Однако теперь, когда я обнаружил, что Зеленую Палочку несут строго на запад, в сторону реки, пришла пора действовать. Как-то незаметно я успел обуться и одеться — и выскользнул за дверь, оставив небольшую щель для Лумумбы. Мародеров при Зеленой Палочке можно не бояться: в худшем случае, придется стереть с ковра несколько липких пятен. В том, что на этот раз Зеленая Палочка проснется, я почему-то не сомневался. Станция совсем недалеко отсюда. Очевидно, пока я буду ждать лифта, ее уже принесут. А ведь когда-то я там служил…

Служить на станции Зеленой Палочки — вовсе не такое рискованное занятие, как кажется подросткам и их мамам. Элементарный подсчет: Зеленая Палочка одна, а мир населен густо. Особенно теперь, когда Саутгемптон окончательно слился с Глазго, а Мурманск плавно переходит во Владивосток. При этом станции Зеленой Палочки понатыканы гуще пивных ларьков. По крайней мере, в нашей стране.

Тогда у меня была служебная машина. Собственно, ради машины там и служат. Все средства передвижения давно конфискованы в Фонд Зеленой Палочки. Помню, как пассажиры автобусов взирали на меня с нескрываемым отвращением. Напрасно я оттуда ушел.

Тем временем я выбрался на улицу. Она уже опустела; лишь несколько ранних пьяниц недоуменно глазели по сторонам, поминутно спрашивая друг друга: «Ты видел, куда ее понесли? Ты видел?». Какой-то бодрый инвалид на тележке проехался по моим ногам, хрипя на ходу что-то про Зеленую Палочку, хотя в этом уже не было необходимости. Очевидно, он очень уважал законы.

Успею ли я добежать хотя бы до железной дороги? Нет, даже если успею — бесполезно. Хотя бы до кольцевой… Но лучше — еще дальше. За пределы города… Жаль лишь, что город не имеет пределов. А если имеет, то временные.

Я пристроился за инвалидом и через пару минут обогнал его. Орать на бегу — глупее не придумаешь, но меня имел право задержать любой патруль, так что я выкрикнул несколько раз известную фразу и, разумеется, сбил дыхание. Ну кому надо меня задерживать? Самоубийцам?

Услышав сзади знакомый рокот, я обернулся. Со стороны Нагатина заходил на посадку вертолет. Не успеет, подумал я, хотя мне очень хотелось, чтобы он успел. Но он редко успевает.

И в этот момент Зеленая Палочка проснулась.

Я рухнул на землю, обхватив ладонями голову. Так оно всегда бывает. Первыми отказывают ноги. На меня наехал проклятый инвалид и, грязно выругавшись, свалился рядом. Тележка проехала еще пару метров на боку и тоже рухнула. С запада раздался приглушенный взрыв. Вертолет.

Обреченность. Зачем бежать? Зачем кричать? Зачем все? Так говорила Зеленая Палочка. Говорила, от нее никто еще не убегал. Рано или поздно она меня поймает. От смерти нет лекарства. Ее не сразишь в честном поединке. Ее можно лишь избегать — но до времени. Она медлительна, но она не забывает ничего и никого.

Так она говорила. Я слышал это второй раз, но тогда, восемь лет назад, я был еще ребенком и не придавал большого значения мыслям-об-разам, неожиданно вспыхивавшим в моем сознании. Атавистический страх, с пещерных времен требующий бежать от Зеленой Палочки, был сильнее. Тогда. Я полз слепой гусеницей, не зная еще, что все это ни к чему, что от Зеленой Палочки не уползти, не убежать, не уплыть и даже не улететь — вот и уполз. Хотя, возможно, тогда она просто насытилась крупной добычей…

Так или иначе, на этот раз ползти я не стал. Скорее всего, она наберет свои пять — семь тысяч и без нас с инвалидом. Скорее всего. Я открыл глаза, приподнял голову и взглянул назад.

Зеленый туман клубился и пучился, пытаясь насытить ненасытное. Улицы, дома, деревья, люди — все растаяло, не оставив ни малейшего намека на существование. Улицы, дома, деревья вернутся неизменные. От людей останется несколько капель вязкой бесцветной жидкости. А как же я?

Из тумана доносилось задумчивое бормотание и покашливание. Тишина, приличествующая истинной трагедии, то и дело разрывалась истошными криками обреченных. Как-то раз популярный патологоанатом утверждал с экрана телевизора, что смерть от Зеленой Палочки абсолютно безболезненна, и кричат люди прежде всего от страха. Хотел бы я в это верить.

