сок, а то плавать бы нам сейчас стерлядками.

— Лихо было! — покивал головой Змаевич, вздрагивая от

. холода. — Но добрались, черт возьми! Может, и Нептун по

мог, да паш государь тоже не плошал.

Петр уже угрюмо стоял перед зеркалом и большим гребнем расчесывал непокорные волосы. Небрежно бросил сушиться мундир возле раскаленной печки, за мундиром полетела и тро-уголка. Остался в короткой куртке из лосиной кожи и башмаках на босу погу, которые подвернулись ему па глаза в адмиральском шатре. Поднятой рукой остановил Апраксина, ^кашлянул трескуче и сердито.

Зови генералов, Матвеич, не мешкай. И так в отписках

дело проволочил.

Государь! — Генерал-адмирал широко развел руки, веки

его заметно дрожали. — Подсушиться бы сперва, ей-ей про

студу схватить легко.

— Военный совет со мной будет, а не с моим видом! Апраксин выглянул из шатра, помахал рукой. Голицын и Вейде, стоявшие в ожидании, тотчас вошли..

64

Петр встретил их молча. Лидо непроницаемо — не поймешь: не то сердит, не то притворно весел.

Полуодетый царь смутил — таким еще не видали, — не знали, куда девать глаза.

Ну как вам живется, господа генералы? — справился

царь, выпучивая взгляд.

На беды не жалуемся, ваше величество, — учтиво улыб

нулся Голицын — князь, вельможа по роду и обхождению. —

Неприятеля стережем да и копфузию ему исподволь готовим.

Погода военным делам сподручная. Теплынь, благодать. Как

под Москвой-матушкой в конце лета.

Швед поставил капкан, но и сам стреножен позицией, —

подхватил долговязый Вейде.

Значит, Ватранг сам себя стреножил? — недоверчиво и

затаенно-зло покосился Петр, снимая куртку: в шатре стано

вилось жарко. — Уж больно добычливо выходит! А мне сдает

ся — русский флот остановлен шведами без единого пушечно

го выстрела! Скоро вся Европа будет смеяться!

Никак пет, ваше величество! — глуповато выпалил Вей

де, конфузясь от недовольства Петра. — Все не так!

Тогда похвально весьма, — Петр не смотрел — до вре

мени прятал гнев: сердиться было некогда.

. Вейде смущенно передернул плечами, забегал глазами с Апраксина на Змаевича и опять на Петра — пугался и недоумевал.

Попыхивая трубкой, Петр растопыренной ладонью указал па стулья вокруг походного стола. Входившие усаживались молча. Вейде, успокаиваясь, коротко коснулся висков. Петр не торопясь, в который раз высекал кресалом искру. Молчал, подрагивая ногой, еле заметно улыбался своим мыслям. Раскуривал отсыревшую трубку необычно долго. Ждал, не глядя, пока садились генералы, бригадиры и командоры. Яков Бакаев юркнул к Змаевичу и незаметно пожал его руку: па-конец-то опять встретились!

Петр медленно поднялся, обвел всех свечой, словно каждого видел впервые. Из трубки дымом пушечного выстрела поползло густое облако.

— Ну-с, любезные генералы, бригадиры и капитаны! Изволь

те советы давать — как без конфуза уйти от столь стыдного

стояния? А тебе, Змаевич, — повернулся грозно и зло, — ве

лю всякое мнение брать на письмо, дабы потом никто не ска

зал, что иначе мыслил.

Быстро достав из канцелярского _ларчика нефритовую чернильницу, капитан-командор изготовился писать.

— Так как же, любезные мои? — Петр каждому норовил

заглянуть в глаза. — Федор Матвеич, для бога, придется тебе

молвить первому, — и сразу тверже, жестче, — думать и го

ворить надлежит с поспешностью, для чего велю ставить песоч

ные часы.

Генерал-адмирал, поправляя наспех накинутый мундир, поднялся необычно легко и медленно заскользил пальцем по разостланной карте. Подняв голову, обмяк лицом, начал глухо, с остановками:

— С генералом Вейде, дабы лишне праздным не быть, я сам

65

ходил на рекогносцировку. Подошли мы на малой скампавее к самому носу Гангута — были от оного примерно в миле. Видели воочию неприятельский флот в пятнадцать линейных кораблей, два бомбардирских судна, один прам и восемь галер. Сколько провиантских судов и чухонских лайб — подлинно яе рассмотрели. Посему, весьма желая пройти в Абоские шхеры с галерным флотом, почитаю то превеликою трудностью, ежели консилий не постановит произвести диверсию корабельной эскадрой.

Не постановит, — сухо отрезал Петр и посмотрел страш

но, отчаянло — как из омута.

Тогда разве что, сверх чаяния, — голос повысил, зады

шал чаще, — повелишь идти большим морем — в обход не

приятельской линии. О том давно думаю. Но и то, ежели шти

ля не будет, учинить зело опасно, — закончил Апраксин и

вытер платком вспотевший лоб.

На лицо Петра легло напряженное, слегка ожидающее выражение. Безмерная усталость, недовольство и надрыв делали его взгляд отталкивающим и тяжелым.

Я считаю, — молодцевато подхватился Вейде, — и при

тихой погоде большим морем идти нельзя, поскольку у шведов

тоже есть гребные суда. Нас могут перехватить и в штиль.

Не исключена и буксировка фрегатов на пушечный выстрел...

Стало быть, — с глухой злобой произнес Петр, — нам

остается прятаться в Тверминском бае, как глухарям на токо

вище. — Взглядом посадил Вейде, словно прижал к месту. —

Михайло Голицын! При столь великих наговоренных трудно

стях твой войсковой опыт был бы весьма кстати. Что скажешь,

князь?

Голицын подпрыгнул, надвигая на переносицу лохматые брови.

Вспомни, князь, как мы с тобой, начав с потешных пол

ков, до шляхетских воинских хитростей одной русской смекал

кой доходили! Вспомни, как ты славно командовал под Пол

тавой! — Петр сильно затянулся и пустил через стол длинную

струю дыма.— Неужто Гангут — орешек покрепче?

Не крепче, государь! — отозвался Голицын, краснея

от похвалы.

Неужто, раздобрев, надев звезды и ленты, мы стали ме

нее храбры и не столь искусны в воинской доблести?

Нет, государь, — князь выдержал испытующий взгляд

царя. — И на сей случай смекалка найдется, — пятериком

поставил руку на карту. ^ч— А не устроить ли нам по берегу

Гангутского плеса батареи и транжемеиты? Орудийным огнем

можно отогнать шведов в море и самим прорваться вдоль бе