Эффи снова отвлеклась. Ей было холодно — как и всем прочим. Она промокла до костей, тяжелое древко знамени оттягивало руки. Главное, не уронить флаг — вот это уж точно было бы дурным знаком. Пытаясь отвлечься, она обвела взглядом другие штандарты в толпе и подумала, что каждый из знаменосцев наверняка чувствует такую же ответственность.

Внезапно Эффи померещилось знакомое лицо, и она вздрогнула. Определенно, этого человека здесь быть не могло. Девушка прищурилась, вглядываясь в толпу. Нет, ей не показалось: Туланн тоже увидел его и слегка запнулся. Затем, однако, продолжил:

— С вашей помощью, воины-феины, мы сумеем стереть Зарруса и его отвратительных тварей с лица земли... — Туланн принялся разъезжать на лошади взад-вперед перед рядами воинов, и Эффи знала, что он собирается закончить свою речь торжественным воинственным кличем. Однако император снова запнулся; на его лице появилось озадаченное выражение. Он придержал лошадь и тихо сказал что-то на ухо Сигриду.

Толпа расступилась, пропуская двух всадников. Эффи не ошиблась: это действительно был Рако, а следом за ним ехала Фрейя. Оба были изранены. У Фрейи лилась кровь из рваной раны, пересекавшей лицо от виска к подбородку. Она сидела на лошади, слегка скособочившись, и казалось, одна только сила воли удерживает ее в седле. Молодая женщина держала поводья одной рукой, а другой прижимала к себе малыша, завернутого в синее одеяло. Эффи недоуменно покачала головой; она не могла понять, что заставило Фрейю изменить решение.

— Туланн, — прошептала она. — Туланн!

Император подъехал поближе к ней.

— Это может плохо кончиться. Будь осторожен. — Эффи подкосилась на телохранителей Туланна. Они стояли слишком близко, и не было никакой возможности разъяснить Туланну ситуацию. Между тем Эффи представления не имела, как ребенок Фрейи может повлиять на Сигрида и, соответственно, на этот непрочный альянс.

— Дочь, подойди. Тебе нужен лекарь... — начал Сигрид.

— Нет, отец. Сперва я хочу обратиться к воинами феинов и сидов. — Высокий, звонкий голос Фрейи разнесся над полем. Она выехала на середину и остановила лошадь подле Сигрида и Туланна. — Я родила ребенка в Руаннох Вере — незадолго до того, как начался ваш поход. Его отцом был сид по имени Джевердан. Может быть, кто-то из вас знал его. Он погиб. Когда появился ребенок, я сбежала из города, боясь, что вы... — она бросила взгляд на отца, — вы все можете счесть рождение моего сына дурным предзнаменованием перед лицом близкой войны. Однако дни и ночи, которые я провела в Ор Койле, я смотрела на своего ребенка и понимала, что побег был бесчестным деянием, порочащим память его отца и порочащим сидов — волшебный народ, который стал важной частью нашей жизни. И вот я вернулась. Я помогу моему отцу вести нас к победе — феинов, сидов и шоретов, всех вместе. Я буду сражаться рядом с вами, потому что всеми вами горжусь. Я не знаю, что означает рождение моего ребенка, но, может быть, это знак того, что боги не забыли о нас. Может быть...

Фрейя спустилась с лошади и подошла к тому месту, где некогда начинался Аон Кранн, а теперь лежали лишь треснувшие стволы и остатки крепежа. Фрейя положила ребенка на плоскую поверхность высокого пня и развернула одеяло.

Послышался дружный вздох тех людей, что стояли достаточно близко, чтобы увидеть медвежонка. Тот сидел на пне, моргая от внезапного яркого света. Он потерял из виду мать и начал искать ее, вертя туда-сюда головенкой и сопя мокрым черным носом. Не увидев Фрейи, малыш издал жалобный плач и завозился на пне.

Когда первое ошеломление толпы прошло, три вещи случились одновременно. Во-первых, все заговорили разом — громко и возбужденно. Это расстроило крошку-медвежонка еще больше, и его плач-скулеж смешался со звуками человеческих голосов. Во-вторых, трое или четверо феинских воинов выхватили оружие. К счастью, они не осмеливались ничего предпринимать без приказания Сигрида, однако были готовы действовать.

Но самой замечательной из всех была реакция сидов. Все как один, не сговариваясь, начали проталкиваться через оживленную толпу. Насколько видела Эффи, сиды не обменялись друг с другом ни единым словом и все же устремились вперед в едином порыве: защитить ребенка Фрейи. Группа из десяти воинов, включая Рако, окружила пень. Они стояли недвижно, положив ладони на рукояти мечей.

