Наконец я поймал за хвост ускользающую мысль, приводящую меня одновременно в восторг и смущение. Я получил доказательство, что все мои материалистически-научные взгляды на жизнь в корне неверны, а мир намного сложнее и больше, чем я до этого представлял! А каково Федьке? Одно дело — по вечерам спьяну болтать о великих нестыковках физики, а другое дело — вот так, лоб в лоб с необъяснимыми фактами столкнуться. Ничего, придумает теорию какого-нибудь пси-поля или четвертого измерения. Да и без него этой лабуды выдумано столько…

— Ну все, снимаем все провода и трубки! — скомандовал Славка, и я почувствовал, как нежные Ташины пальчики срывают пластыри с остатками моей шерсти.

— Ой-ой! — не выдержал я.

Таша сообразила, что эпиляция — не каждодневное упражнение для мужчин, и хихикнула:

— Вот тебе! Будешь над волосатыми обезьянками еще издеваться?

Потом меня обтирали, поднимали, одевали — только что не облизывали. Короче, я чувствовал себя королем бала (и даже немного Машей), раздавал всем великодушные улыбки, а в ушах у меня стояли звуки фанфар и праздничных фуг. Когда мы основательно прибрались вокруг, Слава заявил, что я на всякий случай должен посидеть часик-другой у них в лабе. Я не возражал, и мы тут же уселись водить беседы за чашкой чая. Меня, по свежим следам, основательно потрошили на все мелкие детали, которые я мог и не мог заметить.

— А могло тебе только показаться, что ты летал под потолком? — спросил Федька. Видимо, его сильно замучили внутренние противоречия.

Я даже несколько испугался за друга, глядя на то, как он сидит, словно мышка, в углу комнаты, жалобно тараща на меня глаза. Что-то никогда его таким не видел…

Я долго думал над его вопросом и понял, что в общем-то не могу абсолютно доказать свои полеты под потолком. Пришлось признать, что, кроме вида Федькиной залысины сверху, меня ничего сильно не поразило. Что я и выразил пожатием плеч и задумчиво скривленной гримасой. Пока я думал, летал я или не летал, Таша выдала идею — завести книгу техники безопасности.

— Пока мы не знаем, куда попали, нам надо очень осторожно продвигаться вперед. В любом месте нас могут ждать неизвестные опасности, — говорила Таша и даже сама не знала, как она тогда была права. А я еще смеялся:

— Вот залезешь в комп, и окажется, что твое сознание в эту железяку намертво переселилось. Вот незадача!

— А ты не смейся. Откуда ты знаешь, что это невозможно? — обидевшись, надула губки девушка.

— Вообще-то правильно, — благородно заступился за свою половину Слава. — Каждый раз, когда будет возникать опасность или что-то непонятное, нам нужно информировать друг друга об этом.

— А что ты еще помнишь? — спросила Таша, и я подробно пересказывал свои впечатления.

— А себя ты видел?

Этот Ташин вопрос поставил меня в тупик. Я опять долго думал и понял, что видел только свое «мертвое» тело, а вот на летающего себя посмотреть забыл.

— А что ты слышал?

Я почувствовал хватку профессионального психолога на допросе и засуетился:

— Ташенька, понимаешь, я могу сказать, что слышал ваши слова, но вот звуков как будто не было…

— А мысли ты наши слышал? — доканывала меня Таша, и я взмолился:

— Ташенька, прости ты меня — осиновую голову. Не сообразил я этого сделать.

Насколько же она оказалась права в том, что я непрофессионал в этом деле! Я, оказывается, мог бы сделать столько полезных наблюдений, вместо того чтобы болтаться под потолком, как воздушный шарик, а лучше сказать — надутый придурок.

— Ну что ты расстраиваешься, как маленький, — стала успокаивать меня, действительно как маленького, Таша. — Не переживай! У тебя времени-то было всего несколько минут. Да еще в первый раз — немудрено растеряться. Сами скоро разберемся.

