– И сейчас Китай стал «расширившимся рынком», – ехидно продолжил генерал. – Только не забывайте, что это произошло только после того, как его сухопутные войска были разгромлены соседями.

– Да, – не стал спорить полковник. – Но русские, вьетнамцы, индийцы смогли победить лишь потому, что Китай проиграл в высокотехнологичной войне, а его наземная армия превратилась в белого слона, которого невозможно содержать. Фактически она рухнула под собственной тяжестью.

– Я застал войну с Индией, – сухо возразил генерал. – И это больше походит на наш случай. Когда высокотехнологичные силы воюют где-то там, очень далеко, авиация не может пробиться к полю боя для оказания поддержки, по барханам пустыни на тебя надвигаются сотни танков и бронетранспортеров и воевать приходится оружием, которое у тебя в руках, а не нажиманием кнопок в безопасном бункере.

Полковник развел руками.

– Я не стал бы проводить таких аналогий. И вы, и индийцы били по городам и по промышленности. На поле боя сталкивалось то последнее, что могли выставить ослабленные государства. И вопрос был только в том, кто из соперников рухнет первым. Они рухнули, вы устояли. Не хочу быть пренебрежительным, но это стиль Первой мировой. Передовые страны так не воюют. Не будет этого и сейчас. Русские имеют хорошую противоракетную оборону и не допустят удара по своим городам. Но и сами не будут уничтожать ваши, отчасти боясь столкнуться с осуждением мировых держав, отчасти по экологическим причинам. Так что если здесь и начнется заварушка, то маленькая. В стиле Балтийской войны, а возможно, еще меньше. А чем меньше масштаб акции, тем полезнее наши силы.

Губернатор и исполнительный директор корпорации расположились в прохладе бара vip-сектора нового здания аэропорта.

– Ваши роботы действительно выглядят грозно, – нехотя цедил губернатор, изучая на просвет содержимое своего стакана. – Но ограничения, которые вы на нас налагаете, кажутся мне слишком тяжелыми. Из аппарата Исламской шуры[12] мне сообщили, что холдинг ставит нам все новые и новые условия. Я не военный, но у меня сразу рождается вопрос: не лучше ли нам было не соглашаться на них?

– Не будьте идиотом, господин Джафар, – раздраженно ответил директор. Хотя формально губернатор и являлся его клиентом, деньги на счета корпорации все равно приходили с иных счетов, и ломать комедию не стоило. – Я понимаю в этом больше вашего. Ни холдинг, ни MET как его дочерняя структура не стали бы ставить вам дополнительные условия. Мы занимаемся бизнесом, а условия ставит североамериканское правительство. Не забывайте, что роботы, которых мы вам предоставляем, взяты напрямую из армейских арсеналов. В будущем мы, несомненно, развернем и собственный парк подобных машин, но пока нам приходится выполнять требования политиков.

– Я хочу пояснить свою мысль, – уточнил губернатор, отставляя стакан в сторону. – Умма действует в интересах САС, сдерживая русских. Мы могли бы выполнить эту задачу куда эффективнее, не обставляй вы ее таким числом ограничений. Многие начинают думать, что таким образом ваше правительство пытается поставить себя выше нашего, утвердить какой-то превосходный статус, поскольку боится равноправного сотрудничества. Разумеется, спрашиваю я вас как гражданина, а не бизнесмена.

– Ну… Если забыть о том, что само понятие государства устарело и нуждается в ликвидации, – на мгновение задумался директор, – я скажу, что вы зря претендуете на равноправие. Америка – один из лидеров современного мира, а что такое Умма в глазах мирового сообщества? Скопище грязных кочевников, партизан из горных пещер и десятка диктаторских режимов, объединенных средневековой религией и моралью? Даже не пытайтесь ставить нас на одну доску. Вы сотрудничаете с западной цивилизацией, потому что у нас есть вещи, которых нет у вас, думая, что станете такими же сильными, как мы, так?

– Пожалуй. Только не надо лишний раз повторять идиотские сказочки про демократию. Помните, что вы не только гражданин, но и бизнесмен.

