— И кто же, — Кирон поднял голос, — кто уничтожил нас? Кто устроил ночную резню и бесчинство?

Странное лицо возникло перед ним.

— Господин, эти люди — разбойники, подонки и негодяи. Они пришли из Северной Африки. Опустошив берега Средиземноморья, они принялись за Европу.

Кирон вгляделся в худого человека с дикими глазами. Незнакомец был одет в лохмотья, сквозь которые виднелись кровавые раны.

— Откуда ты знаешь?

— Я приплыл с ними.

Кирон непроизвольно схватился за меч.

— Приплыл с ними? — Он вскочил на ноги. — Значит…

— Спокойно, мальчик, — остановил его Шолто.

— Не хотелось бы разбивать тебе голову. Этот незнакомец пришел как друг.

— Я приплыл не по доброй воле. Меня взяли в рабство.

— У них есть рабы? — изумился Кирон.

— И мужчины, и женщины, — мрачно подтвердил моряк. — Если раб силен и здоров, его кормят, а когда он заболевает или не может больше приносить пользу, его выкидывают за борт.

— Они не люди!

На лице незнакомца заиграла ледяная улыбка.

— Может, они и не люди, но они смертны! В прошедшем году у меня было мало радостей, но одну я запомню на всю жизнь. Двоим из них я намотал на шею цепи, которыми сковали мои руки и ноги. Я с удовольствием сорвал для этого собственную кожу.

Он вытянул вперед руки; запястья превратились в кровавое месиво. Кирон отвернулся.

— Я сам сбил с него цепи, — сказал Шолто. Придя в себя, Кирон повернулся к незнакомцу:

— Простите меня, сэр.

— Вы ничем меня не обидели. Пусть меч, которым вы завладели, еще не раз побывает в телах тех, кто его принес сюда.

— Да поможет нам Лудд! — сказал Шолто.

Кирон огляделся. На поляне находилось около сотни человек — мужчин, детей и женщин, некоторые нервно расхаживали с оружием в руках, не в силах успокоиться.

— Это все, кто выжил? — спросил Кирон.

— Нет, мальчик. Выжило гораздо больше. Кстати, наш отряд растет! Кузнец показал на только что подошедших пятерых мужчин. — Уцелели почти все, кто проживал в предместье. Мы разослали гонцов, они созывают людей в Мизери.

Наконец Кирон понял, где он находится. Мизери, полоса леса в пяти километрах от Аранделя. В детстве они часто забирались сюда с Петриной, поражаясь огромным буковым деревьям. Когда-то очень давно они лежали здесь под буком, и Петрина рассказала ему о предсказании астролога Маркуса, а он признался ей в желании летать.

Все это осталось в далеком мире детства, в давно умершем мире.

— Зачем вы собираете людей?

— Когда у нас будет достаточно сил, мы сможем пойти на Литтл Хэмптон, где обосновались эти подонки, и там они получат по заслугам.

Оставив Шолто и Петрину, Кирон отправился на поиски человека с кровавыми запястьями.

— Сколько у них кораблей?

— Было десять, сейчас, может быть, двенадцать. Придут еще.

— А сколько человек? Моряк пожал плечами.

— Может быть, восемьсот. Может быть, тысяча. Они приплывают. Это народ, процветающий на горе других. Все пожрав, как саранча, они снимаются и ищут другое место.

— Ты сказал, что это народ. Как они могут быть народом? Я видел трупы: это люди разных рас, разного цвета кожи.

— Одно у них общее, они все — люди без родины. Каждый из них отрекся от страны, где родился. Тем и опасны эти бандиты, что сознательно отринули законы цивилизованного мира. Им нечего терять. Они называют себя Братством Смерти.

Петрина потянула его за рукав.

— Пойдем поешь, Кирон. Ты, наверное, страшно проголодался. Когда ты ел в последний раз?

Он попытался вспомнить. Вчера, скорее всего, он ел. Но со вчерашнего дня прошло больше, чем несколько часов, прошла целая вечность. Кирон так и не вспомнил, ел он или нет.

Петрина отвела его к костру, над которым кипел огромный котел, и протянула тарелку с рагу. Скрестив ноги, юноша принялся механически есть. Он видел, что рагу приготовлено из кролика, пастернака, моркови, картофеля и приправ. Но на вкус ощущал мокрый песок.

