– А кого здесь недавно убили? – спросил Параход как бы между прочим, постаравшись сделать лицо попроще.

Обычно ему без особого труда удавалось прикинуться наивнячком. И кое-кто в нем сильно ошибался. Вот и сейчас последовала пауза, которая длилась на секунду дольше, чем в том случае, если бы он ляпнул что-нибудь невпопад.

– С чего вы взяли, что здесь кого-то убили? – спросил персональный «пастух», который сопровождал его с момента пересечения Периметра. Сейчас они двигались прогулочным шагом по улице Борьбы – один черт знает, кого с кем.

Парень ощутимо напрягся, даже голос изменился. До этого он объяснял Параходу всю эту лабуду насчет браслета. Параход слушал вполуха. Он знал, что браслет ему не пригодится. А еще он знал, что парню осталось жить от силы двое суток. Насчет самого себя Параход не имел столь исчерпывающих сведений. У него тоже была своя «мертвая зона» – совсем как в старой книжке Стивена Кинга (видать, писатель с кем-то консультировался). И, честно говоря, Параход был искренне рад этому. Есть вещи, которых лучше не знать. Те, кто утверждает «предупрежден – значит вооружен», просто не понимают, с чем порой приходится иметь дело.

Он пожал плечами:

– Да так, слышал кое-что.

– От кого слышали? – Парень явно испытывал желание немедленно связаться со своим начальством, и от этого его удерживало только присутствие Парахода и необходимость скрывать правду о случившемся.

Собственно, Параход задал вопрос не потому, что его интересовала личность убитого – ему и так было ясно, что покойник был не последним человеком среди «пастухов», – а чтобы слегка раскачать лодку и посмотреть, что будет.

– Не помню. – Хлопая ресницами, он без труда выдержал тяжелый взгляд «пастуха». Играть в гляделки он мог с кем угодно и в любое время. Наверное, мог бы сыграть и во что-нибудь посерьезнее, например, с детектором лжи. Поставить ширму, которая полностью отгораживала нужную часть сознания, было плевым делом.

– Возможен вброс любой информации, в том числе провокационной, – нашелся «пастух». – Вам решать, что с этим делать.

«Неплохо, – одобрил про себя Параход. – Только поздновато. А со мной такой номер и вовсе не пройдет». Несколько секунд он раздумывал, не предупредить ли беднягу о том, что его ожидает. Искушение было велико. По поводу собственных мотивов Параход не обольщался – среди них вряд ли нашлось бы место состраданию. В данном случае парень уцелел бы, если бы вовремя убрался из города, но заставить его сделать это Параходу было не под силу. Он трезво оценивал свои физические и психические возможности, а еще трезвее – «пастуха», то есть девяносто килограммов тренированной массы с пушкой в хорошо пригнанной кобуре под пиджаком…

Такое с ним уже случалось неоднократно, и выбор никогда не был легким. Он предвидел беду, но его не принимали всерьез. Дважды, после того как беда все-таки случалась, он оказывался в очень неприятных ситуациях. А бывало, он чувствовал себя еще хуже, когда держал язык за зубами. В таких случаях помогала расслабиться только «травка». На этот раз «травки» у него не было (он страдал забывчивостью, но не кретинизмом), и поэтому Параход сказал, понизив голос почти до шепота:

– Уезжал бы ты отсюда. Увольняйся, бросай всё, пока не поздно. Жизнь дороже.

Как и ожидалось, «пастух» выслушал его со снисходительной ухмылкой.

– Ладно-ладно, давайте не выходить за рамки, – парень остановился. – Дальше пойдете сами. Можете выбрать любую исходную позицию. Перед вселением убедитесь в наличии электроснабжения. Генераторы не будут работать с полуночи до шести утра – это мертвый час. Вечером подвезут компьютер. Подключайтесь и ждите дальнейших указаний. Если не выйдете на связь до полуночи, вас заменят. Надеюсь, с информацией о штрафных санкциях за уклонение ознакомлены?

Параход кивнул. Он знал о таких «санкциях», по сравнению с которыми проблемы замененной «креатуры» показались бы девочкиной озабоченностью по поводу отсутствия пениса. Но говорить об этом с «пастухом» было абсолютно излишне. И абсолютно бесполезно.

