Филби был вне себя от горя. Я никогда прежде не встречал взрослого человека, доведенного до такой степени отчаяния. Трудно поверить, но он даже занялся самобичеванием, используя для этой цели весьма основательные сыромятные ремни, составляющие основу крыльев каркаса. Я уж не говорю о бесчисленных проклятиях и обвинениях в адрес неведомого громилы.
В то время я знал Филби еще недостаточно хорошо и с удивлением наблюдал за картиной этой публичной самоэкзекуции из окна своей маленькой кухни.
Сквозь открытую дверь гаража я мог видеть все подробности сей удивительной сцены. Больше всего в тот момент Филби напоминал буйнопомешанного. Он захлебывался рыданиями, рвал на себе волосы, катался по полу среди бренных останков великого творения несравненного Августа Сильвера.
Случайно подсмотренная сцена потрясла меня. Я не знал, что и думать. Конечно, искренняя скорбь Филби внушала уважение, но гипертрофированная форма ее проявления вызывала некоторые сомнения в реальности всего происходящего.
По иронии судьбы горестные стенания незадачливого хозяина дракона оказались в одном ряду с моими собственными смутными видениями, кошмарными порождениями долгих бессонных ночей. Хотя, должен признаться, в то время я был еще очень далек от понимания их подлинной причины.
Слов нет, Филби — эксцентричный малый. Чтобы понять это, вовсе не обязательно быть семи пядей во лбу. И все же то, как он ухитрялся финансировать свои многочисленные проекты, оставалось выше моего понимания.
Работа в гараже приносила ему хоть и небольшой, но вполне устойчивый доход. Он был прирожденным механиком и искренне любил свое дело. Чтобы поверить в это, достаточно было взглянуть на его руки, способные, как я хорошо знал, творить настоящие чудеса. Казалось, для него не существует невозможного. Но, пожалуй, вернуть к жизни шедевр Сильвера было непосильной задачей даже для такого мастера.
Несколько дней Филби бесцельно слонялся по мастерской, пока наконец очередное увлечение не заставило его забыть о недавней трагедии. Для настоящего механика порой моток простой медной проволоки значит ничуть не меньше, чем фрагмент окаменевшей кости для опытного палеонтолога.
Скоро из гаража Филби снова доносились привычные моему слуху удары молотка. Мастер трудился над новой моделью дракона, скрупулезно собирая воедино мельчайшие детали механического монстра, способного, по его замыслу, в одну ненастную ночь взмахнуть искусственными крыльями и исчезнуть в толще плотных облаков. По крайней мере, так казалось самому Филби. Что касается меня, то я мог только пожелать ему успехов в новом предприятии.
Ранней весной, несколько недель спустя после нашествия крабов, я ковырялся в саду. Новых заморозков не предвиделось. Рассада помидоров уже неделю как была высажена в землю и, судя по ее состоянию, обещала принести неплохой урожай. В будущем угрожали сорняки и вредители, но это отнюдь не было катастрофой. Выращиванием овощей я занимался с детства и с полным правом считал себя опытным огородником. Кроме того, гусеницы, питавшиеся томатными листьями, издавна были моей слабостью. Как-то раз много лет назад, копаясь в грязи, я поймал особь с почти человеческим лицом, если вообще можно говорить о лице применительно к примитивному членистоногому. Тогда, из уважения к подобной редкости, я отпустил существо на свободу.
Экземпляр, попавшийся мне на этот раз, не был ничем примечателен, и посему я беззаботно перекинул его через забор, отделявший мой участок от хозяйства Филби. Можно было не сомневаться, что рано или поздно он сумеет найти дорогу назад, но меня не слишком беспокоила подобная вероятность. Каждая божья тварь имеет право на жизнь, если вы понимаете, о чем я хочу сказать. А в мире вполне достаточно места, чтобы отягощать свою совесть убийством, даже если речь идет всего лишь о томатной гусенице.
Выполов сорняки, я отправил их в том же направлении. Филби никогда не увлекался земледелием, и подобная вольность с моей стороны вряд ли бы его покоробила.
