Таскаем уже не первый час. И конца и края не видно этим открытым вагонам и хайло подземелья обречённо глотает и глотает эту нескончаемую вереницу военнослужащих, несущих, катящих, тянущих.

Голодные курсанты прихватывают кусочки того, что носим: то ломтик капусты, то селёдочку, то колбаску. Я стоически терплю, потому что знаю: на обед из части привезут жратвы от пуза.

Обед.

- Если откроешь этот бачок руками, то твоя взяла. А, если нет, то сбреешь усы, - заявил мне Зайцев.

Мои так называемые усы были его головной болью. Все курсанты покорно скоблили пух на губах по первому же приказанию и только я отказывался это делать, мотивируя это отсутствием в Уставе нормы, требующей заставлять начать бриться.

Бачок я не открыл, потому что медведеподобный Зайцев затянул барашки чумичкой, как рычагом, сказали мне потом мои товарищи.

На обед был горох со свининой – одно из любимых моих блюд. И, настолько же, нелюбимым для многих моих коллег. Я с сожалением смотрел, как они разбрасывали по кустам попадающиеся жирные куски. Наконец, все отвалили и я в гордом одиночестве навалил себе добавки из одной свинины.

- Так! Подъём и за работу! По дороге перекурите, - скомандовал взводный.

Я со вздохом отставил почти половину чашки с едой.

- Ты ешь, ешь, - остановил меня Зайцев, - Если хочешь, ещё накладывай.

Пришлось подчиниться. Комвзвода, лениво развалясь на травке, покуривал медленными и глубокими затяжками папиросу и добродушно взирал на меня.

В очередной раз, запустив ложку в миску, я вытащил огромный кус варёного сала. Зайцев насторожился. Я осмотрел кусочек со всех сторон, выбирая место, и вонзил в него мои челюсти.

- И-и-эп! – судорогой изогнуло тело сержанта и он, отвернувшись от меня, смачно выблевал свой обед на траву.

- Ты это..., - в промежутках между омовениями физиономии выдыхал Зайцев, - Ты ешь... Не стесняйся... Только усы, всё равно, потом сбреешь.

Караул.

Сержант окинул нас взглядом. После всех приготовлений, построений, разводов, приёмов и сдач мы, наконец, воцарились в караульном помещении. Наш первый караул.

- Значит так... если кто думает, что можно будет покемарить на посту, то пусть заранее приготовится, что его будут потом иметь во все дыры, если жив останется. Вы слышали слово «халулай»?

- А! Это там, где эти..., - встрепенулся один из нас, местный.

- Они самые, - подтвердил сержант, - Это – морские разведчики. И они развлекаются тем, что воруют часовых с оружием с постов. Им так разрешают тренироваться. Потом они кормят печеньками пленных, а, когда эти пленные возвращаются обратно, командование вынимает печеньки обратно без хирургического вмешательства.

Новость нас не обрадовала.

- А они всех подряд воруют? - спросил я, - Или выбирают специально маленьких или больших?

- Хм! - задумался сержант, - Наверное за больших им лучше оценки ставят. Но я точно не знаю.

Прибыв на пост, я первым делом осмотрел его со знанием дела бывшего игрока в «войнушку». Нашёл слабые и сильные места в обороне, потом приготовил в укромных местах несколько больших, размером с гранату, камней. На этот пост патронов не давали и нужно было «охранять» его лишь с карабином. Чувство оружия было слишком слабой помощью в борьбе со страхом, в чём я убедился, когда часовой первой ночной смены мне сдавал объект и пожаловаля на подозрительные шорохи в лесу. Мне эти шорохи были не страшны, потому что я умел отличать шорох мыши или змеи от шагов человека.

Шаги человека раздались поздно после полуночи. Недалеко от объекта вещевых складов проходила протоптанная тропинка. Куда она шла, я не знал. Приникнув к земле я попробовал посчитать идущих. Насчитал четырёх.

- Стой! Кто идёт?

- Кому надо, тот и идёт.

- Стой! Стрелять буду!

- Я тебе сейчас постреляю!

Передёрнутый затвор в темноте обладает хорошим останавливающим действием. Я, воспользовался ошеломлением «противника» и переместился поближе к тропинке, здраво рассудив, что никому в голову не прийдёт такой нелогичный маневр. На тропе стояли матросы в форме и пытались совещаться, одновременно взывая к моей совести.