Он постоял на перекрестке, глядя по сторонам и прислушиваясь к шагам удаляющегося без-двух-суток-мертвеца. Хороший день, мать его! Сейчас Параход с удовольствием устроился бы на чьей-нибудь веранде и выкурил косяк под Питера Тоша. А, собственно, что ему мешает? Отсутствие косяка? Или отсутствие Питера Тоша, мир его праху? Чего бы стоила вся многолетняя работа Парахода над своим сознанием, если бы он не научился извлекать косяки из астральной пустоты, а музыку – из проигрывателя в левой лобной доле. Так что дело было за малым – верандой и креслом-качалкой.

Через пятнадцать минут он надыбал и то, и другое. Название улицы – Энтузиастов – показалось ему вполне подходящим. Даже не заглянув в дом, Параход расположился под сенью прохудившегося навеса, что пропускал тонкие лучики солнца, в которых лениво кружилась искрящаяся пыль. Тихо поскрипывали доски настила, да и старое кресло тоже…

Вскоре откуда ни возьмись появился ободранный рыжий кот, долго и пристально изучал качающегося Парахода с безопасного расстояния, затем развалился на перилах веранды и, жмурясь, предался кайфу. Кончик его хвоста подрагивал в такт ритму рэггей, слышного только ему и никчемному двуногому существу, которое нагло вторглось на чужую территорию и даже не подумало о том, чтобы чем-нибудь угостить аборигена. Коту было невдомек, что имел в виду другой двуногий, звучавший из головы первого, когда пел: «Legalize It», – но котяра чувствовал себя неплохо без всякой легализации; он находился в зоне хороших вибраций.

– Пей, – она пододвинула чашку с только что заваренным черным чаем к женщине, сидевшей напротив. Та реагировала замедленно и не сразу расцепила побелевшие пальцы. До чего же подавленное существо… чтобы не сказать раздавленное. Даже удивительно, что такая прошла отбор и была допущена к жеребьевке. Но что Лада знала о критериях отбора? Ровным счетом ничего. Зачем далеко ходить – ее тоже допустили. А ведь медицинская комиссия состояла не из клинических идиотов…

Женщина привязалась к ней еще в автобусе. И как-то само собой получилось, что последние несколько часов они почти не расставались, хотя, видит бог, еще недавно Лада испытывала желание оказаться подальше от опостылевших лиц и стен – и чтобы ни единой души рядом. Возможно, ей и сейчас этого хотелось… но куда денешься от этого взгляда больной побитой собаки?

«Интересно, а какой взгляд у тебя? Ты давно смотрела на себя в зеркало? То-то же…»

– Ну, Елизавета, так как ты здесь очутилась? – спросила Лада две минуты и три обжигающих глотка спустя.

Та помолчала, уставившись на свои бледные руки. Потом подняла глаза:

– Я ушла от мужа.

– Значит, сбежала. А что такое? Он забыл о годовщине вашей свадьбы? Или не одобрил твой новый лифчик?

«Что ты несешь? Теряешь время, дура, совсем мало осталось…»

– Тебя никогда не насиловали в задницу?

В устах Елизаветы это прозвучало отвлеченно. Как, например, вопрос: «Тебя никогда не закапывали живьем?»

Та-ак. Это уже кое-что.

– Я сама кого хочешь трахну в задницу, – сказала Лада. – Вот этой штукой.

Она протянула руку и достала из сумочки фаллоимитатор более чем приличного размера. Во взгляде и во всем облике этой худой, стройной, коротко стриженной женщины было что-то такое, от чего даже долбоносики из «персонала» не позволяли себе исподтишка ухмыляться, когда рылись в ее личных вещах. А там было много необычного.

Лиза тоже не ухмылялась. Казалось, она вообще забыла, как это делается. Но в ее глазах Лада прочла нечто похожее на восхищение.

«Только этого тебе не хватало. Ответишь за тех, кого приручила?»

– Ладно. Не буду спрашивать, бил ли он тебя…

– Не надо.

– Дети есть?

Лиза помотала головой и заметно сжалась. Похоже, эта родит не скоро. Если вообще родит.