Конечно, он не собирался ее бросать. Он велел ей вернуться в замок, собрать вещи, а затем смирно и тихо дожидаться вечера.

Отправив Элейн в Астоун, Джеральд побежал в город. Нашел телефонную будку, набрал номер полицейского участка, – но не смог выдавить ни слова на вопросительное молчание. Следующей была почта. Он схватился за бумагу, полчаса исступленно писал, затем смял листки и засунул в карман. Бесполезно. Его слово против слова Каталины Чесбери? Даже если полиция поверит и примется искать исчезнувшую с саквояжем убийцу, рискнет ли кто-нибудь в замке подтвердить, что она действительно приходила? Элейн? Бедняга так напугана, что ее впору везти к врачу, пока отчаянье окончательно не лишило ее рассудка. Если они откроются и укажут на виновных, но доказать причастность Каталины не смогут, что станется с ними? Джеральд очнулся в тупике, и единственное, что он осознал тогда – следующей жертвой на пустой дороге будет он сам. Он или Элейн, или они оба.

Он вернулся в Астоун и полдня изнывал в беседке, вздрагивая при каждом воспоминании о том, что было накануне – и о том, что случится сегодня. Вечером пришла Элейн. Они не стали медлить: пока леди Чесбери «оплакивает» смерть Горов, они попросту исчезнут. Так и поступили.

…Уже через неделю между ними и Астоуном лежал океан. Элейн сменила прическу и фамилию. Вначале даже казалось, что им под силу всё забыть. Но когда родился сын, оба поняли, что проиграли – не страху, чувству вины. А вскоре последовал второй удар: оказывается, оставленная позади тайна связала их крепче, чем любовь.

Год за годом они таились в ожидании прошлого. Но никто так и не пришел за ними – ни призраки, ни живые.

* * *

На северной стороне, сразу за замковой стеной, начинался спуск к океану. Тот гудел совсем иначе, чем дома. С юга подступал многокилометровый парк.

…После бесконечных пустошей чащоба вставала чужеродной влажной махиной, чуть заметно шатавшейся при порывах ветра. Сквозь приоткрытое окно автомобиль заполнял ледяной воздух, напитанный запахом прелой листвы. Мир вокруг казался обесцвеченным, нереальным. Быстро темнело. Подъезжая к воротам, Райн невольно стиснул зубы: замок незряче сощурился на него узкими окнами. Несмотря на зажженные в парке фонари и ухоженные аллеи, дом казался брошенным столетия назад. Высокая кованая ограда, на подъездной дороге камень вместо асфальта. По бокам арки, ведущей во внутренний двор, два утопленных в стену монумента из бронзы – остромордые лошади, лютые, поцарапанные. Алекс поспешно отвернулся, скульптура всегда действовала ему на нервы.

Он добрался до замка около часа назад. Десяток одетых в униформу людей высыпал встречать гостя у подъезда: они смотрели долу, но стоило ему отвернуться, как за спиной начинался перекрестный огонь на поражение. В целом, они казались милыми. Единообразными, словно ухоженные овечки, но с сообразительными и преданными глазами. Единственный, кого Алекс сумел запомнить в лицо, был мажордом Эшби, да и то потому, что ливрея старика отличалась по цвету от остальных.

Когда Райн покинул аэропорт в Брисбене, бессонница и паранойя оставили его в покое, но, похоже, они попросту предпочли путешествовать по земле. И вот наконец-то нагнали. Утроба замка поглотила его и принялась перемалывать вереницей комнат. Он снова ощущал движение вокруг, за каждой вещицей таился неясный смысл. Если удавалось задержать взгляд на одной точке дольше пары секунд, зрение теряло остроту.

Алекс слышал, как ветер тихонько возится за портьерами, сбивая пылинки.

– Леди Чесбери ждет вас, сэр.

Эшби, его добровольный гид, вернулся после доклада хозяйке. «Гость благополучно вселился в Северную башню и жаждет лично засвидетельствовать почтение». Старик хлопотал вокруг, как расторопный домовой. «Прошу вас, сэр… Леди Чесбери очень рада вашему прибытию… Леди Чесбери готова принять вас… Сэр». «Какой я, к черту, сэр», – раздраженно подумал Райн.

