Но зато потом, на всем протяжении своей писательской биографии, Фостер постоянно чувствовал «подпорку». И, скорее всего, был рад, что не пожадничал, отдал все лавры другому. Незримая аура творца литературных «Звездных войн» постоянно сопровождала писателя все эти два десятилетия, и когда у создателей очередного кинематографического супербоевика только начинала брезжить мысль о том, кому поручить новеллизацию, подходящую кандидатуру долго выбирать не приходилось.

Кажется, пора познакомить читателя поближе с этим хитрецом-скромнягой, который сделал в жизни рискованную ставку, но выиграл[4].

Когда еще мало кому известный в наших «фантастических» кругах Фостер в первый и единственный раз объявился в Москве, то лично на меня произвел впечатление, прошу прощения, дешевого пижона.

Время тогда было шумное и шальное. Осень 1987 года — еще не сегодняшний «дивный новый мир», но уже и не «старые дела». Перемены витали в воздухе, но ноги у всех вязли в почве привычно советской. И мероприятие, затеянное в «союзписовских» верхах, — международная встреча писателей-фантастов в Москве — несло на себе печать этой двойственности.

Да, когда еще в первопрестольную высаживался столь мощный десант: Гарри Гаррисон, Фредерик Пол и Джон Браннер, не считая менее известных! Конечно, эпизодические визиты случались и раньше, но камерно и тихо: от излишних контактов тщанием литературных бонз гости были заботливо ограждены, а их по-детски наивное желание пообщаться «хотя бы с одним из братьев Стругацких» неизменно натыкалось на вежливые объяснения — больны, мол, в отъезде… А тогда, в сентябре 1987-го, гости запросто общались с коллегами, фэнами и кому только ни давали интервью.

Словом, все были возбуждены, слегка захмелели от первой «свободы», а тут является он — трезвый, спокойный, даже вальяжный молодой парень с какими-то пижонскими усиками и баками, и при том во всем… нет, не в белом, а розовом!

Это отнюдь не шутка. К причудам американцев мы тогда еще не привыкли, и я хорошо помню реакцию читающей и пишущей братии. На торжественное закрытии конференции, когда все — каждый на свой лад — малость приоделись, Фостер появился не в обычных затрапезных джинсах и куртке, в которых бродил по московским улицам, а в вечернем костюме того цвета, который сами же американцы называют «поросячьим». Вид был… фантастика!

А позже мне попался в руки альбом фотографа Пэтти Перре, вышедший еще в 1984 году, и среди прочих в нем оказалось фото Алана Дина Фостера. И я впервые подумал, что то первое впечатление, скорее всего, ошибочно…

Живет писатель в самой что ни на есть глуши — в штате Аризона, в маленьком городке Прескотте, вблизи индейской резервации Явапа, расположенной у подножия горы Спрюс. На снимке писатель удобно, по-домашнему устроился в кресле, а за ним — стены из грубо сколоченных досок, огромный камин, на стене — лассо, череп какого-то рогатого животного, впечатляющее топорище дровосека и куда более солидно, даже чопорно восседающая в другом кресле деревянная фигура индейца в натуральную величину — такие по сей день украшают вход в табачные лавки южных городков Америки.

Но поразила не обстановка, в которой живет писатель, а его комментарий, сопровождающий фотографию. Каждому из героев того альбома предлагалось написать несколько слов на любую тему, какую им заблагорассудится. И вот текст того «розового пижона с усиками» без сокращений:

Коварная это штука — судить о человеке по цвету его костюма.

Жизнь Алана Дина Фостера никакими особенно сенсационными событиями не блещет. Родился он 18 ноября 1946 года в семье нью-йоркского коммивояжера Максвелла Фейнберга, позже сменившего фамилию на Фостер. После окончания Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе (с двумя дипломами — политолога и киноведа) и службы в армии будущий писатель работал в одном из литературных агентств и преподавал теорию кино в alma mater и лос-анджелесском Городском колледже. Некоторое время проживал в Канаде (которую он, кстати, и представлял на той московской конференции 1987 года), а последние годы, как уже говорилось, проживает в своей аризонской глуши.

Увлекался дзюдо (имеет красный пояс), коллекционирует раритеты научно-фантастической литературы и картины художников-фантастов, играет в баскетбол, слушает классическую музыку, интересуется историей кино, любит походы и серфинг.

Не отмечена сенсациями и его литературная карьера. Медленно и верно взбирался вверх, но на заоблачные выси не претендовал. Мог бы прогреметь той самой новеллизацией «Звездных войн», но предпочел солидный коммерческий успех эфемерной и совсем не гарантированной славе (будь книга подписана не творцом сенсационного фильма — многие бы ее купили?).

Первой публикацией Фостера стал рассказ «Некоторые замечания относительно зеленого ящика», опубликованный в сборнике «Коллекционер Аркхэм-хауса» (1971). За этой публикацией последовали другие — в журналах и антологиях. Однако подлинная известность пришла к Фостеру с первыми романами из серии о галактическом «Содружестве».

Это и «космическая опера» — и не совсем.

Для начала интересно уточнить название цикла. Сам автор называет будущее космическое суперправительство Университетом Содружества, и в этом странном словосочетании, если задуматься, заключен немалый смысл. Конечно, Алан Дин Фостер — не Урсула Ле Гуин, а его Содружество — в большей мере орган галактического управления, нежели духовно-мистическая общность. Но и с куда более традиционными «империями» и «федерациями» американской science fiction социальную структуру, придуманную Фостером, тоже связывает немногое.

Не вдаваясь в подробности, скажу только, что в его романах контакт — это контакт культур, а не армий или коммивояжеров.

И второе любопытное отличие романов Фостера от стереотипов. В НФ существует даже стандартная аббревиатура для обозначения противников землян — BEM (bug-eyed monster — жукоглазое чудовище), а писатель бросил вызов устоявшимся представлениям-клише: в Содружестве у земной цивилизации нет более надежных друзей, чем насекомоподобные «транксы»! С ними земляне взаимодействуют постоянно, это, как пишет критик, «ежедневная рутина, а не более частые в научной фантастике мелодраматические исключения». Видимо, не случайно союз двух цивилизаций именуется труднопереводимым словом Humanx (вероятно, от Human + Thranx)…