- Здравствуйте, - (каюсь, забыл его имя-отчество, но именно так я его и назвал). Он ошарашенно подал мне руку. Мимо нас, побагровев от усилий, чтобы не рассмеяться, продолжали лупить сапогами оземь, звездлявые защитники родины.

Потом мне рассказывали работники штаба, командир части бегом прибежал к начальнику строевой части и заорал, даже не закрыв за собой дверь

- Майор! Напиши ему такой ВУС, чтобы он не мог появиться здесь ближе 50 километров!

...

Начальник отдела военкомата полистал мой военный билет.

- М-да! А как это можно, отслужить срочную и сверхсрочную и остаться необученным?

- Это вопрос мне или министерству обороны?

- А ты ещё и юморист! – старлей потеплел во взгляде, - Ну, ладно! Давай попробуем определиться, что ты умеешь. Автомат видел?

- Приходилось.

- А ещё что приходилось? – подыграл мне начальник.

- Всё, что приходилось, то и видел.

Шутка понравилась. Офицер сунул руку в стол, пошелестел там бумажками и, вынув оттуда, мельком показал мне картинку в раскрытой книжке.

- Что это такое?

- Пистолет Стечкина. Состоит на вооружении... впрочем, это – данные для служебного пользования и я не вправе сообщать их первому попавшемуся обер-лейтенанту.

«Обер-лейтенант» заржал, как застоявшийся жеребец.

- Ладно. Из чего стрелял лично?

- Из всего, что ты видел и того, что ты не видел – тоже.

- Так... запишем..., - склонившись над бумагами, офицер вдруг подпрыгнул на стуле, - А чего это я мог не видеть?

Я вынул из кармана авторучку и прицелился ею в него.

- Ну нифига себе! А чем ты меня ещё можешь удивить?

- ... сотен прыжков с парашютом.

- Врёшь!

Демонстрирую ему книжку учёта прыжков.

- Ого!

Старлей опять залистал моим воинским билетом.

- Ты, вроде бы, связистом был. «Сто пятую» знаешь?

- Знаю «сто пятую» «шестьсот....» ..., - когда я закончил перечислять все знакомые мне средства связи, начальник впал в прострацию. Не давая ему опомниться, я продолжал.

- Телеграфный и телефонный режимы, СБД, тропосвязь...

- Хватит-хватит! Ещё не хватало, чтобы я всё это знал. Ты, случайно, не в стройбате служил?

- Чего? – я ещё не знал анекдота про зверей, которым даже оружия не дают. Когда он мне рассказал, посмеялись вместе и я помял пальцами ребро ладони правой руки.

- Могу показать.

- Отставить! – старлей фыркнул, - Необученный, бля... А там в коридоре толпятся все сплошь обученные. Знаешь, я, конечно, ничего не могу поделать супротив этой записи в твоём военном билете, но, похоже, что ты кому-то сильно попортил крови. И, главное, не ссы. Мы тебя обучим.

И обучили.

В ближайшие годы я учился раскручивать катушки с телефонным проводом (китайцы обмочились со страху, наверное), стал замполитом (Ильич в гробу перевернуться не мог, потому что ещё числился среди здравствющих), выучился на ракетчика (жалко, что у американцев «пауэрсы» кончились), дослужился до начальника службы ГСМ (и теперь я точно знаю, как воровали бензин и не попадались при этом), и, однажды, просто дезертировал, оставив служивых с носом, моим личным делом, ... впрочем, это уже была не моя армия.

Стимул

Генерал был очень демократичен. Когда у тебя на погонах есть четыре звезды, ты можешь быть кем хочешь. Он мог запросто дать подзатыльника полковнику задремавшему на совещании и отправить его на полгода командовать взводом для перевоспитания и мог уважительно называть подполковника по имени-отчеству, отдавая дань профессиональности последнего.

Именно такой подполковник стоял возле стола генерала и передавал ему документы на подпись, комментируя каждую такую бумагу.

- Это список офицеров, подлежащих замене в Германию.

- Счастливчики, - проговорил генарал, направляя ручку к месту, где должна была появиться его подпись. Взгляд ещё раз пробежал написанное. И ручка не достигла волшебного места.

- Вот скажика мне, ...евич, почему мне знакома эта фамилия, но я не помню лицо этого капитана Колыгина.