К моему стыду и удивлению, почти тотчас же из-за изгороди появилась голова соседа. Правда, как сразу выяснилось, подоплека этого события не имела ничего общего с моим недавним поступком. Филби держал в руке письмо Сильвера, отправленное еще месяц назад откуда-то с юга.
Вообще-то говоря, мне было наплевать на Сильвера. Разумеется, я слышал о нем, как и все другие. Я как-то даже видел его фотографию — изображение крупного бородатого человека с растрепанными волосами и диким взглядом, — датированную еще теми днями, когда проблемы наследственности были у всех на устах, а созданная им лига механической вивисекции стала едва ли не самым громким скандалом дня. Тогда Сильверу, вместе с тремя другими его коллегами по университету, удалось создать несколько жизнеспособных экземпляров биомеханических роботов, неслыханное событие по тем временам, хотя вряд ли способное удовлетворить честолюбие их создателя. Август Сильвер производил впечатление сильного мужчины и, судя по всему, был таковым.
Филби, напротив, являл собой характерные черты человеческого представления о преданности.
Подумать только! Письмо от Наставника! Человека, проведшего несколько десятков лет в диких джунглях и видевшего столько удивительных вещей, что другому не выпадет и за целую жизнь.
Одного из немногих живых существ, кому наяву довелось встретиться лицом к лицу с живым драконом, не говоря уже о таких банальных тварях, как гигантские вараны и рыбы-дьяволы.
В своем письме Сильвер выражал твердую уверенность, что подлинной вотчиной дракона оставалась пучина океана. Поэтому в ближайшее время он собирался объявиться в Сан-Франциско. Там, в китайском городе, он собирался приобрести необходимые ингредиенты для дальнейших опытов. В письме содержались также смутные намеки автора на намерение создать некую бессмертную тварь, на основе органов дюжины других живых существ.
Равнодушно прочитав письмо, я вернул его Филби. В данный момент меня куда больше беспокоила проблема возможного возвращения крабов и их негативного воздействия на всходы моих томатов. В вероятности такого поворота событий меня убеждало поведение неугомонного Дженсена. Последний только что закончил работу над солидной монографией, посвященной спонтанным миграциям этих существ и возможной связи их поголовья с размерами наиболее крупных особей. В данный момент он вместе со своим сыном Бэмби разбил постоянный лагерь чуть выше линии утесов, откуда через мощный телескоп вел круглосуточные наблюдения за поверхностью океана в ожидании появления мифического левиафана. Если пресловутый краб-великан действительно существовал, можно было не сомневаться, что рано или поздно встреча с неутомимым естествоиспытателем была неизбежна.
Письмо Августа Сильвера помогло Филби в буквальном смысле обрести второе дыхание. Теперь дни и ночи он работал над конструкцией нового дракона, которому, по его совершенству, самой судьбой было предназначено оставить далеко позади себя всех многочисленных предшественников. Это обстоятельство, однако, не помешало механику отправить куда-то на восток письмо с вложенными в него сорока долларами, свою задолженность по членским взносам в Международное сообщество любителей драконов, о самом существовании которого я до сей поры даже не подозревал.
Между тем мои помидоры развивались как нельзя лучше. Объявилась и моя старая знакомая гусеница, сумевшая к этому времени достичь весьма солидных размеров. Еще раз отправлять ее к Филби я не стал. Вместо этого я поселил насекомое в кувшине, набитом землей, перемешанной с томатными листьями. Похоже, это оказалось наилучшим решением: гусеница осталась довольна своим жилищем и больше меня не беспокоила.
С каждым днем я проводил все больше времени с Филби, наблюдая, как на моих глазах возникало его новое монументальное творение. В отличие от своего наставника, Филби не обладал даже минимальными познаниями в искусстве вивисекции. Ко всему прочему, он питал к нему естественное отвращение. Его создание имело чисто механическую основу и посему заметно отличалось от уничтоженного творения Августа Сильвера. Благодаря неиссякаемому энтузиазму механика, дело продвигалось с удвоенной скоростью.