Бодо Лемке объявляет, что на празднике совершеннолетия принято, чтобы сыновья приглашали своих матерей, а отцы — дочерей.

Все одобрительно аплодируют.

Отец встает и склоняется перед Катрин. Красивая пара идет на танцплощадку. Отец танцует очень хорошо, Катрин приноравливается к нему, оба получают удовольствие.

Бодо Лемке как завел вальс, так никак его не кончает. Катрин смотрит на отца, улыбается, отец улыбается ей в ответ. А на руке Катрин то и дело взблескивают часы.

Наконец-то Лемке сменил мелодию, ему аплодируют. К Катрин подскочил Йорг, его сменил дядя Фриц, того — школьные приятели. Катрин едва переводит дух.

Но когда она, танцуя с отцом своего одноклассника, проходит мимо их стола, то видит, что Франк сидит один. Он как раз закуривает сигарету.

Катрин извиняется и идет к Франку. Она быстро дышит.

— Странное это удовольствие, — говорит Франк.

— Пошли танцевать? — предлагает Катрин.

— Нет, эти танцы не для меня.

— Но я тебя прошу.

— Обязательно?

— Если обязательно — тогда не надо.

— Пошли. Твое семейство хочет наверняка, чтобы мы потанцевали.

Они протискиваются к сцене.

— Бодо, выдай-ка что-нибудь стоящее. Ты уж знаешь, — просит Катрин.

— Ага, это твой друг, — говорит Лемке.

— Да.

Бодо протягивает Франку руку:

— Лемке, Бодо.

— Франк Лессов.

— Что ж, ради вас ошарашу-ка я стариков, — говорит он, — но надолго не рассчитывайте.

— Ты отличный парень, Бодо.

— Для милых родственничков чего не сделаешь.

— Теперь они выдадут кое-что для нас, — говорит Катрин Франку.

— Посмотрим, на что они способны. — Франк настроен скептически.

Первые же звуки подействовали на присутствующих как удар грома. Но Катрин и Франк танцуют в одиночестве всего секунду-другую. Мальчишки и девчонки сразу почувствовали себя в своей стихии. Катрин замечает, что у Франка улучшается настроение. Да, танцует он бесподобно.

Но так же внезапно, как начался, так и кончается бурный номер, а следующий танец относится уже к совсем другой возрастной группе. Молодежь благодарит музыкантов аплодисментами, раздаются признательные свистки.

Когда Катрин и Франк подходят к столу, дядя Фриц им аплодирует.

— Да вы настоящие эстрадные артисты, — восхищается бабушка Герда, — бог мой, как вы суставчики свои не вывихнули?

— У них суставчики еще молодые, Гердахен, — замечает дядя Фриц.

— А я и не знал, что ты так умеешь, — говорит отец.

— Э, ты еще многого не знаешь, — подшучивает мать.

— И не нужно, главное, иметь общее представление.

— Ну, общее-то ты всегда имеешь, — смеется мать и чокается с мужем. От выпитого вина у Дитера Шумана явно поднялось настроение.

А Габриель вздыхает:

— Бодо всех ублажил. Только не меня.

— Твое от тебя не уйдет, — утешает ее мать.

Катрин болтает с бабушкой Эрной и дедушкой Паулем, они расспрашивают ее о происходящем. Торжественная часть праздника произвела на них большое впечатление, только кое-что было им непонятно.

Поначалу Катрин и не заметила, что стул рядом с ней опустел. Но и заметив, ничего такого не подумала, она продолжает болтать и шутить, у нее приподнятое настроение.

Танцуя с Йоргом, Катрин видит Франка у бара, устроенного в конце зала. Она идет к Франку и тотчас понимает, что с ним что-то неладно. Он очень бледен и явно не только от освещения.

— Тебе плохо?

Франк соскакивает с табурета, рукавом тщательно протирает сиденье.

— Взбирайся, — предлагает он, — это твой трон, а я — твой послушный слуга.

— Ты что, перепил?

— Пить я пил, — отвечает он, — но перепил ли, не знаю. А вот еще рюмку, пожалуй, выпью. Мне это нужно.

— Франк, не дури, — просит Катрин.

Франк четко выговаривает слова, хотя язык у него ворочается с трудом:

— Не бойся, Катенька, у меня просто плохое настроение. Никто в этом не виноват, ни ты, никто из ваших. Мне не нужно было приходить. А раз уж я здесь, так выпью рюмочку.

