– А для чего у нас противогазы и защитные очки? На парковке пусто?

– По идее, вся дорога свободна до микроавтобуса. – Пальцы Дейва ни разу не замерли. – Наружный периметр не пробит. И продержится он минут пятнадцать, если твари будут барабанить в двери с такой же силой, как сейчас. Но если хоть один запаникует и кого-нибудь укусят, а потом он въедет на машине в трансформаторную будку, тогда – только десять минут.

– И какова вероятность?

– Поторопитесь.

– Ясно. – Я отвернулся от Дейва. – Аларих, Бекс?

– Почти готовы. – Бекс бросила мне гранату, и я пристегнул ее к поясу. – Мы могли бы пробить себе дорогу откуда угодно, но…

– Мы обязаны предположить, что сию секунду нас жаждет сожрать все население Окленда, – закончил я. – Аларих, как у нас с противогазами?

– Отлично, – раскрасневшийся Аларих посмотрел на меня. – Келли, вы владеете оружием?

Келли побледнела.

– Я… но в лаборатории такое не требовалось…

Мы замерли и уставились на Келли. Даже пальцы Дейва зависли в воздухе. Крики на улице и сирены сразу же зазвучали громче.

– Только не говорите мне, что вы не придавали этому значения, – негромко произнес я.

– Я же работала только в лаборатории, – прошептала Келли.

Мне даже ругаться не потребовалось. За меня это сделала Джорджия – громко и смачно. Мне сразу стало лучше, и я немного успокоился. Очень своевременная реакция.

– Понятно, – заявил я. – Аларих, возьми на себя Келли. Постоянно будь с ней рядом. А вам, Келли, пока вы не начали протестовать и заявлять права на свободу частной жизни, я посоветую одно: забудьте об этих заморочках во время прорыва зомби. – Затем я перевел взгляд на Бекс. – А для тебя другая работа найдется, – подытожил я.

Дейв снова принялся сильно стучать по клавишам и чуть приглушил крики с улицы. Указав на груду оружия, я сообщил Бекс:

– Облачайся, бери все, что нужно, и беги на стоянку. Мне нужна абсолютная безопасность в туннеле, а еще – чтобы машины были совершенно чисты к моменту выезда. Ты поведешь микроавтобус.

– О, нет, – воскликнула Бекс.

– О, да.

– Шон, ты не поедешь на мотоцикле! Это уже не просто глупость, а самоубийство.

– Про мои суицидальные наклонности вы, так или иначе, болтаете много месяцев подряд. И, пожалуй, вы правы. – Я покачал головой. – Тема закрыта и не обсуждается. Собирайся и вперед. Аларих, как только закончишь с боеприпасами, поднимись наверх и проверь крышу. Погляди, нет ли там наших соседей. Посмотри, эвакуируют ли людей вертолетами с крыш соседних домов. Как только разберешься, отправляйся вниз. Встретимся у парковки.

– Ясно, – ответил Аларих. Он не стал спорить с моими распоряжениями и быстро зашагал к двери. Джорджия отлично вышколила своих ребят: Аларих начинал подготовку именно у нее.

Келли растерялась и чуть было сразу не отправилась следом за ним. Она поймала брошенную ей Бекс полицейскую дубинку и прижала к груди так, как ребенок обнял бы плюшевого медвежонка.

– А вы куда?

– В свою квартиру. – Я схватил винтовку, взятую из гардеробной, и положил на плечо. – Нужно кое-что забрать.

Дейв оторвал взгляд от экрана.

– Шон…

– Нет. Оставайся здесь, следи, чтобы интернет-трафик работал, продолжай перемещать файлы, которые нам в дальнейшем понадобятся, и не возражай.

Келли уже вышла из квартиры. Я внимательно посмотрел на Дейва и Бекс.

– Я быстро вернусь.

Не могу поверить, что ты это сказал.

– Я так всю жизнь говорю, – пробормотал я и покинул офис.

По всей длине коридора горело аварийное освещение. Кроваво красные светильники якобы должны «вызывать чувство готовности и собранности», а также «снижать уровень психологической травмы при мыслях о возможном заражении». Перефразируя официальный язык, сие означает: «красный свет чертовски пугает людей, и они начинают нестись сломя голову» и «при таком освещении вы вряд ли разглядите то, что у вас под ногами».