– Прошу вас, сэр.

Алекс неловко поднялся с очередного антиквариата. Его проводили до дверей, вежливо распахнули их и оставили наедине с тем, что ждало внутри.

Его встретила тишина. В этом огромном зале ее было столько, что почти нечем было дышать. Под куполом крестовиной смыкалась лиловая темень, неярко светились низкие лампы вдоль центрального прохода. Алекс вошел и застыл, глотая книжный воздух. Стеллажи перемигивались тусклыми бликами. За стеклянными дверцами скалились томики, обтянутые тисненой кожей; кожа сменялась сафьяном, затем лаком. Цивилизация свила приятное гнездышко среди здешних полок, и хозяева с умом пользовались этим, нокаутируя визитеров видом забитого в буквы состояния.

В дальнем конце зала освещение менялось. Незадернутые портьеры и светлый остов стола кружили в дымке маленьким корабликом. Стрельчатое окно отражало анфиладу книжных коридоров, высокое кресло из ореха, на полировке которого даже в сумерках дрожали отблески. За столом Алекс увидел тень.

Очертание тонкой руки потянулось к бронзовой лампе; он остановился, ожидая света, или хотя бы приветствия. Сцена встречи была продумана до мелочей. Лампа вспыхнула, женщина в кресле появилась внезапно, словно Алекс не ведал, что она восседает там – на своем тронообразном постаменте. Похоже, она ждала его достаточно давно. Рука изящно вернулась на подлокотник, лицо осталось полуопущенным. В ее взгляде не угадывалось и намека на старческое слабоумие. Он с трудом мог поверить, что этой женщине через считанные дни исполнится сто лет.

Морщины, поблекшие краски – Каталина казалась тонкой и хрупкой до призрачности. Цвет глаз, цвет губ, белые, как горячий пепел, волосы – вся она была словно неконтрастный снимок, искаженный временем прообраз чего-то, что всё еще продолжало просвечивать сквозь увядшее тело. Приближаясь шаг за шагом, Алекс видел, как годы приливают к ее лицу, но это уже не имело значения. Он не догадывался раньше, что старческие черты могут таить столько очарования.

Когда он остановился позади кресла для посетителей, ожидая ее первых слов, Каталина едва заметно улыбнулась. Поблагодарила его за то, что он принял приглашение, попросила присесть. Они витиевато представились, будто не имели понятия друг о друге, заговорили о мелочах. Как он доехал, понравились ли ему апартаменты? Алекс отчетливо ощущал собственную раздвоенность: вот он непринужденно болтает со старушкой о крутой лестнице в Северную башню; и вот он же – сидит и пытается представить, как она нанимает убийц, а главное – зачем она это делает. Пожалуй, он был не прав, сравнив ее с высушенным цветком: глаза Каталины казались неестественно яркими, почти искусственными.

– Александр… Надеюсь, вы позволите называть вас по имени?

– Конечно. – Он вежливо улыбнулся, тут же представив, как однажды она с такой же просьбой обратилась к его убитому тезке.

– Вот увидите, вам понравится в Астоуне. С непривычки здесь немного тоскливо, но дайте себе время. Вам не захочется уезжать.

– Боюсь, здесь чересчур… просторно для городского жителя.

– Не выдумывайте. Это и ваш дом, помните об этом.

Он ответил улыбкой, хотя клацнувшая нотка в ее голосе не слишком располагала к веселью. Еще раз поблагодарил за любезный прием. Где-то под куполом библиотеки тихонько зашуршало эхо.

Каталина одобрительно кивнула. Осанка молодой женщины, правильно поставленный свет. Алексу мучительно хотелось спросить, чем объясняется внимание к его персоне, но не трудно было догадаться, что уж чего-чего, а правды он точно не услышит. Он знал, что она богата, также он знал о том, что у нее есть наследники, с которыми старушка привыкла иметь дело – спасибо за доклад словоохотливому мажордому. Наследников она воспитала сама и держала на атласном, но очень коротком поводке. Появление здесь Алекса, пускай ею же спровоцированное, могло иметь множество неприятных трактовок – помимо внезапного желания обсудить убийство многолетней давности…