— Полно, — подтверждает Франк, — ничего в этом нового.

— Раз надо, значит, надо, если у человека такая ответственная работа, — считает старый господин Лессов, и Катрин чувствует, что он гордится сыном.

Когда они прощаются, Франк предупреждает, чтобы бабушка и дедушка не ждали их к ужину, они поедят в городе, надо же как можно лучше использовать время. Возражений он не ждет, хотя по лицу бабушки видно, что они с удовольствием бы подождали внука и Катрин.

В нескольких шагах от дома — пролив Штрелазунд. Вода в проливе слегка волнуется, по небу плывут редкие облака. Мирная эта картина действует на Катрин успокаивающе.

Франк показывает ей большой остров — это Рюген, но сегодня так ясно, что даже остров Хиддензе виден вдали.

Укрепленный берег бежит, извиваясь, до самого порта.

Франк застегивает Катрин куртку — майское солнце греет еще слабо, ветер же дует восточный, холодный.

— А то в два счета простудишься.

Порт не очень велик, но вместе с верфью — доки видны за высокими складами — он производит на сухопутного крысенка Катрин грандиозное впечатление.

Франк обращает ее внимание на очертания города: высоко уходящие в небо колокольни церквей — Санкт-Мариенкирхе, Санкт-Николаикирхе и Якобикирхе, а между ними путаница улиц старого города.

— Здесь старый Штральзунд. Чуть фантазии — и легко представить себя в средневековье.

Катрин верит, что Франк в состоянии бог весть чего нафантазировать и очутиться в средневековье, она знает, на что он способен. Но у нее это не получается. Узкие улочки не доставляют ей никакой радости, к тому же еще ухабистая мостовая.

Замечания Катрин отрезвляют Франка, но он не сердится, а смеется:

— Типичная берлинка. Романтику признаешь до известного предела и не теряешь способности критиковать.

— Я вижу то, что есть.

— Вот-вот, это я и говорю.

Он подхватывает ее, поднимает и раскачивает из стороны в сторону, а стоят они у витрины, и Катрин видит себя и Франка в стекле. Увы, вечно так стоять невозможно, хотя и приятно.

На Новом Рынке есть мороженое, а в одном из переполненных кафе они съедают горячие сардельки с салатом. И опять бродят по узким переулкам, с которыми Катрин уже освоилась, и еще раз идут к порту.

Мост на Рюген поднят, по фарватеру движутся грузовые суда, парусные яхты, буксиры.

Франк и Катрин доходят до конца причала. Здесь они совсем одни.

Вода пахнет водорослями и нефтью.

— Ты не жалеешь, что поехала? — спрашивает Франк.

— Почему же? Здесь для меня много нового. И мы вместе.

Франк целует ей глаза.

Катрин так никогда бы и не открывала глаз.

Франк смотрит вниз, на воду, плещущую о бетонные плиты.

— Ну как поступить, если не знаешь, кого считать правым? — вдруг говорит он словно бы сам себе.

— О чем ты? — озадачена Катрин.

— Э, я просто вслух подумал. Давай лучше решим, что завтра делать. На пароме переедем на остров. И пойдем вдоль берега, пока не устанем. Там мы будем совсем одни… А теперь вернемся, пожалуй, к бабушке и дедушке. Поболтаем с ними и — спать. В комнатенке под крышей ты отлично выспишься. Лестница скрипит чертовски. Так что никто к тебе не прокрадется и не помешает тебе спать.

— Чего только ты не выдумаешь.

Они весело бегут назад.

Катрин нравятся очертания города, а сам город, залитый вечерним светом, напоминает ей старинную картину.

Франк и Катрин идут, держась за руки.

— Когда ты со мной, я спокоен, — говорит Франк, — и все мне нипочем.

Катрин понимает его слова как высшую похвалу.

Вечер проходит так, как предсказал Франк.

Паром подошел к причалу. Катрин и Франк сбегают по сходням.

— Я первый раз на Рюгене, — говорит Катрин.

— Вот и повод, чтоб отпраздновать, — подхватывает Франк.

Хотя день только наступает, но паром переполнен до отказа. Прекрасная погода всех манит на лоно природы. Солнце еще низко, а восточный ветер довольно холодный. Но Катрин и Франк запаслись всем, чтобы провести день на острове, у них есть одеяло и целая корзина еды.

