ВОПРОС: Вы доводили до Амина и Тараки свою точку зрения о том, что афганская армия в состоянии отразить вторжение?
ГОРЕЛОВ: Да, я им говорил об этом. Понимаете, все-таки они колебались, и какая-то неуверенность была в том, что они с успехом отразят это вторжение. Хотя мы им и доказывали, что, если вторжение будет, армия сумеет его отразить, но те, видимо, сомневались.
Ну и, конечно, закулисная игра присутствовала в виде их разговоров и планов. Мол, если придут советские войска — пусть они дерутся в первом эшелоне, а мы, по возможности, поддержим их со второго эшелона. Такой был их коварный замысел. И он осуществился, как ни верти! Мы дрались в первом эшелоне, а афганская армия — во втором. Дралась так себе. Я говорил об этом Леониду Ильичу. И еще я говорил генсеку, что вводить армию в Афганистан нельзя, потому что она не готова была драться в горах.
Я информировал Брежнева о возможных последствиях ввода нашей армии: как только мы это осуществим, американцы немедленно и усиленно будут формировать боевые подразделения из числа афганских беженцев, и тогда уже точно вторжения не избежать. Ввод войск станет для них поводом.
ВОПРОС: С какого времени начались эти просьбы о вводе наших войск?
ГОРЕЛОВ: Я сейчас скажу. Где-то с июня месяца. Хотя мы и провели силами двух дивизий успешную операцию афганской армии, с июня такие просьбы начались. Хотя нет, наверное, еще где-то в марте первые такие просьбы поступили. Потом они становились все настойчивее.
А мне все это время шла лишь одна директива — указания Николая Васильевича Огаркова: «Ввод советских войск невозможен!». Это были и письменные, и устные директивы. И по ВЧ он мне это говорил: «Вы внушите им, что надо готовить свою армию, отстаивать рубежи, границы. Нашу армию не вводить!» И так все время. И Епишев приезжал ко мне. То же самое практически говорил — мол, надо афганцам свою армию хорошо готовить, у нее есть все основания для успешного ведения боевых действий.
ВОПРОС: А Епишев когда приезжал?
ГОРЕЛОВ: Где-то в июне-июле. Павловский в июне приехал, а уехал уже чуть раньше меня. Он тоже был против ввода войск, докладывал министру свои соображения на этот счет. «Вводить нельзя!» — так он тогда сказал. Павловский в войсках побывал, Главком все-таки, умнейший человек. Беседовал с комдивами, с командирами полков, с командирами корпусов. Ходил на границу, ездил, летал везде. И после этого он сделал такой вывод. Мы еще радовались тогда, что создание погранвойск поможет усилить афганскую армию!
ВОПРОС: Я где-то читал, что когда вы были Главным военным советником, то начали создавать горные батальоны?..
ГОРЕЛОВ: Да, горные и десантно-штурмовые батальоны.
ВОПРОС: Расскажите, вы же предполагали какие-то цели и задачи?
ГОРЕЛОВ: Мы сформировали десантные батальоны. Точнее, два десантных батальона. Был и советник по десантным войскам, да я и сам вникал во все это. Но дело было в том, что подготовить-то мы подготовили, а вертолетов-то нет, самолетов нет! С чего же их десантировать? Поэтому я настойчиво просил для этих целей хотя бы эскадрилью вертолетов.
Афганских десантников учили так же, как и наших. Задачи стояли перед ними одни и те же: уничтожить командный пункт, перекрыть где-то важные коммуникации…
ВОПРОС: То есть у них были такие десантные войска, которые не десантировались?
ГОРЕЛОВ: Нет, не десантировались.
ВОПРОС: То есть у них не было прыжков?
ГОРЕЛОВ: Ничего не было у них. Не было средств для этого. Хотя желание-то было.
ВОПРОС: То есть вы как бы основу заложили?.
ГОРЕЛОВ: Да, и мы просили дать для этих целей вертолеты. Но, видимо, на тот период времени такой возможности — дать вертолеты — не было. Но все-таки мы действовали в этом направлении — послали экипажи вертолетов на учебу в Советский Союз.