— Перестань. Пошли, закажем кофе. Это помогает.

— Мне ничто и никто помочь не может, — твердит Франк, — все на свете чушь, идиотизм, чистое безумие.

— Да что с тобой, — пугается Катрин, — скажи наконец?

— Ладно, скажу все как есть.

Он придвигается к ней, да так близко, что Катрин коленями упирается ему в грудь. Склонившись, она убирает мокрую от пота прядь с его лба.

— Мама ушла от нас, хочет разводиться с отцом. Сказала ему: не хочу больше так жить. А начинать нам сначала нет смысла. Все всегда будет по-старому. А потому — конец.

— Твоя мама уходит от вас? Твоя мама? — Катрин поражена.

— Да, моя мама. Видно, давно уже думала об этом. Теперь приняла это безумное решение и хочет его осуществить.

— А ты?

— Считаю, она не права. А как еще? Она же сама хотела такую жизнь. Красивый дом, поездки отца. Ей это нравилось. Она соглашалась с этим. У отца ответственная работа, его делу все должно подчиняться. Так было до сих пор. Почему вдруг всему конец? Мама нарушает соглашение.

— Раньше ты иначе говорил о своей матери. Ты ее жалел, — возражает Катрин.

— Я не жалел ее, я просто констатировал, что она так живет. Все на свете, говорит отец, имеет свою цену. И он нрав. Мама знала, с кем связала свою жизнь.

— Ну нет, никуда это не годится.

— Что — не годится? — громко спрашивает Франк.

— Соглашение, цена… Чтоб так говорили люди, которые любят друг друга!

— Ты очень наивна, — взволнованно возражает Франк, — жизнь, считает отец, надо строить рационально.

— Да, теперь понимаю, почему ты такой расстроенный.

Они минуту-другую молчат, Франк уставился куда-то в зал. Но он ничего не видит, его мучают собственные беды.

— В следующую субботу я хочу съездить в Штральзунд. Поехали со мной! — просит Франк.

— Никак не могу, я с классом еду в Прагу.

— Придумай какую-нибудь отговорку. Мы как-нибудь вместе съездим в Прагу. Будет куда лучше. А в Штральзунд ты со мной должна поехать.

— Франк, я так рада, что еду в Прагу, не могу я не участвовать в этой поездке. А в Штральзунд мы съездим через неделю.

— Я еду в следующую субботу, — заявляет Франк и, отступив на шаг, оглядывает Катрин, словно она ему чужая.

Затем, резко повернувшись, уходит.

Катрин сидит еще немного на табурете у бара, подтянула к себе недопитую рюмку Франка.

Ждет Франка. Но он не возвращается.

Тогда она идет его искать. Знает, что он чуть перепил. По поиски ее напрасны.

И Катрин возвращается к своему столу, за которым царит веселое оживление. Уже подали блюда с закусками, и все заняты, всем хочется попробовать того и другого.

Катрин отпивает мелкими глотками свой крюшон, но вкуса его не ощущает. Стул рядом с ней так и стоит пустой…

Франк ушел. Она не сумела его удержать.

Но что должна была она сказать?

Фрау Лессов, о которой у нее сложилось не очень благоприятное впечатление, вдруг показала себя совсем другим человеком. Фрау Лессов приняла решение.

И Франк не услышал в словах Катрин возмущения, скорее в них сквозило удивление, едва ли не уважение. Да так оно и есть. Но убежать, не сказав ни слова?

— Где же твой Франк? — интересуется Габриель.

— Не знаю.

— Он был у бара. Мы, видимо, люди не его склада.

— Чепуха. Ты же ничего не знаешь! — Катрин поднимается и идет к своим одноклассникам. Не рыдать же ей! Да и смысла нет. Франк никуда не денется. А сейчас она ничем ему помочь не может.

Длинный Ян весь сияет, когда Катрин идет с ним танцевать. В молодежном углу ей легче, там пьют кока-колу и крюшон, там можно подсесть то к одному приятелю, то к другому, поболтать или потанцевать.

И никто не спрашивает о Франке.

Но вдруг Катрин видит, что мимо проходит ее мама, и Катрин подбегает к ней.

— Все очень хорошо, — говорит мать, — прекрасная была идея праздновать здесь.