— Ну… Она — женщина с прошлым.

Нелли потянулась к пачке «Мальборо», лежавшей перед Андреем. Андрей немедленно поднес ей зажигалку, она прикурила, глубоко затянулась и сосредоточила взгляд на горящем кончике сигареты.

— Что ты имеешь в виду под «прошлым»? У всех в этом возрасте оно есть.

— Дважды неудачный опыт семейной жизни. Больше Кира не будет рисковать, особенно с человеком моложе ее на десять лет.

— Ты не знаешь Ракитина. Он упрям!

— В случае с Кирой — без толку.

— Ты правда так считаешь?

Что-то странное мелькнуло в ее взгляде, когда она задала свой вопрос, но Андрей опять не заметил.

— Правда. Пойдем еще потанцуем?

— По-моему, нам пора идти. — Нелли затушила сигарету в пепельнице и поднялась. — Где здесь можно подкрасить губы?

13

Здание школы, где работал Куприяни, находилось на Чистых прудах и явно было выстроено еще в середине пятидесятых. Типовой проект, Митя учился в такой же. Во дворе стоял страшный шум и гам — это продленку вывели на прогулку после обеда. Пробравшись между беспокойными цветами жизни, Митя вошел в вестибюль, где у дверей был встречен суровым вопросом технички у дверей:

— Вы к кому?

— Мне нужен учитель физики, Сергей Иванович Куприяни. Не знаете, он еще не ушел? — Митя знал это наверняка, потому что они вчера договорились встретиться как раз в три, но следовал золотому правилу: с вахтерами и уборщицами ссориться не стоит.

— Нет, кажись, не уходил еще. На пятом этаже у него тридцатый кабинет. По той лестнице!

— Спасибо громадное!

Сергей Иванович во время прошлой встречи Мите понравился: благообразный такой дядечка, с благородной сединой и спокойными манерами. Он был похож не на учителя, а на горного инженера. Причем если бы Митю спросили, почему на горного, он не смог бы вразумительно объяснить; но для себя сразу решил — именно горный инженер.

Митя осторожно просунул голову в приоткрытую дверь кабинета. Куприяни сидел за учительским столом, а напротив него, за первой партой, сидела девица с такой внешностью, что ее куда скорее можно было бы встретить в стриптиз-клубе, а не в средней школе.

— Ну что, Соловьева, — усталым ровным голосом отчитывал ее Куприяни. — Я не могу вас аттестовать. Вы даже закон Бойля — Мариотта, который в шестом классе проходят, не усвоили.

— Я усвою, Сергей Иванович, — так же ровно и монотонно скулила девица.

— Вы ничего, ну совсем ничего не знаете, Соловьева. Я бы с радостью поставил вам тройку, но мне совесть не позволяет.

— Сергей Иванович, меня из школы выгонят, — напомнила девица.

— Вам не впервой, Соловьева. Вас уже три года выгоняют, а вы все каким-то чудом здесь.

— Сергей Иванович, я папе обещала. Мне нужен аттестат!

— Ну вот что, Таня. — Куприяни раскрыл ежедневник и что-то быстро прикинул про себя. — В следующий вторник вы придете ко мне и ответите с 10-го по 23-й параграфы. Успеете выучить?

— Конечно, Сергей Иванович!

— Значит, в следующий вторник.

Девица радостно поднялась и поспешила к дверям. Столкнувшись с Митей, окинула его цепким оценивающим взглядом. Митя явно произвел впечатление. Соловьева кокетливо поправила челку и завлекающе улыбнулась. Мите стало смешно. Он чуть не прыснул, но вовремя вспомнил, что он — почти официальное лицо и здесь по делу, принял серьезный вид и вошел в класс.

Куприяни заметил его и поднялся навстречу.

— Здравствуйте, Сергей Иванович. Что вы так строги с девушкой?

— Вы слышали? Да, действительно, наверное, чересчур строг. В самом деле, ну зачем Тане Соловьевой физика? Она уже работает в кооперативной палатке, кончит школу, сразу выйдет замуж за какого-нибудь «нового русского». Зачем ей закон Бойля — Мариотта!

«Нет, — подумал Митя, — это не горный инженер. Это типичный школьный учитель-шестидесятник. Как Тихонов в фильме «Доживем до понедельника». Ему стало жалко Куприяни.

— Ладно, Бог с ней, с Соловьевой. Вы, как я понимаю, пришли по делу. Но разве мы не все обсудили в прошлый раз? Разве остались какие-нибудь неясности?

Митя всю дорогу думал, с какого конца лучше всего подойти к щекотливой теме. И сейчас, услышав вопрос, он решил действовать напрямик.

— Простите, пожалуйста, Сергей Иванович. Дело прошлое, но не могли бы вы рассказать, почему вы оставили институт?

Куприяни вопросительно поднял брови:

— Молодой человек, я думал, вас интересую не я, а мой бывший однокурсник, а ныне высокопоставленный чиновник Виктор Сергеевич Проценко.

— Мне почему-то кажется, что этот факт вашей биографии как-то связан с изучаемым мною объектом.

— А, вам кто-то что-то уже рассказал? — Допустим…

— Понятно! Доброжелатели всегда найдутся, — усмехнулся Куприяни. — И что же вам поведали мои доброжелатели?

— Что вас чуть не исключили из комсомола за спекуляцию где-то на юге импортными шмотками. Что в результате вам не разрешили работать в лаборатории профессора Александрова — как неблагонадежному и чуть ли не антисоветскому элементу. Говорили еще, что вы подавали большие надежды.

— Да, информацию вы собирать умеете. Только зачем вам все это? От меня-то что вы хотите? Это факты моей биографии, и для вашей книги они не пригодятся.

— Как знать? Мне лично что-то не верится, что вы способны заниматься спекуляцией.

— Сейчас полстраны этим занимается, и все нормально.

— Вы не так воспитаны… На юге — где, кстати, это было?..

— В Ялте.

— В Ялте. Вы были там вместе с вашим другом Виктором Проценко?

— Да.

— А после этого вы с ним почему-то раздружились?

— Он был членом комитета комсомола. И резко осудил мое поведение.

— Так что же произошло на самом деле, Сергей Иванович?

Куприяни немного помолчал, потом невесело усмехнулся.

— Ладно, расскажу, дело прошлое. Витька — Виктор Сергеевич — всегда любил красиво пожить. Девушек любил. И как-то так получилось, что мы просидели за один вечер в ресторане почти все наши наличные. А у Витьки всегда были какие-то связи в торговле, одеться он любил, и он привез с собой несколько пар джинсов, так, на всякий случай. Вы не представляете себе, чем были джинсы для советского человека в середине шестидесятых! Они на черном рынке стоили две средних зарплаты. Ну, пошел он продавать эти джинсы и попался. А в милиции назвался моим именем. Потом умолял меня прикрыть его, он в то время как раз на Лене своей жениться собирался, а у нее папа — секретарь обкома. Зять-спекулянт ему бы ну никак не подошел. Обещал, что на факультете это дело замнет, и я отделаюсь в крайнем случае выговором без занесения.