— Алебарды — это хорошо, — протянул Андрей. — Но Вероника совсем не чужая, она мне модель помогает делать.
Вадим не стал отвечать. Он не мог объяснить, почему он не хочет считать Веронику не чужой и почему он готов всю жизнь остаться вдвоем с сыном и ни одну женщину не впустить в их маленький тайный мир.
— А вообще у нас в школе странные вещи делаются. — Андрей с детской непосредственностью переключился на другую тему.
— А? — Вадим, задумавшись о своем, не сразу понял, о чем говорит сын. — Какие вещи?
— Папа, вот ты скажи, ты не сталкер? — неожиданно спросил сын. — Ведь ты же был в Зоне?
— Ну, ты там был не меньше моего, так что чего спрашивать? Нет, конечно, какой из меня сталкер? Да и из тебя сталкер… Я думаю, что многим сталкерам при упоминании о тебе дурно становится.
— Ну, я о другом. Вот, пап, представляешь, у нас в классе мальчик, я уже говорил про него, Стас, — он сын сталкера! Вернее, как бы правильно сказать. Он был сыном сталкера. Вернее, его отчим был сталкером.
— Что-то ты, Андрей, сильно как-то загнул. Давай по порядку.
— Ну, я же рассказывал уже, пацан у нас в школе есть, Стас, какой-то странный. Он вроде как сирота и у бабушки живет, но сильно наглый.
— Ну, сиротство и наглость — это категории не пересекающиеся. Я знал наглых людей, выросших в обычных семьях, где есть и отец, и мать. И наоборот, — прервал его отец.
— Нет, он по-другому. Он неприятный такой. Всегда, как только драка у нас случается, стоит в стороне и подзуживает. А у самого аж морда от радости светится.
— Ну, Андрюша, ты же сам сказал, он сирота. Может, у него была очень тяжелая жизнь. Он мог озлобиться, а может, у него просто не было раньше нормальных друзей. Подрастет — все пройдет. В таком возрасте, как у тебя, дети в основном все одинаковые.
— Пап, все дети одинаковые, но вот когда я с друзьями в Зоне был, то мне показалось, что не все. — Андрей вдруг заговорил совсем не по-детски. Он раньше никогда не затрагивал эту тему, но теперь отважился. — Понимаешь, я бы никогда не решился повесить пацана знакомого, даже не приятеля, а так… А они, эти сельские, взяли и повесили меня. Понимаешь, папа, они мыслят совсем по-другому. Им кажется, что они все в жизни знают и всегда правы. А их знания — это только то, что любого можно убить. Что если ты сильный, то можно обижать слабого. Это что, пап, так в селе все живут? Я вот сейчас, когда по телику всякие народные думы выступают, говорят, что село — основа государства, что культура вся в селе, что хлеб всему голова, вспоминаю, как эти пацаны деревенские, Юзик и другие, забили собаку палками, слепую собаку, только за то, что она к ним подошла, хвостом виляла, есть просила. Это основа нашей жизни? Почему они предавали нас на каждом шагу?
— Андрюша, ты задаешь вопросы, на которые нет ответа. А может, тебе просто так не повезло? Может, это просто твои личные впечатления?
— Папа, я дома у бабушки нашел книжку, там про время после войны на западной Украине. Там рассказывали, как сельские убивали городских учительниц, потому что они приехали их детей учить. Это что, тоже так повезло?
— Андрюша, ты смешиваешь понятия, это были сложные времена, они не хотели, чтобы из центра приезжали… — Вадим пытался, и у него не получалось, упростить эти моменты истории, чтобы смягчить их для сына. Он сам понимал, что Андрей прав.
— Папа, я видел этих деревенских. И я уверен, тогда на Украине убивали только потому, что городские хотели учить сельских грамоте. А это никак не связано ни с Центром, ни с… Но вообще мне иногда страшно подумать… ведь… — Андрей сильно разволновался и стал сбиваться.
— Андрюша, а ты вот не бойся и подумай, вспомни, ты ведь победил, ты же, мальчик, мой единственный сын, смог сделать то, что не смог сделать никто, — пройти Зону с голыми руками и спасти меня, так зачем тебе думать о городских, о деревенских, ты же…
— Пап, я вообще не о том. — Сын словно устал от этого непростого разговора. — Я про этого Стасика.
— Так что там со Стасиком? — Малахов с облегчением вернулся к началу разговора.
