– Что болтаешь?! Да, Медея способна убить ради меня! Так как же она может убить моих детей?! Наших детей…
Голоса словно отдаляются, громче них звук крови, бегущей по моим венам. Спасибо тебе, любимый, за веру в меня. Я рядом, совсем рядом, в том же зале проклятого коринфского дворца. И в то же время я далеко, в мире теней, зыбких грез и забытья. Этот мир близко, на расстоянии руки, но тех, кто находится в нем, нельзя видеть человеческими глазами. Живые попадают сюда лишь в снах или в пророческом экстазе. За редким исключением. Я одно из них, благодарю тебя, мать Геката, богиня черной луны и ночного колдовства, моя покровительница. Потому и стучит так звонко сердце, потому и слышен шум крови – живые звуки гремят здесь, как громы Зевса в мире людей.
Не открой мне Геката доступ в зыбкий мир черной луны, лежала бы я сейчас на площади. Мертвая, как Меррер и Ферет. Вместо этого я стою на колеснице богини, запряженной крылатыми змеями. Змеи недовольно шипят и слегка извиваются, им не по душе повиноваться смертной, но воля Гекаты подчинила их мне на время. Тела Меррера и Ферета в колеснице у моих ног. Кровь на поношенных хитонах из богатой ткани, лица в грязи. Искаженный рот Меррера. Ужас в глазах Ферета. Не знаю, суждено ли мне когда-нибудь умереть, но остывающие лица сыновей я буду помнить даже после смерти. Наших с Ясоном сыновей.
Я трогаю поводья, шепчу заклинание, и змеи, яростно шипя, выносят меня из мира черной луны в мир живых…
* * *
Георгий шел по университетскому коридору и улыбался неизвестно чему. Золотая осень, солнечные лучи лезут в высокие пыльные окна, и коридор словно расчерчен на квадраты: свет-тень. Свет-тень. Свет-тень…
Сколько лет назад он впервые увидел этот сон? Чернокудрая женщина, не старая, не молодая, словно время перестало быть властно над ней в дни ее зрелого расцвета. Строгий профиль, ясно видны завитки волос на лбу и виске, нос с горбинкой, изящный подбородок. Руки стискивают поводья колесницы так, что аж костяшки побелели. Георгию двенадцать лет, и он прежде всего думает о том, как же можно запрячь змей, как на них держится упряжь? А потом женщина поворачивается к нему, и он видит, что она напряжена как струна. Прикусила нижнюю губу, нет, прокусила ее так, что появилась капелька крови. Женщина не чувствует боли, ей не до того, а красная капля никак не упадет вниз…
На чердаке старого бабушкиного дома царит духота, несмотря на тень. Он выстроен совсем недалеко от моря, окруженный оливковыми зарослями, а если высунуть голову в чердачное окно, видны холмы, поросшие кипарисами. Георгий проводит здесь каждое лето и уже пресытился горячим воздухом и блестящей бирюзой теплого моря. Может, на чердаке найдется что-нибудь интересное?
Мальчик берет верхнюю из небрежно сваленных в углу книг. Отец с детства приучал: «Не знаешь, чем заняться, – возьми что-нибудь почитать». Дует на обложку и слышит недовольное фырканье – оказывается, рядом спал бабушкин полосатый кот, на которого и полетела пыль. Надо бы почесать котика за ухом, извиниться, не нарочно же его обсыпал, но хищник гордо отмахивается лапой от протянутой руки и удаляется искать покоя в другом углу чердака. Георгий наконец смотрит на обложку: что ему досталось? Буквы выглядят изломанными, лет через пять он узнает, что это стилизация под старый греческий алфавит. «Еврипид. Медея». Можно рыться в куче дальше… нет, пожалуй, надо разобраться с этой находкой.
– Кириа[2] Елена! – Перемазанный чердачной пылью мальчик влетает во двор, где бабушка под навесом занимается засолкой маслин. Вездесущий полосатый кот фыркает с подоконника – сейчас тебе влетит за грязь на лице и одежде! Впрочем, Георгия трудно остановить. – Кириа Елена, это что, детская книжка?