На поляне воцарился хаос. Люди проталкивались вперед, подходя близко к краю пропасти. Феины, которые вытащили свои мечи и топоры, что-то кричали Сигриду, размахивая оружием. Они вели себя так, как поступают люди в толпе во всех мирах и во все времена: происходящее непонятно, а стало быть — это плохо, верно?.. Эффи уронила штандарт Туланна и направила лошадь к императору. Если толпа не перестанет напирать, Туланн, Сигрид и Фрейя полетят в пропасть одними из первых. А Заррус будет сидеть у себя в Дурганти и смеяться над ними, черт бы его побрал!

Эффи прорвалась к Туланну и схватила его коня за уздечку, пытаясь успокоить встревоженное животное. Настроение толпы изменилось. Там и тут завязывались драки между феинами и силами, а некоторым радикально настроенным феинам хватило бы и гораздо меньшей провокации, чтобы сцепиться с шоретами. Эффи почувствовала, как в душе вздымается паника; дело могло закончиться настоящей трагедией. Кто-то пытался призвать к порядку, но его голос тонул в гаме толпы.

— Смотрите! — раздался вдруг крик, немедленно повторенный десятками голосов. Люди остановились и обернулись к развалинам Аон Кранна — туда, где лежал ребенок Фрейи.

Йиска не верил в тихие страдания. Он часто говорил своим пациентам: «Скажу заранее: вполне возможно, что вам будет больно. Если почувствуете необходимость застонать или вскрикнуть — не стесняйтесь. Это совершенно нормальная реакция». И обычно они подавали голос, когда становилось действительно больно (причем зачастую мужчины вели себя хуже, чем женщины). Йиска полагал, что стоны и крики — естественная реакция человеческого организма на боль. И теперь, когда ему было худо — так худо, как никогда прежде, — Йиска не собирался отказываться от собственной теории. Его ноги и руки будто выворачивали из суставов; боль перекатывалась по телу, собираясь колючими пучками в локтях и коленях, а глазные яблоки словно закипели в черепе.

— А-а-а! Боже! Мелисенда, ты могла бы меня предупредить! — Он открыл глаза, и тут же из них потоком хлынули слезы. — Черт! Мои глаза. Как будто... — Йиска потер глазницы и немедленно понял, что это была плохая идея, — ... они варятся в кипятке. Ох...

Сквозь пелену слез Йиска оглядел залу и мало-помалу начал различать человеческие силуэты. Он до сих пор видел зеленый свет, словно какой-то частью сознания еще оставался во сне. В зале было что-то неправильное... Фигуры двигались.

— Что за черт? Кто все эти люди? Йиска поморгал, пытаясь сфокусировать зрение, и повернул лицо к свету. Однако созерцание яркого пламени лишь вызвало у него новый поток слез.

— Хо... холодно, — прибавил он. — Мне холодно.

— Это Совет, Йиска. — Он ощутил, как Мелисенда обернула его одеялом, и теплая рука ободряюще сжала плечо. Рука, которая внесла смысл и память в его сон.

— Ты видела, Мелисенда? Ты видела то же, что и я?

— Да, — тихо сказала она. — Я видела. Ты преуспел, Йиска. Твои сны, твои предания дали Бразнаиру достаточно энергии, чтобы разбудить Совет Темы.

Йиска не видел ее лица — лишь расплывчатый белый овал, но чувствовал, что Мелисенда лучится радостью.

— Вот. — Она прижала к его глазам прохладный платок, который немедленно промок насквозь. — Ты принес извне силу, которой недоставало Сутре. Магическую энергию, до которой не успел добраться Заррус:

Йиска кивнул, прижимая платок к глазам. Наконец зрение несколько прояснилось, и он сумел получше рассмотреть людей, хотя мелкие детали все еще оставались расплывчатыми. Сидов было около десятка — мужчин и женщин в богатых, изукрашенных одеждах, несколько поблекших от извести и воды. По большей части они были немолоды, Мелисенда казалась самой юной среди них. Йиске подумалось, что он может определить клановую принадлежность сидов: схожесть черт лиц с тотемными животными бросалась в глаза резче, чем прежде. На полу пещеры остались лежать осколки тех сидов, что упали и разбились. К счастью, они не превратились в куски плоти, оставшись камнями. Несколько женщин собирали останки своих товарищей и складывали их в нишу в стене пещеры.