— Ну что ты несешь, — говорит Катрин, — мне можешь ничего не объяснять. А твой господин Лемке, кстати, тоже всякую чушь городил.

— Мы садимся пить кофе, — объявляет Габриель, — приглашаем и тебя.

— Мне неохота.

— Нога? Все еще не зажила?

— Не совсем.

Габриель испытующе смотрит на сестру:

— Сбежала из домика, а? Со скуки умерла?

— Верно, — не очень решительно признается Катрин.

Габриель улыбается:

— Мне это знакомо. Теперь и до тебя дошло. Наш папа — человек упрямый. Как он увлекается природой, просто на нервы действует. Ну что, не хочешь чашечку кофе? Я принесла эклеры. Ты же их любишь.

— Ладно, приду.

Бодо Лемке наливает кофе, как только сестры входят в кухню.

— Привет, красавицы! — восклицает он.

— Не проливай кофе. Еще будет у тебя время на нас поглазеть, — одергивает его Габриель.

И это кухня, в которой обычно царит мама? На отцовском стуле сидит, словно всю жизнь на нем сидел, довольный Бодо Лемке. И говорит, говорит без передыху, отпускает шуточки, сам над ними смоется. А Габриель словно все свое остроумие потеряла. И Катрин одна слово роняет. Она молча наблюдает за Лемке и сестрой. Они, значит, нашли друг друга. Может, и в самом доле подходят друг другу. Чудно, с этим Лемке Габриель так бесцеремонно не обращается, как бывало с другими. Отчего бы это?

— Большое спасибо, — благодарит Катрин, — кофе был очень хороший, а эклеры просто отличные.

Габриель сухо замечает:

— Иной раз приходится тащить человека к счастью.

Катрин ложится рано, блаженствует в своей комнате и усердно полирует ногти. Научилась у матери. Та относится к этому делу очень серьезно. Полируя ногти, можно и помечтать. О завтрашнем дне, о встрече с Франком… А если сравнить Бодо Лемке с Франком, н-да…

Из соседней комнаты не доносится ни звука, только из кухни голоса, но потом и они стихают. Слышно, как в коридоре открывается дверь.

Они, верно, пошли в комнату Йорга. Но что нужно Лемке в комнате брата? Ему там нечего делать.

И что нашла сестра в этом Бодо Лемке?

Катрин уснула, но внезапно от толчка в бок просыпается. Габриель сидит на кушетке.

— Ты забыла выключить свет, — говорит сестра, — твой старый грешок. Нынче я за отца.

— На меня вдруг сон напал, — бормочет Катрин, — А господин Лемке ушел?

— Да, ушел, — отвечает Габриель. — Тебе он что, не нравится?

— Так я же его совсем не знаю. А тебе нравится?

— Я в него втюрилась. Еще как! Иной раз болтает много, но вообще-то он мастер своего дела. Руководит ансамблем. Это между делом, но по всем правилам. А по специальности он декоратор. В этой области кое-что смыслит. Деньги, если захочет, лопатой гребет. У него есть «Москвич», и он подал заявление на дачу. Когда он со своим ансамблем на эстраде, в зале творится что-то невообразимое. Тебе нужно послушать. Да и вообще он хороший человек.

— У него большая квартира, перестроенная из лавчонки, — говорит Катрин, — зачем же ты с ним ходишь в комнату Йорга?

— Вот как, он тебе уже рассказал про свою квартиру? Там в эти месяцы жутко холодно. Знаешь, сколько он тратит на отопление! Слушай, родителям не обязательно все знать.

— Мама так и так заметит. — Усталость снова одолевает Катрин.

— Это уж моя забота. Ты только не вмешивайся.

— Но у тебя же есть своя комната, — настойчиво твердит Катрин.

— Стена слишком тонкая, — бросает Габриель и уходит.

Катрин закутывается в одеяло. Громко, убаюкивая, тикает будильник.

В домике родители уже спят.

А может, и не спят. Говорят о дочерях или думают о них.

А может, и не говорят и не думают о своих детях. Тоже может быть.

День выдался безветренный, небо бело-голубое, и солнце чуть-чуть пригревает.

В Вильгельмру все еще белым-бело, не то что на Варшауэрштрассе, где специальный раствор превратил снег в бурую грязь.

