И здесь Испанию, неожиданно для себя, спасли ее злейшие враги!

Пираты отбирали у Испании значительные суммы денег и слитки драгоценных металлов. Попадая на рынки тех стран, откуда вышли в море пираты, эти ценности действовали, как и положено: шире предложение товара — ниже цены на него. А снижение цены на золото равно повышению цены всех других товаров.

И получилось, что пираты распространяли «революцию цен» на другие страны, смягчая тем ее ужасные последствия для Испании! И тем оттягивали крах своего заклятого врага!

Разумеется, ни та, ни другая сторона не осознавали, что они на самом деле делают друг для друга. И испанские власти искренне и даже остервенело воевали с пиратами. А пираты, не считаясь с риском для жизни, лезли, подобно Дрейку, в самое пекло ради добычи…

Попутно пират Фрэнсис Дрейк ввез в Европу картошку, а пират Уолтер Рэли — табак. Безыменный французский пират познакомил христианский мир с ванилью (до пиратов ваниль ходила по Европе полвека — но в вещмешках испанской пехоты: ее этим храбрецам в виде замены денег порою выдавали! И кроме испанцев, никто ее и не нюхал!).

Существенен и вклад пиратов в летопись открытия мира. В шестнадцатом веке пираты основывали города в Бразилии (Форт-Колиньи и Сент-Августин, оба французские), в семнадцатом веке на Ямайке (Порт-Ройял, английский) и Нью-Провиденс на Багамах (тоже английский). Они описали значительные куски побережий Северной Америки (Дрейк), Огненной Земли (Кэвендиш), Северо-Западной Австралии (Дампир) и так далее. Известны многие виды растений, впервые научно описанных пиратом-ботаником Уильямом Дампиром, пираты, оставившие записки о плаваниях, впервые описали многие племена Нового Света, от Канады до Океании…

Но все ж таки наиважнейшее, что они сделали, — растянули на века агонию Испанской империи. А если бы Испания рухнула под невыносимым бременем «революции цен» раньше? Что бы было тогда?

Высоко взлетать в туманные выси фантазий не будем, но на уровне современной политологии просчитывается примерно следующее.

Рухнула бы мощнейшая подпорка папского престола — и, как следствие, Реформация твердо победила бы в Германии, Польше, Венгрии. Лишенная папской поддержки Польша окончательно втянулась бы в орбиту шведского влияния. Лютеранская Швеция проглотила бы Северо-Восточную Германию, обратила Балтийское море в свое внутреннее озеро и надорвалась бы к концу восемнадцатого века, силясь прорубить себе окно в Черное море и в то же время освоить побережье Ледовитого океана до устья Енисея. В борьбе с сильной Швецией выковалось бы всегерманское единство на три четверти века прежде, чем в нашей действительности. И Наполеону противостояли бы возрожденная Германия, Великая Швеция и протестантская Венгрия. Это толкнуло бы его вместо попытки завоевать Россию на удар по Турции всей мощью — к повторению Египетского похода чуть севернее. В результате Турецкая империя развалилась бы, наследниками ее на Балканах стали бы Россия, водрузившая наконец православный осьмиконечный крест на стамбульской Святой Софии, и Франция.

Англия принуждена была бы этим искать могущества не на Ближнем Востоке, а на Дальнем. Панамский канал построили бы не американцы, а англичане, полковник Лоуренс бунтовал бы не арабов против турок — а, скорее всего, индонезийцев против голландцев…

И все это, — «если бы» пираты не помогли ненамеренно своим злейшим врагам!

Так что вклад морских разбойников позднего средневековья в мировую историю куда весомее, чем обычно думают…

Наконец, надобно сказать и о пиратском вкладе в распространение европейской цивилизации по миру! Десятки народов и множество стран узнали азы этой, ныне господствующей в мире, цивилизации именно от пиратов. И надо сказать, это не было наихудшим из возможного. Португальцы, придя в Индию, имели обыкновение в качестве своего рода «визитных карточек» присылать местным правителям корзины отрезанных носов и ушей их подданных. Пираты так не делали! Хотя в семнадцатом веке были такие, как Рок Бразилец, после отрубания руки или ноги у врага облизывавший саблю, чтоб не ржавела. Клинок он берег, усач низколобый! Но к туземцам пираты были милостивее обычных колонизаторов. И самым добрым изо всех был Фрэнсис Дрейк…