Между прочим, аварийные ставни на нашем здании сработали. Не везде, но, по крайней мере, в местах общего пользования, где мы не удосужились поставить механизмы отключения. Ставни заглушали доносившиеся с улицы крики, но, увы, не пропускали солнечный свет.

Брось, Шон. Не надо. Это не так важно.

– А я считаю, если я жив и пока пребываю в своем теле, то мне и решать, о чем думать.

Лестница пустовала. Я запрыгал через две ступеньки, готовый пристрелить любого, кто будет двигаться каким-нибудь зомбиподобным образом. Но подобные создания мне на глаза не попадались.

Шон…

– Заткнись, Джорджи, – буркнул я и отпер дверь своей квартиры.

Каждый блогер на всякий случай хранит «черный ящик». Нет, следует сказать по-другому. Каждый хороший блогер на всякий случай хранит «черный ящик». А еще лучше – каждый благоразумный блогер… Фразу можно повторять до бесконечности. Короче, каждый блогер понимает: «всякий случай» подразумевает не слово «если», а слово «когда».

«Черные ящики» имеют множество разновидностей. Они так называются в честь устройств, которые устанавливаются на самолетах для записи информации на случай катастрофы. Здесь в принципе реализуется та же идея: именно туда мы записываем информацию, которая нам нужна, чтобы выжить при самых крайних обстоятельствах. «Черный ящик» Джорджии мог выдержать любую официальную процедуру дезинфекции и еще целый ряд сложных проверок, которые пока имели чисто теоретический характер. Именно его я забрал первым из микроавтобуса в день гибели сестры. Бекс и остальные наверняка решили бы, что ради «ящика» не стоит рисковать. О, нет. Только ради него и стоило выходить в зараженную зону.

Мы с Джорджией, образно говоря, выросли в онлайне. Мейсоны старательно эксплуатировали наше детство ради рейтингов и твердо намеревались ввести нас в мир журналистики, поэтому секретов у нас было немного. Почти все, чем мы занимались, в итоге просачивалось в чью-то электронную почту. Но всегда оставалось нечто, чем мы не хотели делиться с чужими людьми или не знали, как об этом рассказать. Тогда мы решили завести бумажные дневники. Только таким образом мы могли урвать для себя кусочек неприкосновенности. Слово «мы» я употребляю не просто так: Джорджия была мыслителем, а я – исполнителем, но наш общий дневник не прерывался в течение почти двадцати лет. Мы до сих пор его ведем. Я заполняю свои страницы, потом закрываю глаза и предоставляю сестре эту возможность.

Вот только ее записи я уже не смогу прочитать, хотя и теперь мне легко представить, что они реальны.

В «черном ящике» хранились наши бумажные дневники. А еще – медицинские карты Джорджии, ее запасные темные очки, самый первый МР3 диктофон и файлы с данными от начала избирательной кампании до того момента, как все оборвалось. Пустые баночки от лекарств. Больше у меня ничего от сестры не осталось. Я бы ни за что не ушел, бросив ее вещи здесь.

На сборы своего барахла у меня ушло меньше пяти минут. Я сунул «черный ящик» в дорожную сумку вместе с оружием, какое просто попалось на глаза. Затем я положил в сумку несколько коробок с патронами. На тумбочке рядом с кроватью стояла фотография, на которой были сняты мы с Джорджией. Я схватил ее и спрятал в карман куртки. Когда приходится эвакуироваться, всегда есть подозрение, что ты сюда уже не вернешься.

На пороге я помедлил, обернулся, посмотрел на коробки и пустые стены. Все, что было мне дорого, уместилось в сумке, карманах куртки и у меня в голове. И я ощутил нечто странное, некий трагизм. Может, об этом стоит подумать?

Не надо, – прошептала Джорджия у меня в голове. Я едва расслышал ее голос.

Когда она говорит так тихо, мне страшно. Это напоминает мне о том, что ее присутствие сводит меня с ума, а порой безумцы снова обретают разум.

– Не буду, – согласился я, захлопнул дверь и ринулся вниз по лестнице.

Мой блютуз сердито запищал, когда я был на середине пути к офису. Я отстегнул его от воротника и вставил в ухо.