ВОПРОС: Вы говорили, что Николай Васильевич Огарков тоже был против ввода войск, то есть ему, наверное, тоже была дана директива воздерживаться…
ГОРЕЛОВ: Директива была: «вести работу с афганской стороной, ввод войск нецелесообразен». Такая же директива была доведена до нашего посла в Афганистане. И Громыко говорил то же самое.
ВОПРОС: А что говорил Громыко?
ГОРЕЛОВ: То же самое говорил: войска не вводить!
ВОПРОС: Тогда с этого момента мне и интересно: июнь — нет, июль — нет, август, сентябрь — нет. И вдруг начали думать о том, чтоб вводить войска. Что это было — какое-то событие или в целом итог развития ситуации? Что привело к тому, что стали уже не полностью отвергать эту возможность, а стали задумываться о ней?
ГОРЕЛОВ: Хорошо сработала дезинформация США. Они сработали хорошо, создали впечатление того, что придут сюда, придут и займут нишу в Афганистане. И это сработало. Наши клюнули на это дело и пошли сами. Ввели тогда свои войска.
ВОПРОС: Вы с этой дезинформацией как-то сталкивались? Что это была за информация?
ГОРЕЛОВ: От нас эта «деза» не шла. Мы не думали, что американцы там высадятся. Мы думали, что они вполне знают опыт англичан, которые там когда-то высаживались и все это уже прошли.
ВОПРОС: Говорили, что если бы не мы, то были бы они, что их самолеты чуть ли не кружились над Кабулом и так далее…
ГОРЕЛОВ: Нет. Я думаю, что это чьи-то выдумки.
ВОПРОС: Очень важным моментом был мятеж в Герате в сентябре 1979 года. Расскажите все, что было связано с этим мятежом, как его подавляли и какова была в этом ваша роль.
ГОРЕЛОВ: Мы получили донесение, что произошел мятеж в Герате, кажется, в 4-й дивизии. Сейчас точно не помню номер части. Дело было так: две трети дивизии выступили против правительства, одна треть — за. Танковый батальон оставался нейтральным. Но экипажи танков ушли, хотя и были на стороне правительства. Что было делать в такой ситуации?
Я переговорил с советником, он мне доложил обстановку: дивизия вышла из-под контроля, командование отстранено, надо спасать положение. Выступление было продаудовское, направлено против Тараки. Но ведь и самого Дауда уже в живых нет. Что делать?
Мы встречаемся с начальником Генштаба: «Сколько у вас есть преданных водителей танков?» Никто ничего точно не знает, сказать не может. Вызывает он двух советников: «Сколько?»
Ну, те не уверены, насколько преданы режиму танковые экипажи и в чем выражается их преданность.
Мы уже думаем над тем, как собрать группу и вылететь с десантом в район мятежа самолетом, как захватить танки и с помощью этого танкового батальона разоружить восставшие подразделения. Собрали с двух бригад, с 4-й и 15-й, которые дислоцировались в Кабуле, 30 танкистов-водителей. К ним командиров подобрали таких, чтобы они могли одновременно быть и заряжающими и наводчиками, чтобы могли стрелять. Больше людей собрать не смогли. Переправили их самолетом в Герат. Они танки захватили и этим танковым батальоном восстановили порядок в мятежной дивизии. Все встало на свои места. Восстание было подавлено, правда, погибли два наших советника.
ГОРЕЛОВ: Они были в боевых порядках преданных правительству подразделений. Шли в бой вместе с ними. Их тела привезли мне в Кабул, и я уже из Кабула их отправил в Москву.
ВОПРОС: Кстати говоря, Заплатин (Главный советник ГлавПУРа) как относился к идее ввода войск?
ГОРЕЛОВ: Категорически был против ввода войск, категорически. Он везде докладывал то же самое, что и мы. Был категорически против. Он проделал большую работу по созданию политорганов дивизий, занимался их матобеспечением. А еще у меня был зам по боевой, советник по боевым действиям — генерал-лейтенант Демидков, замкомандующего Сибирским военным округом. Он придерживался такого же мнения.
ВОПРОС: Вот вы — главный военный советник, главный советник Политического управления, командующий сухопутных войск, начальник Генерального штаба, военный с такими погонами, с такими звездами, с боевым опытом. Вы все понимали, что нельзя, что неправильно, что будет хуже, вы об этом докладывали, вы говорили. Как же тогда и кем продавливалось решение о вводе войск?