Начальник кадров был профессионалом высшего разряда. Ещё не появились компьютеры, но его голова держала в памяти всё, что касалось офицерства всего округа.

- Два года назад, он, товарищ генерал, был причастен к финансовым нарушениям с прыжковыми деньгами. Но сейчас все характеристики хорошие, претензий нет.

- Зато у меня есть! Это тот самый кадр, которому задержали майора и судили судом офицерской чести?

- Так точно, товарищ генерал.

- Одуреть! После суда офицерской чести в ГСВГ. Ты знаешь, что среди офицеров служба в Германии приравнивается к получению звания Героя? Ты знаешь, что такое – эта служба? Дойчмарки, дойчмэдхен, дойчпиво... Как тебе моё произношение? Молчи! Сам знаю, что херовое. Там что, - генерал прочитал название должности, - другого начальника ПДС нету?

- Есть, товарищ генерал, - эхом откликнулся начкадр, - Но характеристики на него не очень.

- Личное дело ко мне – не повышая голоса произнёс командующий округом.

- Разрешите позвонить, товарищ генерал?

Некоторое время помолчали оба, ожидая посыльного. Получив папку, генерал нацепил очки и залистал документы, бормоча под нос:

- Кошелев... учился..., окончил..., назначен... Почему перехаживает два года капитаном?

- Там дальше, товарищ генерал, написано в характеристике. Пьёт, говорят. И из-за этого у него проблемы в семье.

- Ага, - генерал черкнул черту через фамилию в списке и поверх неё вписал новую, - У нас все пьют. Даже я. И у всех у нас из-за этого проблемы в семье.

Потом уставился в написанное и изподлобья взглянул на подполковника.

- А этого я откуда знаю?

Офицер переступил с ноги на ногу.

- Несколько месяцев назад он возил команду парашютистов на первенство Сухопутных сил и там они заняли первое место.

Генерал покрутил в руке ручку, прицелился и, сильно нажимая и разрывая бумагу, подчеркнул слово «капитан».

- Знаешь, начальник, я сейчас скажу одно слово женского рода и оно будет относиться к тебе.

- Я понял, товарищ генерал, - начальник кадров проворно забрал со стола испорченный документ, - разрешите идти устранять замечания?

...

Майор Кошелев пить бросил.

Порвали.

Собрались товарищи посоревноваться. Товарищи всегда соревнуются. То социалистическое соревнование устроят, то – спортивное, а иногда и идеологическое. Это – когда кто кого переговорит. Раньше под видом такой переговорильни и приговаривали зачастую. К счастью, те времена уже прошли и мы с товарищами собрались посоревноваться в области спортивной. Мало того, эта спортивная область была парашютной. То есть, соревновались мы по парашютному спорту. Прыгали на точность по одному и группой, кувыркались в небе, выполняя индивидуальную акробатику, но было одно упражнение, которое или перечёркивало все мелкоспортивные парашютные достижения, или подчёркивало их. Это был – «лошадиный прыжок».

Нет, не смотря на то, что товарищ Будённый всё ещё въезжал на своём любимом коне прямо в окно своего скромного жилища в Подмосковье, мы скачками не занимались. Мы, обладая маленьким дополнением к одежде, которые прикрепляются в районе плеч, упражнялись в комплексном прыжке с парашютом, усугубленным бегом на дистанцию три километра, не забывая при этом пострелять из автомата, покидать гранаты и перенести «раненого». Оценка этого чисто-военного упражнения была такова, что остальные парашютные качества команд не играли почти никакой роли.

Шли соревнования по парашютному спорту войсковых групп специального назначения. Поскольку эти соревнования, как и группы этого назначения, были секретными, то и назывались они Первенство Сухопутных Сил по парашютному спорту. И, вот, с нашими товарищами по этим сухопутным силам мы и соревновались. Погода не дала разыграть «точноть», в акробатике мы были настолько скромными, что на нас никто и не обращал внимания. Но, однажды, когда совсем не было погоды и спортсмены, от нечего делать, решили неофициально посоревноватья в чём попало и устроили всеобщий турнир в тройном прыжке на двух ногах. Всё это сборище со всего Союза и его окрестностей офигело, когда я «улетел» дальше всех в этом упражнении. Хотя и многие мои соперники были на голову, а то и на две, выше меня. Правда, они не знали, что кроме парашюта, я ещё и штангой балуюсь.