- Послушай, мы тут из дома отдыха, на танцах были.

- Откуда этот придурок здесь взялся?

- Да это – курсанты из учебки, что внизу.

- Слышь, часовой, ты нас пропусти, мы сейчас быстренько пройдём и больше не будем этого делать.

- А патроны у него есть?

- Я откуда знаю, пойди проверь.

Отползая обратно, я остановился под защитой забора из колючей проволоки, прикрывшей меня со спины. Поставил ладошку перед ртом и начал речь.

- Внимание! Слушай приказ: дистанция – четыре метра, руки держать перед собой на уровне головы, по одному бего-ом. Марш!

Народ не заставил повторять два раза. Проскочив опасный участок, они загомонили издалека, обрадованные тем, что всё кончилось.

- Ну, всё, молодой! Ты завтра за это ответишь!

- Узнаешь, где раки зимуют!

- Вешайся, салага!

Наступило завтра. Никто не призывал меня к ответу. Про раков тоже не было никаких новостей. И лишь ближе к обеду, когда начальник караула проснулся после положенного ему дневного сна и поговорил с кем-то по телефону, он радостно заржал и заорал на всю караулку:

- Кто это подводников ночью напугал? Жалуются на четвёртый пост.

Но я в это время был на посту и не смог ему ответить. Все решили, что подводников напугали морские разведчики.

Попробовал.

Вечно-улыбающийся сержант Кротов пришёл к сержанту Зайцеву. Большинство сержантов нашей учебной роты обладали звериными фамилиями, за что в части нас так и называли: звериная рота.

- Ты понимаешь, Заяц, я ему говорю: щас в ухо дам, а он мне отвечает: ну и попробуйте.

- Кто? – спросил Зайцев, посмотрев, почему-то, на меня.

- Да этот. Мой. Тарасов.

Вова Тарасов – 20-летний деревенский, словно вытесанный из цельного куска дуба, невысокий спокойный флегмат. Он выделялся среди курсантов не только тем, что был чуть ли не одинаков в высоту и ширину, но и своим железным спокойствием.

- Зови его сюда этого Тарасова. Сейчас воспитывать будем, - пришёл на помощь «кроту» «заяц». Через минуту в нашем классе объявился Вова с докладом.

- Товарищ сержант! Курсант Тарасов по вашему приказанию прибыл.

Зайцев поднялся, вытянулся во весь рост, чтобы казаться ещё выше, и пошёл навстречу.

- Жалуются на тебя, курсант Тарасов.

- Не вижу причин, товарищ сержант.

- Зато я вижу! Хочешь, чтобы я тебе урок преподал?

- Попробуйте, товарищ сержант.

И чем ближе подходил Зайцев, тем шире становился Тарасов, втягивая набыченную голову в расширяющиеся плечи и расставляя локти в стороны.

- Смирно!

- А я уж и так смирнее некуда, товарищ сержант.

Не доходя, Зайцев остановился и растерянно оглянулся на Кротова. Тот прыснул в кулак.

- Крот! Да пошёл ты нахрен! Учебный процесс мне тут нарушаешь. Вали отсюда! У тебя тоже сейчас урок должен быть.

Вечером нам устраивали отбой-подъём. 30 секунд на раздевание и нырок в койку и 45 на одевание и построение. У нас получалось всё лучше и лучше. Но и постоянный состав находил всё новые извращения, чтобы вернуться к учебному процессу.

- Рота! Отбой! И 30 минут никакого шевеления и никакого звука.

И эти полчаса дежурный по роте крался вдоль двухярусных кроватей, навострив уши, чтобы к чему-нибудь придраться. В этот раз койка предательски скрипнула под мгновенно-уснувшим Тарасовым.

- Рота! Подъём! 45 секунд! Построение на центральном проходе!

Мы почти справились.

- Ты что, молодой? Приказа не слышал? Полчаса без движения!

- Я, когда сплю, плохо себя контролирую, товарищ старший матрос.

Со стороны, где лежали Зайцев и Кротов, послышалось сдавленное хрюканье.

- Кротов? Это твой такой умник? Кротов?!

- Крот, ты спишь? – спросил Зайцев.

- Да, я сплю. И пусть только какая падла попробует меня разбудить!