Катрин опять поехала автобусом, сегодня в нем тепло и он не воняет дизельным маслом. Девочка выспалась, она долго спала, не проснулась даже, когда Габриель внесла и поставила ее в комнату поднос с завтраком. И записочку написала: «Дорогая Катя! Желаю хорошо провести день. Твоя большая сестра Габриель».

Не часто случается, что Габриель так по-матерински ухаживает за своей маленькой сестрой. Связано, верно, с этим странным Бодо Лемке…

Перед домом Лессовых снег аккуратно убран. Катрин волнуется. Из трубы вьется дым. Франк, значит, дома.

Катрин нажимает кнопку звонка, и тотчас щелкает автоматический замок. Девочка идет к дому. Дверь открывается. На крыльцо выходит женщина, стройная, темноволосая, хорошо причесанная. Катрин сразу догадывается, что это госпожа Лессов. Но ведь родители Франка собирались уезжать? Не она Франку приготовила сюрприз, а ей судьба уготовила сюрприз. Однако отступать поздно.

Госпожа Лессов с удивлением смотрит на девочку:

— Что вам угодно?

— Я пришла к Франку.

— Кто вы, позвольте спросить?

— Катрин. Катрин Шуман.

— Ах вот оно что, девочка с катка. Я говорила с вами по телефону.

— Да.

— Сын еще спит. В каникулы он всегда спит подольше.

Катрин смущается. Тщательно подкрашенное лицо госпожи Лессов выражает отчужденность.

— Я этого не знала, — говорит наконец Катрин, — ведь скоро полдень.

— Франк поздно ложится. Мне бы не хотелось его будить.

Спасает положение сам Франк. Не слишком деликатно отодвигает он мать в сторону и оказывается перед Катрин.

— Да быть того не может! Ты вернулась из леса? — восклицает он с нескрываемой радостью.

— Вчера еще.

— Заходите, — приглашает госпожа Лессов. — Здесь дует.

Франк подскакивает к Катрин, и ее неуверенности как не бывало.

Прихожая наполнена ароматом свежесваренного кофе.

Франк знакомит мать с Катрин, делая это мило и чуть иронично:

— Моя дорогая мама зорко меня охраняет. Озабоченная моим благополучием, она хотела бы оградить меня от этого злобного и скверного мира.

— Но Франк, — протестует госпожа Лессов, — вспомни, что ты сказал мне вчера: «Дай мне подольше поспать, пусть кто угодно приходит». Вот твои слова.

— Я, мама, и предположить не мог, кто к нам придет. Бывают же такие сюрпризы.

— Проводи свою гостью в столовую. Твою комнату нужно прежде убрать.

— Оставь, мама. Я уже все сделал, — Франк погладил мать по плечу. — Я не мог спать так долго, вот и вспомнил, что собирался помогать тебе.

— Похвально, Франк, но во время каникул не обязательно.

Франк сразу же потянул Катрин по лестнице.

— Тебе еще надо позавтракать, Франк!

— Было бы здорово, мама, если бы ты принесла мне в комнату. Уверен, все уже стоит на подносе.

В комнате Франка покатые стены и окно, из которого видны огромные ели, сверкающие снежным одеянием.

— Вот моя берлога, — говорит Франк, — усаживайся в кресло или на кушетку, все равно. Скажи-ка, ведь ты собиралась пробыть в лесу всю неделю?

Катрин снимает куртку, в комнате тепло.

— Извини, — Франк берет у нее куртку.

— Да вот раньше приехала, кое-что утрясти надо.

— Отлично, только мои предки не отбыли. У моего уважаемого папаши опять неотложные дела на заводе.

Старая песня.

— А твоей маме не по вкусу, когда к тебе приходят?

— Да, есть такой заскок, — подтверждает Франк, — но меня это не волнует. Принесу-ка я сам завтрак, тогда ей не надо будет подниматься к нам, — говорит он и выходит из комнаты.

Катрин с любопытством оглядывается вокруг.

Комната не велика, вся обшита деревом. В ней тепло и уютно. У окна стоит стол, заваленный книгами и тетрадями. На стенах висят какие-то безумные плакаты на польском языке. На полках много книг, на низеньком столике — стереопроигрыватель, кассеты, пластинки, на стене висит гитара.

На другой стене Катрин видит кнопками прикрепленные карандашные наброски. Она поднимается и подходит к стене, чтобы рассмотреть листы получше. Это портреты одного и того же человека.