэри! - возмущенно заявила она, услышав за дверью чьи-то осторожные шаги.

- Хорошо! Сестра Мэри, посмотри, правильно ли я застелила свое монастырское ложе? - нарочито громко поинтересовалась она.

- Правильно, сестра Оливия. Подушку поставь вот так - уголком! - откликнулась сообразительная Мэган. Она взяла в руки четки и, напевая молитвы из Розария, зашагала впереди Оливии в трапезную.

Сестры с изумлением смотрели на воскресшую и совершенно оправившуюся от усталости Оливию.

- Господь милосерден и к тем, кто усердно молится, и к тем, кто усердно трудится, не подчиняясь физическим немощам и не давая им угнездиться в нашей слабой и бренной плоти, - матушка Энджел, видимо, очень любила такие показательные примеры.

Оливия еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться над обескураженным выражением лиц некоторых сестер. Кому-то из них, видимо, не очень-то нравилось расположение настоятельницы к этой новенькой сестре Мэри и ее знакомой, свалившимся нежданно-негаданно в их тихую обитель и наделавших столько суеты и шума.

Водя тяжелым утюгом по желтоватому полотну, Оливия думала о том, что Мэган с ее деловой хваткой, красивым лицом и ладной фигурой, наверное, замечательно смотрелась бы и хозяйкой швейной мастерской, и продавщицей в большом магазине, и служащей в зале почты. Наверное, она бы могла стать сельской учительницей или врачом.

- О чем задумалась, Оливия? - Мэган встряхнула проглаженную простыню, ловко сложила ее конвертом. - Открой, что за тайные мысли гложут и морщинят этот гладкий лоб?

- Я подумала, что ты пропадешь здесь, Мэган, - поделилась Оливия своими сокровенными мыслями. - Представила тебя учителем или врачом… А ты думала, что все мои мысли поглощены одним только Берни Дугласом и тем, какой он хороший любовник, да?

Мэган изумленно уставилась на Оливию.

- Я и не думала, что в этой очаровательной головке со столь легкомысленными кудряшками могут бродить такие кощунственные мысли!

- Почему кощунственные? Если Господь создал мужчину и женщину из одного и того же материала, да еще разбил на пары и сказал: <Будьте муж и жена, точно единая плоть>, то неужели он вложил женщине мозги худшего качества?

- И дальше что? - Мэган смотрела с любопытством. - Есть женщины, которые становятся учительницами. Но их часто считают не от мира сего.

- Миссис Мартин сказала, что удел женщины - кухня, дети и церковь! Но почему нужно покоряться этому правилу, если ты родилась женщиной? Или все-таки наступит время, когда женщинам будет доступно все?

- Что ты имеешь в виду под словом <все>?! - недоумевала Мэган. - Если бы ты родилась мужчиной, то кем бы ты хотела стать?

- Возможно, певцом. Или наездником!

- Вот! Только певицей стать - это то же самое, что проституткой. А наездницей?! Иди служить в цирк и скачи себе по кругу день-деньской, срывай аплодисменты и подарки от поклонников! Только сразу же выходи замуж за наездника. Иначе придется спать со всеми подряд от директора или владельца цирка до последнего конюха!

- Мэган, почему ты такая циничная? - возмутилась Оливия.

- Не циничная, а прагматичная, Оливия. Это разные вещи. Много ли хорошего ты получила от своих романтических представлений о мужчинах? Ты и сама точно не знаешь, бросил тебя Берни Дуглас или нет!.. А твой любимый папочка? Вместо того чтобы помочь любимой дочери хотя бы советом, он носится по штатам, ища какого-то нового заработка!