В Мизери продолжали прибывать люди. Пришел и Эйлвин. Он был в ужасном состоянии, едва держался на ногах. Его привела мать. Убедившись, что сын в безопасности, она ушла из Мизери и воткнула кинжал себе в сердце. Муж ее был мертв, а ей Братство Смерти оказало достаточно внимания. Она не хотела больше жить.

— Эйлвин! — воскликнул Кирон. — Рад тебя видеть.

Эйлвин протянул руку.

— Не радуйся особо, Кирон. Мир, который мы знали, безвозвратно ушел. Рука его была перерезана и крепко схвачена веревкой у кисти. — Я больше не смогу рисовать.

— Ты будешь рисовать, — сказал Кирон. — Клянусь.

Эйлвина поддерживали братья Гильдебранд и Лемюэль.

Кирон смерил их презрительным взглядом.

— Ищете воздушный шар, братья? Я не успел сделать еще один. А где брат Себастьян, ревностный искоренитель ереси?

— Брат Себастьян мертв, — мягко ответил брат Лемюэль.

— Божественный Мальчик так жаждал его общества.

Брат Гильдебранд выставил руку:

— Остановись, Кирон. Что прошло, то прошло. Брат Себастьян, возможно, переусердствовал. Мы не будем сводить счеты.

— Остановись, говоришь?! Странное слово, когда сеньор и вся его семья погибли в ужасных муках, а вместе с ними и полгорода. Нет, брат, мы будем сводить счеты. Но не за воздушный шар.

— Замолчи, Кирон, — вмешалась Петрина. — В горький час ни к чему горькие слова. Братья помогали больным и раненым и не раз рисковали жизнью. — Она обняла теряющего сознание Эйлвина. — Ты же не собираешься держать речь, когда твой друг истекает кровью?

— Простите меня, — произнес Кирон. — Я как всегда веду себя глупо. Я не беру обратно своих слов, но хочу, чтобы не было обиды.

— Кирон, — обратился к нему брат Гильдебранд, — ты хорошо сказал. Обиды нет. Сейчас мы все нужны друг другу. Наверное, в этом и есть божественное предназначение.

Монахи увели Эйлвина и уложили на приготовленную ими же грубую постель из травы и веток. Некоторое время Кирон слышал его стоны, затем стоны перешли в крик. Он вскочил, чтобы бежать к другу, но ноги не держали его, мир странно завертелся… Петрина говорила что-то, чего он не слышал…

Потом остались одни кошмары.

Несколько сотен лет на Британских островах не было ни монархии, ни парламента, ни вообще какой-либо центральной власти. Страна была поделена на феодальные владения. Великие сеньоры, они же крупные землевладельцы, время от времени собирались в Лондоне на совет. Как правило, речь шла о сельском хозяйстве и торговле — никто и не заговаривал о единых налогах, формировании армии или общем подходе к внешнеполитическим вопросам. Каждый сеньор отвечал за безопасность своего владения. При этом нередки были союзы с соседями; часто союзы скреплялись браками. Так и хотел поступить Фитзалан, выдавая свою дочь за Тальбота из Чичестера. А учитывая, что дни Тальбота были сочтены, объединение владений произошло бы наиболее благоприятным для Фитзалана образом. Судьба, однако, распорядилась иначе, вместе с сеньором Фитзаланом и его дочерью погибла и мечта об огромном процветающем поместье.

Хотя центральной власти в Британии не существовало, безусловно существовал единый духовный центр — Орден Луддитов.

Первые и Вторые Люди уничтожили себя, создав немыслимое количество машин и не сумев с ними справиться. Зародившийся из обиды и злости неискушенных, простых людей, луддизм превратился в мощное движение. Нед Лудд, недоразвитый мальчик, разломавший своим молотком вязальный станок в самом начале Промышленной революции, постепенно обрел божественный облик.

С угасанием христианства луддизм процветал. Как философское учение он оказался удобнее. Иисус из Назарета, или Иешуа бен Давид, если уж называть его правильно, никогда не задумывался над моральными проблемами, возникающими в связи с использованием различных механизмов. Он любил рассуждать вообще: о всеобщем братстве, о недопустимости угнетения… Его философия вышла из моды. Дважды человечество уничтожало себя с помощью собственных же машин. И, обращая взгляд в глубь истории, люди поняли, что выступивший против этих машин и есть истинный спаситель человечества. В ретроспективе божественную власть приобрел Нед Лудд, идиотик из Лестершира. Позднее было установлено, что он, преломив одну булку, накормил несколько тысяч человек, прошел, аки по суху, по реке Трент, а накануне своего распятия превратил воду в пиво.