– Дик, – она вплотную прижалась к нему, – неужели Викки больше в твоем вкусе?

Он вцепился в ее плечо, удерживая от последнего шага.

– Когда-нибудь… все узнают…

– Хочешь сам рассказать?

Ричард отвернулся, его рука задрожала сильнее.

– Вижу, что нет.

Она стряхнула его ладонь и деловито прошлась по залу. Потом уселась на диван и, склонив голову, поманила его к себе. Он не двинулся с места. – Фи, какая черствость. Говоришь, что во мне нет любви, а когда я стараюсь доказать ее, бежишь, как напуганный кролик.

– Тебе не удаются метафоры, Элли.

– А тебе ничего, кроме них. В чём ты меня упрекаешь? В том, что я люблю жизнь? Или в том, что тебе нравится, как я это делаю?

Он принялся судорожно искать ручку двери – только для того, чтобы обнаружить, что та заперта.

– Не драматизируй, – она кинула ему ключ.

Ричарда мутило. Добежав до своей комнаты, он ввалился внутрь и запер дверь, оставив ключ в замке. Натыкаясь на мебель, с трудом дополз до ванной.

Он дрожал, лежа на холодном полу, не замечая, что от его расцарапанных ладоней остаются разводы на светлом мраморе. Она смотрела сквозь тошноту. Ее пристальный взгляд постепенно вытягивал из него стыд. Он знал, что произойдет потом.

Вскоре истерические рыдания затихли.

* * *

Ровно в восемь часов утра облаченный во фрак мужчина с гладко зачесанными седеющими волосами отстучал витиеватую дробь на двери номера сто двадцать один. Ему немедленно открыли, словно только того и ждали. Распахнувший дверь господин в длинном черном пиджаке отступил вглубь комнаты, заманивая гостя внутрь.

– Опять устраиваешь проверки? – Дэн уселся на предложенное кресло и скосился на бутылку бургундского вина, великодушно отданную ему на заклание. – Кстати, я люблю греческие вина. И не говори, что забыл. Ах, да! Пока я сам не забыл: спектакль в пабе взбесил не только бармена. Вы рассчитывали на новичка или на недоучку? Уж тебя-то я могу найти и без дурацких ребусов.

Похожий на громоотвод старик, устроившийся напротив полицейского, по-лисьи фыркнул:

– Как я мог подумать, что заржавеют мозги, подобные твоим? – он утопил смешок в бокале с водой; затем, не спеша, достал вторую бутылку и поставил ее рядом с собой.

– Это же… – Байронс по привычке с трепетом потянулся к приманке, но старик жестом фокусника спрятал ее обратно.

Дэн изобразил разочарование, правда, не слишком усердно.

– Будет твоей, как только разберемся с делом Райна. – Странный господин заинтригованно приподнял брови: – Мне показалось, или ты не шибко расстроился?

Байронс пожал плечами. – Стараюсь не отягощать твой «спектр» шантажом и попыткой споить старого друга. А еще я не работаю за еду. И за выпивку.

Он нахохлился в непривычном для него фраке. Старик смотрел уже не лисой, а совой – одновременно разудалой и конфуженной. Байронс попытался затолкать обратно продолжавшее лезть со вчерашнего вечера отчаяние: – Хорошо, твоя взяла. Детвора, шныряющие по округе, вольнонаемники или ваша личная гвардия?

Старик снова фыркнул: – Скажем так, они под моим присмотром.

– Я так и думал. Тебе всегда нравилось высиживать птенцов.

Тот в ответ опять сделал страшные глаза.

– У них хорошие шансы?

– Шансы всегда хорошие.

Байронс вспомнил повеселившегося в пабе рыжего кота. К двадцати пяти годам он тоже умел многое, однако с кошкой у него «отношения» не сложились. Считалось, что для оперативника нет лучшей формы – не слишком крупная, не слишком мелкая, редко вызывает подозрения, но и поймать не так-то легко. Увы, Дэну не повезло. Человек редко мог синхронизироваться более чем с одним видом, а заранее не угадаешь, к чему повернет душа: кому легче котом, кому зеброй. Быть животным даже посредством эмпатии – занятие изуверское, да и звериные замашки пристают гораздо сильнее, чем человеческие. Чего стоит ощущение, когда между ног, помимо прочего, образуется хвост: стоит о нем подумать, и рефлексы теряются начисто – бродишь и не знаешь, как – лишь бы куда приткнуться. Дэну вспомнилось, как он стоял перед зеркалом и разглядывал себя в теле овчарки: никогда не пробуйте смеяться, будучи овчаркой. Впрочем, если бы он был крокодилом, его бы это не спасло. Коллеги прекрасно знали, каково ему, но даже они решили, что он подыхает в страшных мучениях.