– Да я помню, – отмахнулся директор. – Дело в том, что мы, открывая новые технологии, закрываем старые. Применительно к нашему случаю… Появились у нас роботы – объявляем боевые действия с использованием живых людей устаревшими и достойными порицания. А в перспективе и преступными. И все – рынок наш. Все остальные тратят деньги на закупки и попытки разработать свою версию того, что у нас уже есть. А когда разработают – у нас будет уже что-то новое. И им приходится либо приглашать для решения новых проблем нас, либо выглядеть виноватыми перед мировым сообществом. И это сообщество может решить навести у вас порядок. Для чего опять же обратится к нам.

Директор незаметно опустил руку в карман, нащупывая там стеклянную палочку универсального анализатора. С этих помешанных на шпионаже исламских дикарей вполне станется добавить в напиток или в воздух, которым он дышит, какое-нибудь развязывающее язык средство.

– Но одни роботы воевать не могут, – осторожно заметил губернатор. – Люди все равно нужны.

– Сейчас не могут. А завтра кто знает. Между прочим, это называется «гуманизм».

– Тогда почему бы вам не объявить устаревшим огнестрельное оружие, к примеру? Останутся только нелетальные виды, электромагнитные излучатели, или тазеры. Разумеется, их «нелетальность» достаточно условна и отключается какой-нибудь кнопкой, но пули-то убивают точно! Поэтому за каждый выстрел все в мире будут перед вами виноваты.

Анализатор наконец нашелся, но никак не хотел включаться.

– Браво, господин Джафари. Вы ухватываете самую суть. Помните, как было с автомобильной промышленностью? Как только китайцы освоили выпуск автомашин, мы тут же ужесточили экологические нормы. Мол, ваша тачка дымит, а наша пахнет розами. И узкоглазые несколько лет корячились, переделывая свои тачки под розы. Переделали – а мы им: в розовой отдушке найдены канцерогенные вещества, поэтому мы переходим на незабудки. Наша сила не столько в технике, сколько в том, что мы устанавливаем правила, по которым живут все. И меняем их, когда нам это выгодно.

Анализатор в кармане наконец включился.

Еще минута, – подумал директор, – и я смогу точно понять, чего это я так разболтался.

– Не стоит теребить вашу игрушку, господин Бартон, – вдруг как бы вскользь заметил губернатор. – У нас не принято травить гостей. Средневековая религия и мораль имеют и свои плюсы.

Генеральный секретарь Организации Объединенных Наций Аминахтун Карим Стаффанссон в волнении вышагивала по маленькому кабинету. Ей предстояло принять решение, без сомнения, наиболее важное в ее жизни. Спустя минуту раздался мелодичный сигнал вызова. Генеральный секретарь одернула сари, последний раз заглянув в зеркало, поправила седеющую прядь в безупречной укладке и со вздохом шагнула к услужливо распахнувшимся дверям.

Они поднялись ей навстречу. Глава космического комитета ООН Михаэль Либаль был подчеркнуто аккуратен и благообразен. Ни дать ни взять – сельский доктор конца XIX века в каком-нибудь немецком захолустье. Аминахтун Карим готова была поклясться, что даже часы у него золотые, на цепочке и в жилетном кармане. В неписаной табели о рангах международной организации он был вторым человеком. Все помнили, что Объединенные Нации сохранили свое влияние только потому, что выступили координатором Международного лунного проекта, который когда-нибудь должен был дать человечеству море энергии, позволив дотянуться до насыщенных гелием-3 атмосфер планет-гигантов, вместо того чтобы с большими трудами и затратами выцарапывать последний из лунного грунта.

Леопольд Кунео выглядел и вел себя совершенно противоположным образом. Сейчас на нем был костюм классический и строгий по покрою, но такого радикально-красного цвета, что хотелось немедленно отвернуться. Глаза главы комитета по подготовке Контакта были подведены золотой краской в древнеегипетском стиле, а на голове присутствовало нечто, что даже прической назвать было затруднительно. В Организации он считался человеком номер три, а повод, по которому они сегодня собрались, несомненно, выводил его на первое место.