– Попрошу без фокусов! – предупредил, поводя стволом автомата. – Мне всего лишь нужно убраться отсюда. А вам – остаться целыми и невредимыми. Давайте не будем взаимоисключать эти вещи.

Согнувшийся в три погибели машинист и кочегар, который взялся было за лопату, но вовремя воткнул ее обратно в кучу угля, вытаращились на меня, словно я охаял Ктулбу.

– Полный вперед! – приказал тогда я.

Машинист, не разгибаясь, схватился за рычаг управления подачей пара. Локомотив запыхтел, застучал поршнями. Задымленная, залитая кровью станция поползла назад. Я осторожно выглянул в окно. Чернознаменники плелись за паровозом, словно провожающие.

– Профессор, помашите им рукой!

Брукс выглядел плохо. Мне казалось, что его вот-вот хватит удар. Тем не менее он молча подчинился. Потом я подхватил его под локоть и усадил в потертое кресло машиниста.

– Вы весь в крови, – заметил он тусклым голосом.

– Благодаря вам, – высказался я и провел рукавом по лбу. Здорово же рассадил голову, выпрыгнув через закрытое окно… Но раны уже не кровоточили, и боль почти не ощущалась. Боль придет позднее, когда все опасности будут позади. – Добавьте ходу! – бросил я и выглянул в окно.

Одноколейка тянулась серебристой нитью через степь. Пахнущий снегом ветер волновал невысокую траву горчичного цвета. Там и здесь белели известняковые скалы. Впереди бугрилась серо-синяя горная гряда. Бриарей наполз полосатым брюхом на самую высокую вершину; его полусфера была окаймлена пурпуром заходящего солнца.

Кочегар открыл топку, пахнуло жаром. Я невольно вспомнил, как сам кидал уголь в машинном отделении «Рассвета». Казалось, что с тех пор прошло сто лет. Всему виной, наверное, стремительная смена сезонов на этой злополучной луне.

– Что же будет дальше? – слепо глядя перед собой, спросил Брукс.

– В каком смысле, профессор? – я подошел к умывальнику в углу кабины. Подставил руки под теплую струю. – В философском? Или вас интересует наш частный случай?

– Наш частный случай, конечно же! – пробурчал профессор. – Вы нас убьете?

– Убью, – пообещал я, умывшись. – Если будете вести себя как идиоты.

– Вы всегда всех убиваете, – простонал Брукс. – Таксиста… проститутку… сотрудника Научдепа… Даже скилла! И его зачем-то убили!

Кочегар и машинист испуганно переглянулись. Как бы не набросились от отчаяния… Я, к сожалению, не умею управлять паровозами.

– Я не собираюсь оправдываться, профессор, но вы приписываете мне то, чего я не делал.

Кочегар и машинист облегченно выдохнули.

– Впрочем, нет, – одернул я сам себя. – Таксиста действительно убил я. Но то была лишь самооборона!

– Вы – чудовище, господин Айрус, – продолжил безжизненным голосом Брукс. – Вы – стыдливец из леса. Такие, как вы, пройдут по нашей земле огненной лавиной, оставляя за собой лишь пепелище.

Похоже, старой перечнице хотелось выговориться. Несомненно, одно из проявлений истерики.

– Все в руках Ктулбы, – усмехнулся я.

– Не сметь! – профессор приподнялся над креслом. – Не сметь! – просипел он, потрясая выставленным указательным пальцем.

– Успокойтесь, профессор, – я внезапно почувствовал, что смертельно устал. И прилив адреналина меня больше не бодрил, а отравлял, словно лишний стакан виски. – Скажите лучше, сколько времени нам понадобится, чтобы добраться до перевала.

– Понятия не имею, – Брукс снова уселся в кресло. Поднял воротник и сунул руки в карманы. Поезд набрал приличную скорость, и в окнах с разбитыми стеклами свистел ветер. Уже сильно стемнело, только луна Снег, словно прожектор, светила нам вслед. Но и она должна была скоро померкнуть: со всех сторон подступали сине-черные тучи.

– Сударь… – боязливо окликнул меня машинист. – Мы свернули с основного пути. Эта дорога закончится в предгорьях.

– Так, – протянул я. Обманули. Направили Жнец знает куда… – Где же закончится этот путь?

Машинист пожал покатыми плечами.

– Там какая-то военная ерунда. Но она вроде… – он замялся, – вроде заброшена давно.

