Толлер пошел вперед. Он наступал, вынуждая Леддравора думать только об обороне. Принц тяжело дышал и понемногу пятился. Толлер увидел за его спиной колючие кусты и вознамерился было загнать врага в заросли, но Леддравор, что называется, шестым чувством ощутил угрозу и сумел избежать ловушки. Мечи вновь скрестились, в ноздри Толлеру ударила жуткая вонь, затем Леддравор отпрыгнул в сторону. Теперь противников разделяли кусты.

Принц наклонил голову и насмешливо поглядел на Толлера…

Что-то не так, понял тот. По спине побежали мурашки.

— Кстати, Маракайн, — почти добродушно сказал Леддравор, — я слышал слова, которые ты сказал своей женщине.

— Да? — Толлер никак не мог сообразить, почему его до сих пор преследует тот омерзительный запах?

— Мне не придется ее разыскивать. Придет сама как миленькая.

Неожиданно Леддравор бросил на землю кусок кожи, закрывавший основание клинка, и вновь выжидательно уставился на Толлера.

Толлер вдруг заметил, что на коже блестит желтая слизь. Он взглянул на свой меч и догадался наконец, откуда исходит вонь. Лезвие клинка покрылось пузырями: когда мечи скрестились в последний раз, Леддравор ухитрился обрызгать клинок Толлера бракковой желчью.

«Это конец, — подумал Толлер. Что ж, я погибну, но не один».

Он ударил Леддравора, который устремился в атаку, своим пузырящимся клинком. Принц отразил удар — меч Толлера развалился пополам — и сделал выпад.

Толлер, не обращая внимания на вонзившийся в бок клинок, стиснул в правой руке рукоять ножа, что по-прежнему торчал в левой ладони, вытащил его из раненой плоти (мозг взорвался болью) и воткнул в живот Леддравору, постаравшись, чтобы лезвие вошло как можно глубже.

Принц яростно взревел, оттолкнул Толлера, се-кунду-другую недоуменно смотрел на противника, а затем упал на четвереньки и уставился на лужу крови на земле.

Толлер прижал левую руку к ране в боку, отбросил нож, на негнущихся ногах подошел к мечу, подобрал и крепко стиснул в правой руке.

Леддравор слегка покачал головой, показывая, что заметил действия Толлера.

— Я все-таки прикончил тебя, Маракайн, верно?

— Сожалею, но ты меня только слегка оцарапал.

— Толлер взмахнул черным клинком. — Это за моего брата… принц!

Он отвернулся от трупа Леддравора и посмотрел на гондолу, не понимая, кто качается — гондола, он сам или Вселенная? А потом медленно побрел к рухнувшему кораблю. Как до него, оказывается, далеко… Гораздо дальше, чем от Мира до Верхнего Мира.

Дальнюю стену пещеры частично скрывала груда валунов и каменных обломков.

Толлер частенько посматривал на эту груду. Он твердо знал — за ней живут верхнемирцы. Правда, он их никогда не видел и не знал, какие они — миниатюрные человечки или похожи на зверьков, но был уверен, что они там, поскольку не раз замечал проникавший между камнями свет.

Толлеру нравилось думать, что верхнемирцы занимаются делами под защитой своей полуразрушенной крепости, совершенно не тревожась о том, что происходит в большой Вселенной.

Его бред имел одну странную особенность: даже когда сознание ненадолго прояснялось, Толлеру продолжало чудиться, будто он различает свет в глубине завала. Приходя в себя, Толлер всякий раз пугался, что сошел с ума, и пристально смотрел на светящуюся точку, желая, чтобы она исчезла. Иногда точка исчезала довольно быстро, но порой светилась несколько часов подряд. В такие моменты Толлера выручала Джесалла — единственная связь с реальным миром.

— А я не считаю, что ты достаточно окреп для путешествия, — твердо сказала Джесалла. — И хватит спорить.

— Но я почти совсем выздоровел, — запротестовал Толлер.

— Да, если судить по языку. Помолчи, пожалуйста, не отвлекай меня.

Джесалла повернулась к кастрюле, в которой кипятились повязки Толлера.