Туман все приближался — неспешно, как и подобает. Хотя какой, к черту, туман? Какой туман, хотел бы я знать, способен проникнуть сквозь любые стены и окна, сквозь сталь и дерево, сквозь фарфор и пластик? Но это выглядело, как туман. Поэтому — пусть.

Ноги меня все еще не слушались. Рядом пыхтел и чертыхался неуемный инвалид, он извивался коротким червем и подтягивался на руках, пытаясь добраться до своей тележки. Вот какой жизнеспособный тип!

Наконец, когда до меня оставалось несколько десятков метров, туман перестал расширяться. Кажется, мне повезло. Я приготовился к прыжку.

Так и есть. Моментально, без всяких предварительных намеков, зеленый туман исчез, обнажив непривычно пустую улицу. Там и сям виднелись небольшие лужицы известного происхождения. Не тратя драгоценного времени на философские раздумья о бренности плоти, я бросился вперед — на поиски Зеленой Палочки. Нужно опередить судьбу.

Нужно спешить. Зеленая Палочка может закопаться — она всегда закапывается, чтобы без помех заняться пищеварением. Тогда мне ее не разыскать. К Зеленой Палочке могут подоспеть другие охотники. Зеленая Палочка интересует многих. Террористов, например. Военных. Фанатиков. И не имеет никакого значения, кем именно назначен приз за находку.

По официальной версии, всемирно известный ученый Татищев, профессор антропофагии Московского института Зеленой Палочки, доказал, что если поймать Зеленую Палочку в течение трех часов после насыщения и рассечь точно вдоль, то она может умереть. Правда, может и не умереть, и тогда обе ее половинки заживут самостоятельной жизнью. Вероятность ему определить не удалось. Однако всем известно, что Татищев носит звание генерал-лейтенанта, а в институте его лет десять никто не видел. Но все это меня не касается. Главное — приз.

Инвалид ловко наладил свою тележку и припустил за мной. Он тоже жаждал приза. Боже, ему-то зачем? Вид у него был такой, что хотелось запомнить его месторасположение и в начале сентября прийти за опятами.

Поскользнувшись в луже, я кубарем скатился со склона. Приятного мало, зато быстро. Еще метров триста — и все.

Посреди бывшего футбольного поля, служившего вертолетной площадкой, дымились искореженные обломки. Насчет вертолета я угадал. А рядом, на набережной, возле серой громады плотины, возвышалась станция Зеленой Палочки.

И никого вокруг.

Скрип инвалидной тележки звучал все отчетливей, и я перевел мозг в режим «турбо». Здесь Зеленой Палочки, как мы изволим наблюдать, нет. Запах… Должен быть запах…

Есть запах!

Из полуоткрытой двери слабо тянуло ароматом июньской грозы. Задыхаясь от счастья, я бросился туда. И сразу же увидел Зеленую Палочку.

На пороге станции поблескивала, беспечно играя с солнечными лучами, одинокая лужица. А в самой середине лужицы лежала Зеленая Палочка.

Странно, откуда взялась эта глупость — «ядовито-зеленый цвет»? Недоумевая, я смотрел на Зеленую Палочку. Она действительно была зеленая. Не такая, как пожухлые городские растения, и даже не такая, как синтетическая новогодняя елка. Она была по-настоящему зеленая.

Не испытывая ни малейшего страха, я подошел к луже и бережно, как котенка, взял в руки Зеленую Палочку. Сейчас — и еще примерно сутки — она практически безопасна. Бывало, конечно, когда Зеленая Палочка пробуждалась в тот же день. Но все эти события описаны в монографии Л. Картера «Случаи аномального поведения Зеленой Палочки» и являлись огромной редкостью. Самое большее, на что она сейчас способна — это слабые попытки закопаться. Однако простым постукиванием по торцам можно с легкостью пресечь эти поползновения.

Словно услышав мои мысли, Зеленая Палочка шевельнулась и томно вздохнула. Моментально припомнив инструкции, я внимательно оглядел Зеленую Палочку, нашел на одном из торцов надпись «Зеленая Палочка» — черным по зеленому — и легонько постучал по нему ногтем указательного пальца. Зеленая Палочка вздохнула еще раз и затихла. Считается, что после этой процедуры она погружается в неглубокий сон, полный сюрреалистических видений.