«Морж», прежде чем им завладел Флинт, был испанским фрегатом, патрулировавшим Флоридский пролив к северу от Гаваны. Пиратам он достался, когда половина экипажа валялась в лихорадке под палубами. Развесив остальных по реям, Флинт решил конфисковать корабль, для чего дезинфицировал его окуриванием и приказал протереть палубу спиртом. «Морж» нес на себе тридцать восемь орудий и сто шестьдесят душ экипажа.

Вскоре после того, как Сильвер поднялся на борт, туда втащили мертвецки пьяного Флинта. Лицо его ужасало – все в серо-синих пятнах. С ним был Билли Бонс, чье обгоревшее на солнце лицо лоснилось от пота. Он тоже был пьян до бесчувствия, но все же узнал Сильвера, приятельски стиснул ему руку, хотя сам едва держался на ногах, а затем, шатаясь отправился в каюту, чтобы лечь и протрезветь.

Назавтра к обеду Флинт отошел достаточно, чтобы суметь пьяным ревом потребовать от Дарби Макгроу, немого его слуги, принести еще рому. Бедняга не понял желания своего господина, за что получил увесистую затрещину. Шатаясь, как терновник на ветру, полуодетый Флинт выбрался из каюты, неодобрительно сощурил глаза при виде Сильвера и назвал его дураком, потому что тот записался в экипаж капитана Ингленда, когда «Кассандра» отплывала в Индию. Но Бонс и Пью защитили его, напомнив Флинту, как отлично проявил себя Сильвер в том плавании.

Так, хоть и неохотно, Флинт согласился принять Сильвера на корабль квартирмейстером. Несомненно, Джон облегчил капитану решение, положив ему на колени горсть пиастров в качестве пая в предприятии и в знак уважения, как он сам сказал. Согласие команды было получено без спора – Сильвера знали многие.

Люди Флинта действительно были страшными негодяями. Сам капитан мог убить кого угодно не моргнув глазом; богатую поживу он чуял в трезвом виде издалека. Билли Бонс с тех пор, как Флинт спас его в развалинах Нью-Провиденса, стал еще безжалостнее – на корабле он был первым помощником и навигатором и мог зарубить человека с такой же легкостью, как поздороваться с ним. Жестокость Пью расцвела при Флинте отвратительным кровавым цветком, Израэль Хендс, Джоб Андерсон, Черный Пес, Том Морган и другие сплотились в грозную шайку подлецов и убийц, готовых на все ради кровавых денег. Особняком стояли лишь некоторые – так, в экипаже был изысканный джентльмен, американский хирург, сбежавший из Гарварда и на первый взгляд деликатный, как дама. С легким сожалением Сильвер заметил среди моряков Джорджа Мерри и О'Брайена – таких же негодяев, как и остальные, но вносивших во всю шайку раздор своими вечными ссорами и дрязгами. Выделялся из всей компании также один робкий, неуверенный в себе и на вид добродушный бывший батрак из Девона по имени Бен Ганн.

Когда Джон Сильвер присоединился к экипажу «Моржа», ему было немногим более тридцати, но уверенный голос и внушительная осанка делали его гораздо солиднее. Ему нетрудно было командовать людьми, и хотя редко кто слышал, как он повышал голос, моряки со всех ног спешили исполнить приказы Долговязого Джона. И это продолжалось все время службы у Флинта. Может быть, тайна власти над грубыми и невоздержанными людьми заключалась в его скрытном характере. Никто никогда не знал, чего ждать от него, а потому все старались поддерживать хорошие отношения с Сильвером, в то время как периодичность буйных припадков садизма угрюмого Флинта легко можно было предвидеть, а хитрого и жестокого Пью постоянно надлежало опасаться. Джон Сильвер всегда оставался для всех загадкой, и даже сам Флинт держал его под пристальным своим надзором – быть может, сам боялся его в глубине своей черной души. Билли Бонс начал опасаться и завидовать ему во время плавания «Моржа», и, несомненно, этим объясняется его позднейшее решение похитить карту острова Кидда и скрыться от Сильвера.