«Овчарка», уныло подумал Дэн.

– Почему ты не сказал, что продолжаешь работать? – спросил он, отгоняя видение разинутой до предела пасти: иногда ему снилось в кошмарах, что она до сих пор смотрит на него из зеркала.

– Когда ты спрашивал, занимаюсь ли я «чем-то», ты имел в виду наши старые дела.

– Ну-ну. До сих пор претендуешь на право знать, что творится в моей голове. Так чем же ты теперь занимаешься, Тано?

– Пока секрет.

– Ба!

– Брось, Дэн. И не надо строить осоловевшие глазки. – Старик склонил голову на правый бок. – Алкоголь на тебя не действует. Сколько ты уже не тренируешься?

– Глазки строить? – Дэн махнул рукой и осел в отутюженный фрак.

– Слушай, мой дорогой друг Хандра! Раз ты так хотел знать: нынче я занимаюсь восхитительным делом – чудо, на что можно наткнуться, раскапывая банальный грабеж. Уверен, ты захочешь поучаствовать наравне со мной.

– Наравне? Ты не боишься рисковать?

– До сих пор волнуешься из-за того инцидента? Неужели за двадцать лет ты не?.. Поразительно. Я недооценил твое чувство ответственности.

– Видишь, хоть в чём-то я хорош. – Дэн полез в карман за сигаретой, но остановился на полпути. Со вчерашнего вечера многие вещи перестали доставлять ему прежнее удовольствие.

– Вечно тебя приходится тащить на аркане.

– Помимо известного побочного эффекта, который по неведомым мне причинам вас больше не пугает, есть еще отсутствие практики. Мне бы не хотелось случайно сократить население этого города. А тебе? Если уж некуда деваться, я бы сперва предпочел… тренировки.

Тано передразнил ехидную гримасу Дэна:

– Байронс, Байронс, что ты заладил? Какие тренировки? Ты уверяешь меня, что от этого будет больше пользы? Да ты ни разу в жизни не выкладывался во время симуляций. Ты можешь нормально работать, только когда под тобой нет пуховика – а так всё хиханьки и выпендреж.

– Знаешь, тебе стоило меньше потакать выпендрежу. – Дэн даже не заметил, что его слова больше похожи на упрек, чем на попытку извиниться.

– Прошлое в прошлом. Я советую начать.

– Да уже.

– Так это и впрямь был ты! – Тано сделал круг по комнате, затем грациозно уселся напротив Дэна. – Ну что ж. Тогда, надеюсь, ты закончил трепать старческие нервы балладами о своей неполноценности?

Байронс поежился. Как не крути, придется рассказать о сделанном благодаря Вестнику открытии; мысль продралась по позвоночнику холодной проволокой. Дэн не знал, с каким лицом произнесет эти слова.

– Не понимаю, ты-то чему радуешься? Ничего пока неясно.

– Не понимаешь? Впрочем, что я? Мне нужно лишь одно: знать, имеется ли информация по моему делу – остальное всецело на твое усмотрение.

– Да! – Дэн вскочил и сам принялся кружить по комнате. Через каждые восемь шагов он упирался в собственное отражение в лакированной поверхности гостиничного шкафа и ускорял шаг.

– Байронс, под тобой сейчас ковер загорится. В Астоуне собрались все демоны ада? Не все демоны ада? Кролик-убийца?

– Понятия не имею. Получить прямой ответ не удалось. Зато в процессе всплыло кое-что, не имеющее отношения к вашему делу. Прости мой эгоизм, но сейчас это заботит меня больше, чем приключения Райна. Твой Ключ… Он перешел ко мне не потому, что я твой преемник. – Дэн остановился, рука невольно потянулась к спрятанному под одеждой камню. Потом он увидел глаза старика. – Тано… ты знал. Ты, черт возьми, знал.

– Что ты – Скриптор? Очень рад, что и ты наконец в курсе.

Тано задумчиво пригвоздил Дэна взглядом к гостиничному ковру.