Ташины глаза мечтательно стали бродить по стенкам и потолку, явно прицеливаясь, где бы полетать. Я понял, что надо прервать эти мысли в зародыше и соблюсти хотя бы минимальную осторожность, и с твердостью в голосе возразил:

— Нет! Подождем пару дней, посмотрим на мое здоровье, потом на Феде попробуем и уже после этого — на вас со Славой. Сама же твердила о технике безопасности! — Несмотря на профессионализм Таши, я не мог пойти на то, чтобы рисковать сразу двумя любящими друг друга людьми. А Федька был такой же не зависимый ни от кого оболтус, как и я, и поэтому лучше подходил на роль подопытного кролика, несмотря на его полную неосведомленность в данном вопросе.

Потом я расчувствовался и позвал всех к себе в гости:

— Ребята, вы не представляете, как я вам благодарен за то, что вы позволили обвести вас вокруг пальца, как маленьких, и дали мне первым совершить полет сознания по маршруту кушетка — потолок — кушетка! Поэтому сегодня я не принимаю никаких отказов от моего приглашения на вечеринку у меня дома. Чур, по пути заедем в магазин и затаримся там всем, чем надо. Вот, я все сказал! — закончил я пламенную речь.

Возражений на нее не последовало, даже больше — она была встречена полным одобрямсом всех присутствующих.

Вечером разговоры крутились вокруг одной и той же темы. В результате нашего полупьяного анализирования мы установили, что я с наибольшей вероятностью все же покидал свое тело. При этом видел все вокруг, произвольно меняя свою позицию, и слышал переговоры ребят. Однако ничего больше с высокой достоверностью утверждать было нельзя. Сказывалась непродуманность подготовки «космонавта». Поэтому Таша, видимо внутренне со мной согласившись на то, что в следующий раз жертвуем Федькой, инструктировала физика:

— Когда выйдешь из тела, тебе нужно собраться с мыслями и понять: что и как ты видишь и слышишь. Не пугайся своего спящего тела. Затем посмотри на свою астральную или духовную форму — постарайся понять, как она выглядит.

— Давайте договоримся, что не будем пытаться далеко уходить во время первых опытов. Сначала все летаем только в одной комнате несколько минут и возвращаемся обратно. — Я сам не заметил, как стал ярым поборником техники безопасности — вот что опыт с людьми делает.

— Я придумал, как нам проверить, выходил из тела человек или нет, — заявил Слава. — Надо быстро написать что-нибудь на бумажке и положить ее на стол, пока «космонавт» в отключке.

— Только писать надо фломастером одну большую цифру или букву. Я читала, что у многих во внетелесном опыте были проблемы с чтением текстов. Строчки как бы расплывались, — добавила Таша.

…Моя посуду, я продолжал сам себе улыбаться. Может, этот день и есть вершина моей жизни? Мало кому на свете удавалось первым совершить или придумать что-то такого же уровня. А может, это только начало и впереди нас ждут открытия и испытания гораздо большего масштаба? И что-то подсказывало мне, что так оно и будет…

Два дня прошли абсолютно без каких-либо последствий для моей психики и здоровья. Я чувствовал себя даже лучше своих коллег, которых мучили какие-то сны по ночам и головная боль днем. На третий день мы опять собрались у Славы, но начали опыты с меня, сверяя мои свежие ЭКГ и ЭЭГ со старыми. Все было в абсолютном порядке, и мы переключились на Федю.

— Ну, сегодня ты у нас за подопытного кролика! — Хищно оскалившись, я накинулся на физика.

Он, несколько затравленно, но в целом мужественно улыбаясь, сказал:

— Я готов, — и, помявшись, все-таки признался:

— Только уколов боюсь немного. Это вам медикам-биологам, садистам-мазохистам, не привыкать, а я человек сугубо технический, не привык, чтобы во мне ковырялись.

— Ты что, отказываешься? — в лоб спросил его Слава.

— Нет-нет! Я только прошу, поаккуратней с моим телом обращайтесь. Оно ж у меня одно, любимое. — Федька прямо-таки разрывался между потребностью показать себя героем и животным страхом перед шприцами.

— Хорошо! Уколем мы тебя всего один раз, но канюлю мы обязаны поставить. Нам нужны биохимические показатели при первых экспериментах, чтобы не прозевать момент, если у тебя почки или печень сбоить начнут. Если первые выходы пройдут нормально, потом будем только пульс измерять. И не бойся, я тебе вену с одного раза найду, у меня рука набита, — прочитал небольшую нравоучительную лекцию Слава.