– Охраняется? – спросил я.

– Не могу знать! – машинист забился в угол кабины и торопливо побожился: – Ктулба свидетель!

Я взъерошил волосы. Подошел к окну. Ветер холодил мое мокрое после умывания лицо. Локомотив рассекал мглу. Казалось, весь мир опустел. И лишь примитивный, громыхающий механизм на паровой тяге упрямо мчал через необитаемое пространство по рельсам, словно насекомое по дорожке из феромонов. Багровый серп Жнеца-Бриарея растворялся в густеющих тучах.

Неожиданно стало светлее. Я решил, что это выглянул Снег и блистает отраженным светом. Потом я увидел, что впереди и чуть в стороне от рельсов в пятне света пляшут фонтанчики рыжей земли.

Мои спутники недоуменно уставились на это явление. Кочегар даже протер глаза. Но я быстро нашел объяснение происходящему.

Я бросился к двери, которая вела в тендер. Распахнул ее, и мне в глаза тут же ударил луч прожектора. Над железной дорогой, неуклонно догоняя локомотив, мчали два винтолета. Сквозь свет прожекторов пробивалось тревожное перемигивание проблесковых огней. Словно созвездие, в котором были и сверхновые, и пульсары, спустилось с ночного неба Дождя.

– Господин Айрус! – позвал Брукс.

Я обернулся. Профессор покачал головой.

– Что же вы наделали? Кажется, вы разгневали в нашем мире всех, от кого лучше было держаться как можно дальше.

Трассер разрубил мглу. Пули застучали по бортам паровоза, скользнули по крыше кабины, продырявили трубу.

– Увы, но сейчас вы не сможете прикрыться мной, – профессор поправил шляпу, будто она могла защитить его от пулеметного огня. – Скорее всего, это войска. Больше никто не будет вести с вами переговоры. Возвращайтесь в свой мир. Возвращайтесь, если в вас осталось что-то человеческое! – воззвал он, повышая голос. – Возвращайтесь, иначе погибнет еще больше людей… – он сник на конце фразы.

Я подхватил автомат. Передернул затвор.

– Не могу, профессор, – ответил, поворачиваясь к свету прожекторов. – Я лишь делаю свою работу.

Положение – хуже некуда. Поезд не мог маневрировать, не мог уйти с линии огня. Он двигался по прямой под взором пилотов и азартных бортстрелков. К счастью, усилился ветер. Легкие летающие машины все время сносило в сторону. Трассеры сверкали то справа, то слева от кабины, рикошетили от округлого корпуса котла, высекая искры.

– Угля подбросьте! – крикнул я машинисту. – Нам нужно набрать еще больше скорости!

Машинист что-то затараторил, почесывая от волнения небритую щеку. Наверное, он говорил о предельных возможностях своей машины. Что-то о давлении и температуре внутри котла. Понять его было несложно, даже не слыша слов.

– Плевать! – крикнул я. – Не взорвемся. Еще угля!

Кочегар, видя, что делать нечего, схватился за лопату.

Да, у меня была надежда, что мы сможем оторваться от винтолетов, которым приходилось каждую секунду бороться с ветром. Как долго они смогут гнаться за нами? Сколько топлива в их баках?

У нас-то тендер забит углем почти под завязку. Мы сможем долго идти на полной скорости, если, конечно, не взорвется котел. И ветер нам не помеха, а союзник.

Я вскинул автомат и одиночными, экономя патроны, принялся гасить прожекторы винтолетов.

Бортстрелки не стали тянуть с ответом. Огненный пунктир хлестнул по куче угля. Кочегар, который высунулся за новой порцией корма для ревущей топки, нырнул в кабину. Тогда я сам взялся за лопату. Машинист выразительно посмотрел на стрелку манометра, ползущую к красной границе. Я швырнул уголь в огонь, снова рванулся к тендеру: в одной руке – лопата, в другой – автомат.

Несколько пуль продырявили крышу. Кочегар кинулся в угол, забился под умывальник, закрыв голову руками. Разбился циферблат тахометра, машинист провел руками по лицу и с удивлением обнаружил, что его ладони в крови; к счастью, стеклянный осколок всего лишь рассек ему бровь.

Я подцепил лопатой еще угля, бросился в кабину. Пулеметная очередь косо резанула борт тендера за моей спиной. Угольная крошка брызнула в стороны, словно шрапнель.