— У нас было сегодня классное собрание, не родительское, не бойся, а учеников. И приходил один дядька, такой странный, как Стасик странный. Так вот этот дядька сказал, что Стасик — это достойный сын своего отца-сталкера, и что сейчас организуется фонд помощи сталкерам, вернее, детям сталкера. И он раздал всем красивые книжечки и попросил, чтобы родителям передали.
— Я забыл, а что с отцом Стасика?
— У него и мать, и отец погибли совсем недавно. Это нам так классная сказала перед тем, как он к нам в класс пришел. И сказала не обижать. А никто его и не обижает. Вот посмотри.
Андрюша вытащил из заднего кармана джинсов буклетик. Это была классическая рекламная бумажка на десяти страницах с фотографией саркофага из Чернобыля, с банальным текстом о жертвах катастрофы. О том, что люди в наше время прошли адовы круги Зоны и донесли свет разума своим детям и что дети… Ну, в общем, классический набор вымогательской банальности.
— Ну и что? Чем кончилось это собрание?
— Учительница сказала, что каждый, кто хочет помочь сиротам Зоны, она при этом посмотрела на Стасика, должен попросить у родителей сто рублей. Чтобы папа или мама дали.
— Ну, сто рублей не такая уж большая сумма. — Вадим понял, что весь разговор в школе свелся к вопросу о деньгах.
— Так на этом не кончилось, — продолжил рассказ Андрей. — На перемене Стасик и его пацаны…
— Его пацаны? — не понял Вадим.
— Ну, у него типа своя команда в классе есть. Они вместе все время ходят, и Стас, хоть и мелкий, там типа командир. В общем, они почему-то опять на меня наехали. Я не знаю почему, но Стасик все время ко мне подкалывается.
— Ну и жаргон у тебя… — поморщился Малахов.
— Да ладно, пап. Так вот, они подошли, и Стасик стал почему-то мне говорить — типа, ты такой шибко грамотный, с бабушкой живешь всю жизнь, а я ребенок Зоны, а ты такой жлоб, по тебе видно, что твои родственники тоже жлобы и ни копейки не дадут.
— Это он зря, конечно, — покачал головой Вадим.
— Зря, конечно, но только я, пап… я не сдержался… — почти неслышно сказал Андрей.
— В каком смысле?
— Ну, я сказал, что он дурак и говно, что он даже и близко Зоны не нюхал, а командует. А Стас и дружки его заржали как дурные и давай орать — ой, сталкер нашелся! Мне кажется, они все это специально делали. Сейчас мне кажется, они нарочно хотели меня разозлить. И самое главное, такое неприятное, как только они начали орать, тыкать меня кулаками, Стасик сразу отошел в сторону и стал наблюдать. А у самого аж глаза светятся от удовольствия. Ну, в общем… — Мальчик разволновался, Вадим даже заметил, как у Андрея задрожали губы.
— Ты уже который раз пытаешься сказать, что произошло, а сам все вокруг да около…
— Я сказал, что… ну, я сказал, что я сталкеров убивал. — Андрей опустил глаза.
— И?.. Ты же понимаешь, что этого нельзя было говорить?
— Они начали так смеяться, что мне стало совсем стыдно… В общем, пап, тебя в школу вызывают… — Сын наконец сказал то, что очень боялся произнести.
— Так, с этого надо было и начинать. За что?
— У одного мальчика перелом ключицы, один хромает, а один… пап, я не виноват, я даже не знал раньше, что такое энурез. Пап, это очень страшно? А то говорят, что из-за меня.
— Это как? Что ты сделал?!
— Ну как… Я взял стул в коридоре, отломал от него ножку и сказал, кто первый подойдет, тому я заеду. А они подумали, что я шучу.
— А Стасик этот? — Вадим был очень расстроен.
— Он, мне кажется, был очень рад… Он убежал, как только они перестали меня бить, а стояли вокруг и плакали.
— Как плакали?
— Ну, я не знаю, что там вышло. Все пацаны сначала налетели, типа темную сделать, кричали — темную ему! Ну, кучей завалить. А потом… несколько лежали, у одного сильно кровь текла из уха, а остальные плакали. А я виноват. И как можно темную делать, когда ты в школе? Это же надо одеяло на голову накинуть… — Андрей неожиданно проявил познания в такой далекой, как казалось, от него области.