Ему уже двенадцать, и тратить время на детские сказки он не намерен. Переждав бабушкины охи и ахи по поводу своей испачканной персоны, Георгий повторяет:
– Кириа Елена, это детская книжка?
Бабушка разглядывает обложку.
– Не совсем. Твой отец читал уже в колледже. Что-то про злую колдунью.
В колледже учатся уже почти взрослые парни, значит, не стыдно. Георгий прихватывает горсть плодов из корзины и устраивается тут же под навесом с книжкой. Свежие маслины слегка горчат и одновременно отдают виноградом. Кот украл одну и гоняет по утоптанному полу, но мальчик уже погружается в другой мир.
Это случилось где-то рядом, только очень давно. Из чудесной Греции, где рядом с людьми жили кентавры, сатиры и дриады, волшебный золотой овен попал в Колхиду. Колхида, как Георгий узнает позже, – это уже на Черном море, там, где Кавказ. И овен не просто так туда попал, он спасал одного мальчика от врагов. Но это не очень важно, важнее, что овна в Колхиде принесли в жертву богам. А снятую с него шкуру, то есть руно, поместили в священной роще, которую охранял дракон…
Дальнейшему он не очень верит. Не верит сразу, еще до того, как Медея станет приходить в его сны с капелькой крови на прокушенной губе и болью в глазах. Может, потому она и стала его посещать, что он не поверил Еврипиду?
– Дорогой господин профессор… – Сквозь пелену воспоминаний прорвалась явь. Реальность в виде ученой рожи, то есть ученого мужа, ах, простите, дорогой коллега, задумался, не узнал, не ожидал такой чести… В молодости пышущий собственной значимостью господин был рыж, теперь поседел, полысел, господи, какая чушь – совсем не потому я его терпеть не могу… У Георгия запищал коммуникатор: очень вовремя, хороший предлог отделаться от неприятного собеседника.
На экране коммуникатора четыре буквы: «Марк». Эх, Марк, лучший друг со студенческих лет, в очередной раз ты меня выручаешь!
– Привет, Георгий, уже на лекции?
– Нет, еще есть пять минут. – Георгий всегда рад Марку, он и во время занятия нашел бы способ с ним поговорить. Когда-то они вот так же тайком болтали на лекциях, будучи студентами, и вот Георгий уже профессор, а они с Марком все так же болтают на занятиях.
– Георгий, хочу тебе прочитать, что наши газеты тут пишут. – Марк всегда говорил быстро, все время спешил сам по себе, не потому что у Георгия лекция через пять минут. Такая уж у него скоростная жизнь, у нынешнего главы семейного бизнеса. – После недавнего ученого совета, где ты представил свою находку. Бомба в науке, пишут!
– Нашу находку, – поправил Георгий.
– Вот, слушай. – Слышно, как Марк шуршит газетой. Он был старомоден, любил печатные версии. Георгий же, наоборот, предпочитал современные технологии – коммуникатор, нетбук, ридер. – Цитирую: «…университетские ретрограды до последних дней называли его авантюристом и профаном. Они сопротивлялись защите его диссертации, разбивавшей одну из привычных догм. Всячески интриговали, мешая ему получить грант на продолжение исследований». Слышишь, Георгий, это про тебя пишут! – Марк облегченно засмеялся. – Слушай, теперь авантюристом не называют, да?
– Нет, теперь называют «дорогой господин профессор»…
Оба захохотали. Они часто смеялись вместе, когда разговаривали. Однокурсник Марк был первым, с кем Георгий поделился своим сном. Впрочем, далеко не сразу. После одного из семинаров по древней истории…
– Давайте восстановим цепочку событий. – Преподаватель желчно жует губами и обращается к судорожно листающему конспект юноше. – Марк Романидис, пожалуйста, расскажите нам всем канонический вариант мифа о Медее.
– Ну, все началось, собственно, с золотого руна. – Кудрявый, с мужественными чертами лица студент со вздохом поднимается. Не похоже, чтобы он был хорошо готов к семинару. Георгий никогда тесно не общался с этим парнем, но знает, что он из богатой семьи и в университете обучается в первую очередь ради экономических и юридических знаний. – Э… В Греции был базилевс[3] по имени Эсон. Его изгнал с трона города Иолка его брат…