Однако, думает Катрин, в «великом одиночестве» они здесь, в Альтефер, не будут. На пляже народу толчется столько же, сколько на берегу озера Мюггелзе, под Берлином.

Франк словно прочел ее мысли.

— Э, да они почти все далеко не идут, остаются у парома. А тем, кому нужно уединение, места хватит.

Они идут вдоль берега по сужающейся тропинке, по обеим сторонам которой пышно разрослись дрок, шиповник и чертополох.

На другой стороне пролива виден город, очертания его из этой дали кажутся Катрин еще прекраснее. По проливу, выходящему в море, туда-сюда снуют парусные лодки.

Катрин снимает туфли, песок местами уже нагрелся.

— Смотри не занози ногу, — остерегает ее Франк.

— Да я привыкла ходить босиком. У нас в лесу хожу все лето.

— А змеи, — не унимается Франк.

— Не сойду с дорожки.

— Они охотно греются на солнышке и теплом песке.

— Наш топот наверняка за сто метров слышно.

— Н-да, ты хочешь все делать по-своему.

— Грустно было бы, если б я того не хотела! Или нет?

— А разум?

— Поступать только как разум велит — так и жить скучно, говорит моя мама.

— Ну, если твоя мама! Представляю себе.

— Она тебе не нравится?

— Наоборот, уж она-то, надо думать, иной раз бог знает что выкинуть может.

Франк идет впереди. Катрин оглядывается, с удивлением замечает, какой порядочный конец они отмахали. Городок Альтефер остался где-то далеко-далеко.

— Мы что, весь остров обойдем?

— Осталось еще немного, — обещает Франк, — я знаю эти места.

И он не обманул ее. Вот уже маленькая бухта, вымытая водой, и крошечный пляжик, и промоина, заросшая короткой сухой травой.

Катрин прыгает в траву.

— Ой, тепло как. Ни ветерка!

— Почувствуешь, если переменится на западный, — объясняет Франк, он рад, что Катрин здесь понравилось. Он быстро стелет одеяло, ставит «продовольственную» корзину в тень.

Отсюда остров Хиддензе виден еще лучше.

Катрин потягивается, кружится, ей хочется кричать от радости. Она с размаху валится в траву. А здесь ей даже жарко. Она стаскивает с себя свитер и остается в белой кофточке без рукавов.

Франк зарывает бутылки с сельтерской в воду, где мелко.

— Хочешь пить?

— Нет еще.

Катрин растянулась в траве, сухие стебли щекочут ей шею.

— Ложись на одеяло, — говорит Франк.

— В траве так хорошо.

— Хочешь искупаться?

— Пожалуй. Окунуться бы.

Катрин стягивает джинсы, бросает их в траву. Ложится на спину и закрывает глаза.

Нос ей щекочет какая-то травинка. Лицо Франка склонилось над ней, такое большое и так близко.

Она обнимает его за шею, ощущает тепло его лица. Как долго можно так лежать, ни о чем не думая?

Франк высвобождается из ее объятий, встает и каким-то чужим голосом говорит:

— Холодная вода сейчас нам очень полезна.

Катрин поднимает на него глаза. Он раздевается. Его тело против солнца вырисовывается на небе черным силуэтом.

Франк бежит и быстро погружается в воду. Холод ему словно нипочем, а может, он так хорошо владеет собой.

Катрин же, входя в воду, замирает от режущего холода. Но она не сдается.

Отстать от Франка? Об этом и речи быть не может. Она делает над собой усилие и выдерживает минутку-другую в воде.

А Франк тем временем отплыл далеко.

— Эй, Франк! Возвращайся, — зовет она.

Он машет ей и послушно поворачивает назад.

Жара в бухточке теперь даже приятна. Их тела усыпаны капельками воды. Они отряхиваются, как мокрые псы.

— Я точно заново родилась, — восклицает Катрин и прыгает на одеяло. Франк опускается рядом с ней на колени, пристально смотрит ей в глаза.

Его лицо кажется ей очень тонким, тем более что влажные волосы прилипли к голове.

Он целует ее холодными губами, сцеловывает ей капли воды с носа.