Нельзя сказать, однако, чтобы эта мрачная атмосфера коварства и недоверия помешала пиратам в их кровавых делах. Джон Сильвер стал квартирмейстером «Моржа» в благоприятное время – начало войны за австрийское наследство, когда Англия воевала с Испанией и Францией повсюду, где переплетались их интересы; Карибское море, естественно, оказалось одним из этих мест, и ставка в игре была немалой – торговые суда, занятые частной торговлей или контрабандой, право доставлять рабов на плантации сахарного тростника, возможность награбить вволю золота и серебра, гарантированно доходная добыча с береговых поселений.

Совершенно естественным было для Флинта воспользоваться возможностью совершать нападения, вредившие испанским интересам, как он говорил, «раздавить проклятых испанских папистов», имея при этом надежный тыл. Так, с присущей ему дерзостью, он открыто ввел «Морж» в порт Кингстон и потребовал каперскую грамоту.

Когда Флинта, за которым следовали Бонс и Сильвер, ввели в зал заседаний губернаторского дворца, наступило неловкое молчание. Губернатор, его превосходительство генерал сэр Ричард Кортней, был полный краснолицый человек и, казалось, в любой миг мог стать жертвой апоплексического удара. Он сидел за большим полированным столом и нетерпеливо барабанил пальцами по полированной его поверхности. С одной стороны от него сидел капитан первого ранга, по другую сторону усердный секретарь писал приказы ясным и четким почерком.

Губернатор заговорил первым, с усилием скрывая презрение:

– Это вас зовут мистер Флинтсток?

– Флинт, ваше превосходительство, – прошептал ему секретарь, – Флинт.

– Да, конечно, – раздраженно ответил губернатор. – И вы хотите получить каперскую грамоту, не так ли, мистер Флинтсток?

Флинт, на чьем смуглом лице появилось злобное выражение еще при входе в парк губернаторского дворца, сделал шаг вперед, брякнув саблей. Сильвер быстро откликнулся, чтобы предупредить ругательства, готовые вырваться из глотки Флинта.

– Так точно, сэр. Мы хотим служить под славным британским флагом, сэр, да так, чтобы страна гордилась нами.

– Между нами, – синие глаза губернатора вылезли из орбит, – страна больше будет гордиться, если вас троих предадут военному суду и в тот же час расстреляют. Но это к слову. Времена изменились, и из Лондона есть приказ действовать по обстоятельствам.

– Слушай, – сердито воскликнул Бонс, – мы не нищие и не за милостыней сюда пришли. У нас достаточно пороху и ядер, чтобы потопить все суда в гавани и, между прочим, выдернуть перо из чьей-то потешной шляпы.

– Мой приятель Билли хотел сказать, – хладнокровно вмешался Сильвер, на миг скосив взгляд в сторону треуголки губернатора, украшенной пышным белым пером, – в нашем лице, сэр, вы найдете отличных бойцов в помощь планам вашего превосходительства.

Губернатор внимательно и долго оглядывал Джона. Наконец спросил:

– Как вас зовут, сэр?

– Сильвер, Джон Сильвер, сэр.

– Сильвер, так? Само имя говорит, что вы краснобай [игра слов: silver

– серебро, silver tojnqued – красноречивый, краснобай]. Что ж, мистер Сильвер, я скажу вам и вашим приятелям две вещи. Во-первых, предпочитаю иметь дело со стаей волков, чем с вами. Во-вторых, у меня, увы, нет выбора. Сейчас, когда испанцы и французы взяли нас за глотку, мне нужен любой корабль, который можно пустить в дело. Но слушайте внимательно: если вы и ваши разбойники допустите хоть одно нарушение приказа, вас раздавят, как тараканов, и все вздохнут спокойно.

Слова губернатора еще звучали в облицованном черным деревом зале, как Сильвер ответил:

– Благодарю вас, сэр! Возвышенные мысли у вас, ничего не скажешь.

Флинт заговорил за ним бессвязно и в то же время со скрытой угрозой в голосе:

– Ну, черт тебя подери! Даешь или нет?

– Каперскую грамоту, ваше превосходительство, – напомнил секретарь. Наступило молчание, губернатор снова принялся шумно барабанить пальцами по столу.

Сильвер заметил, что коммодор перестал писать и взглянул на каждого из троих по очереди внимательно, как бы стараясь хорошо запомнить их лица. В первый раз, войдя в эту комнату, Сильвер смутился от его проницательного взгляда.

К счастью, губернатор нарушил молчание, дав им знать, что прием окончен.