Прошла неделя, раны на лице и на руке затянулись, однако рана в боку по-прежнему кровоточила. Повязку приходилось менять через каждые два-три часа, а поскольку запас ваты и бинтов был ограничен, Джесалле волей-неволей приходилось накладывать на рану уже использованные повязки.

Толлер не сомневался: если бы не Джесалла, он бы не выжил. К благодарности примешивалась тревога — не за себя, а за Джесаллу. Убийство принца крови вряд ли сойдет им с рук…

Чем легче ему становилось физически, тем сильнее он тревожился.

«Завтра утром уходим отсюда, любимая, — подумал он, — даже если ты не согласна…»

Стараясь обуздать нетерпение, Толлер откинулся на постель из стеганых одеял и принялся обозревать окрестности. К западу от пещеры находилось широкое озеро, окруженное пологими холмами, на которых росли диковинные деревья. Прозрачно-голубая вода искрилась солнечными бликами. На дальнем берегу озера виднелся небольшой лесок. На горизонте возвышались пики далеких гор, а над ними в ясном небе висел диск Старого Мира.

Этот пейзаж казался Толлеру невыразимо прекрасным. Он наслаждался им даже в те редкие промежутки, когда приходил в себя после забытья.

Наблюдая за тем, как Джесалла справляется с хозяйственными обязанностями, которые сама себе установила, он восхищался ее мужеством и находчивостью.

Толлер не представлял, как она сумела усадить его на принадлежавшего Леддравору синерога, навьючить животное припасами из гондолы и, преодолев немалое расстояние, отыскать пещеру. Такое по плечу не каждому мужчине, а уж для хрупкой женщины, оказавшейся, вдобавок, на незнакомой планете, где ее подстерегали неведомые опасности, это самый настоящий подвиг!

Исключительная женщина, подумалось Толлеру. Вот только когда же она поймет, что наш первоначальный план — глупость чистейшей воды? Вдвоем они, быть может, и сумели бы приноровиться к местным условиям и счастливо зажили бы где-нибудь в глуши, однако Джесалла беременна…

Минуточку! Поскольку Леддравор убит, королем должен стать принц Пауч, человек, по слухам, не подверженный страстям, приверженец традиций. Значит, к беременной женщине он, как издавна ведется у колкорронцев, отнесется снисходительно; тем более что никто не сможет подтвердить, что именно Джесалла выстрелила в Леддравора из пушки. Всю вину возьмет на себя Толлер.

Изо всех сил стараясь не обращать внимания на огонек среди камней, Толлер пораскинул мозгами. Главное — чтобы Джесалла не попала в руки стражников до тех пор, пока не станет ясно, что она в положении. Но когда это выяснится? И как выбрать наиболее подходящий момент, чтобы уйти не слишком рано и не слишком поздно?

— О чем задумался? — спросила Джесалла, снимая с огня кипящую кастрюлю.

— О тебе и о том, что завтра мы уходим отсюда.

— Даже и не думай. Лучше поешь.

Джесалла принялась готовить скромный завтрак.

Плитой служил более или менее плоский камень, где она смешивала по щепотке пикона и халвелла из корабельных запасов. Поскольку такое пламя дыма не давало, можно было не опасаться, что кто-либо обнаружит пещеру.

Джесалла подогрела кашу с бобами и солониной, передала тарелку Толлеру и разрешила есть самостоятельно. Каким-то образом она ухитрилась спасти из гондолы тарелки и другую посуду.

Домашняя посуда в пещере на поверхности чужой планеты придавала трапезе оттенок романтичности и позволяла хотя бы на время забыть об опасности.

Голода Толлер не ощущал, но ел через «не могу», потому что решил как можно скорее восстановить силы. Стояла тишина, только всхрапывал привязанный синерог, да слышались время от времени раскаты опылительных залпов бракки. Частота, с которой они происходили, подтверждала: бракки здесь видимо-невидимо. Помнится, Джесалла еще удивилась: почему остальные растения Верхнего Мира — по крайней мере те, которые она успела собрать и внимательно изучить, — на Мире неизвестны, а бракка растет и там, и тут?

Сам Толлер полагал, что бракка встречается на всех планетах без исключения, однако сомневался, что сможет это доказать. Вот бы посоветоваться сейчас с Лейном!