В сущности, все дело тут было в размере пая. Капитан Дрейк купил и обставил со своей доли после плавания 1572-1573 года большой каменный дом, один из лучших в Плимуте, и купил три больших корабля. В доме все, за исключением двух комнат, было на вкус Мэри. Только к убранству своей «каюты» — личного кабинета — Фрэнсис запретил не то что прикасаться, но и в помыслах сего не иметь жене. И еще была одна, как тогда говаривали, «почетная спальня», совсем не на ее вкус. В этой великолепной, но мрачноватой комнате с узкими окнами и тяжелой мебелью все было затянуто алым бархатом. Сделано это было с явным расчетом на одного почетного гостя — точнее, гостью. Ее вкусы знали многие, а вот принимать эту худощавую даму у себя рассчитывать мог да-алеко не каждый. Дрейк рассчитывал.

Соплавателей в дом пускали охотно, но с условием: знать свое место и не претендовать на лишнее. Пировали на кухне, а столовая была для людей почище. Зато, кто умел складно рассказывать — врать или правду, все едино, — мог всегда рассчитывать на вкусный и сытный обед и деревенское пиво: миссис Фрэнсис Дрейк в этом отношении не изменилась ни на волос, перестав быть мисс Ньютон. А в остальном… Мэри огорчало, что придется приучить себя жить в кругу, ей чужом и непривычном, а у нее и манеры не те, и воспитание, и внешность. Руки доярки. Жены олдерменов будут над ней потешаться! В лучшем случае — язвить заглазно и тонко ехидничать в лицо. А в худшем перед нею — а значит, и перед ее Фрэнсисом — захлопнут двери приличных домов. И получится, что она вредит карьере мужа!

Муж застал как-то Мэри в слезах, но она отказалась объяснить, чем эти слезы вызваны. Просто извинилась, сославшись на якобы нездоровье, — и не пошла на прием к мэру города. Все потому, что в приглашении было сказано: «Приглашенные дамы должны прибыть с треном», а она не знала, что это такое — «трен». То ли это украшение какое, вроде браслета, то ли деталь платья…

И тогда Фрэнсис — нет, он все-таки удивительный человек и замечательный муж! — без малейших с ее стороны подсказок сообразил, что к чему и как выйти из этого малоприятного положения с наименьшими потерями для самолюбия Мэри, да и его самого. И как-то, дней через пять — да, точно, еще и недели не прошло со дня приема у мэра — муж сухо сказал Мэри, уставившись на огонь камина:

— Да, кстати, дорогая: с этого месяца придется уменьшить наполовину твои «деньги на иголки».

— Хорошо, Фрэнк. Но, если на секрет, чем это вызвано? Придется уплатить забытый должок? Или что другое?

— Другое. Я нанял новую домоправительницу. Миссис Холнерич с нами расстанется, а у нас будет работать миссис Олберс.

— А это кто такая? У кого она раньше работала и почему ушла с прежнего места, ты интересовался? — настороженно спросила Мэри.

— Интересовался. У герцога Кавендиша. Ушла потому, что молодая хозяйка подросла и стала соваться в хозяйство, а воображает о себе она даже для герцогини слишком много. Так вот платить мы ей будем в два раза больше, чем платили миссис Холнерич, — зато она разбирается в хороших манерах и все такое, и тебя научит. Поначалу я думал попросить об этом какую-нибудь из светских дам подобрее, но потом от этой идеи отказался. Дамы есть дамы, даже самые добрые среди них (хотя еще большой вопрос, а точно ли есть среди них добрые), а я не хочу, чтобы о тебе распускали дурацкие слухи.

— О Фрэнсис, какой ты чуткий! — вскрикнула Мэри, прижимаясь нежно к мужу…

Корабли Дрейка были выстроены так, чтобы выдерживать любую, даже океанскую, бурю. И на каждом было полно новейших полезных приспособлений — от только что вошедших в употребление и здорово облегчающих работу талей типа «двойной гордень» до шканечных сеток, защищающих палубную команду от падения на головы рангоута и такелажа, сбитых непогодой или ядрами — не важно.