— Может быть, ты согласишься отпустить меня, Фереби Везул и несколько воинов в мой мир? Нужно прогнать оттуда Горзу. Заррус проник к нам, и по его приказу Горза убивает людей...

— Это война, Эффи. — Голос Туланна был странно мягок и тих. — А твой мир поистине удивителен. Если там есть оружие, которое стреляет огнем, и летающие машины, то они могут сами уничтожить Горзу. Им не нужна наша помощь.

— Ты прав, Туланн. Рано или поздно это случится. Когда растает снег и откроется путь в каньон. Только к тому времени он убьет две сотни неповинных людей. Мы должны попытаться...

— Нет, — холодно проговорил Туланн. — Не должны.

— Но...

— Знаешь ли ты, сколько воинов погибло с начала этого похода? Почти шесть сотен. Пятьсот семьдесят три, если быть точным. Помнить такие вещи — моя обязанность, ибо я император.

— И что? — Эффи нахмурилась. — При чем здесь это? Ты жаждал трона всю свою, жизнь, так что не надо сетовать на «бремя короны».

— Ты нужна мне здесь, — отрезал он.

— Поговори с Алмасеем! — рассердилась Эффи. — Он обязан слушать твои хныканья. А я — нет. — Она поднялась, намереваясь уйти.

— Алмасей мертв. Ты не знала? Убит кораннидом прошлой ночью. Его шатер был разорван в клочья и залит кровью.

— Я... Мне очень жаль... Он был хорошим человеком.

— Да. Полагаю, он предупреждал тебя — обо мне.

— Нет, — солгала Эффи. — Послушай, Туланн, я не ожидала, что ты так себя поведешь. Я думала, ты не поверишь или станешь смеяться надо мной. А ты поверил — и все же не хочешь помочь...

Он покачал головой:

— Нет, Эффи Морган. Спокойной ночи.

— Что? Ты меня прогоняешь?

Туланн не поднял на нее взор, а просто налил себе еще вина. Прикрыв глаза темными ресницами, он пристально смотрел на дно своего кубка.

— Ладно, отлично... Тогда и тебе спокойной ночи, — ощетинилась Эффи.

Когда она выскочила из шатра, ей в голову пришла внезапная мысль. Возможно, глупая и порожденная яростью, и все-таки Эффи не пожелала сдерживаться.

— Теперь ясно! Я тебе надоела. Я больше не нравлюсь, отныне я не твоя фаворитка! — Она запрыгала по поляне, стягивая сапоги тисненой кожи, которые подарил ей Туланн. — На, забери! — Эффи швырнула первый сапог ему в голову в тот же миг, когда пожалела о своем решении: ноги моментально промокли и замерзли. Впрочем, не такова была Эффи, чтобы идти на попятный. — Подавись! — Второй сапог просвистел в дюйме от головы императора, и на его лице появилось изумленное, беззащитное выражение. Эффи бросила взгляд на часового у входа. — А ты что пялишься, а?!

Подобрав юбку, она побежала через лагерь к своему шатру.

— Эффи, Эффи...

Она вздрогнула, просыпаясь, и села на кровати, в любой момент готовая сорваться с места.

— А?.. Туланн? — Эффи подтянула одеяло к подбородку. — Что ты тут делаешь?

— Я говорил с Фереби Везул, и она подтвердила все, что ты рассказывала о своих друзьях — Талискере и остальных. Фереби хочет взять с собой белого мамонта. Сперва я запретил... но, с другой стороны, может, и к лучшему, если он не будет принимать участия в битве. По крайней мере зверь останется цел и невредим. Ведь для моих людей он — символ надежды. Короче говоря, Фереби согласна отправиться с тобой, однако надо подождать до вечера, чтобы она успела увести мамонтов в ущелье.

Эффи нахмурилась.

— Зачем?

Туланн усмехнулся.

— Они очень заметные животные, ты согласна? Особенно белый. Если Заррус поймет, что вы направляетесь к вратам, он может запаниковать, и пленников убьют. Да и Фереби кажется, что мамонтам будет спокойнее на дне ущелья. В любом случае ты успеешь собраться и послушать наши с Сигридом напутственные речи войскам.

Энергия била из него ключом. Теперь, когда появился конкретный план, с лица юного императора мигом исчезло выражение мрачной озабоченности.

— И еще одно, Эффи. — Туланн перестал улыбаться и взял девушку за руку. — Дай мне слово, что ты вернешься...

Это похоже на сон, но Йиска знает, что не спит.

Ветер несет с собой запах трав и обещание дождя. Йиска слышит голос — тихий, далекий, мягкий. В этом голосе — металл и сила земли.

«Ни'хукаа Дийян Динех — Владыками Земли они именуют нас. Первый Мужчина и Первая Женщина пришли в этот мир — называемый Четвертым или Сверкающим — из Первого Мира творения. Звери и духи сопровождают их».

Йиска видит Первого Мужчину и Первую Женщину. Эти люди величественны и прекрасны; они воплощают в себе красоту мира. Их смех звучит подобно грому. Все звери гор и равнин идут вместе с ними, мельтеша под ногами: буйвол, пума, медведь, волк и плут-койот, который всегда поблизости. Создания воздуха вьются над их головами: птицы всех размеров и видов, летучие мыши и насекомые. Великая Сова и Золотой Орел кружат и закладывают в воздухе виражи, их крылья блестят в свете солнца — так же ярко, как и черные волосы Первой Женщины.

«Народы первых трех миров не похожи на людей, живущих в дни нынешние».

Вокруг рук и плеч Первых Людей вьются клубы разноцветного дыма. Это души камней, гор, деревьев и вод — истинная сущность земли.

Первый Мужчина и Первая Женщина громадны, их шаги сотрясают землю. Озера, ущелья и каньоны остаются там, куда они ступают. Вот они подходят ближе, и Йиске становится страшно. Слишком уж грозен их вид. Но затем Первый Мужчина и Первая Женщина уменьшаются в размерах и идут бок о бок с буйволом и койотом, который вертится возле их ног. Люди становятся одним из народов Сверкающего Мира. Они строят первый дом, и это жилище именуется «хоган». Оно создано по всем правилам сотворения жилища, которым обучил людей Говорящий Бог.

«Войдя в хоган, люди начинают придавать порядок новому миру, нарекая сущности именами. Они дают названия четырем священным горам и назначают место каждому символу-камню. И так Сверкающий Мир приобретает упорядоченность и суть. Люди кроят его по своему разумению, не забывая, впрочем, о богах. Только боги все еще заняты Творением, а люди помогают им по мере возможности».

Кромешная, смоляная тьма. В небе нет звезд — только бледная, опаловая луна. Йиска видит очертания хогана; ему кажется, будто изнутри доносится смех. Он ощущает на щеках холодные поцелуи ночного ветра. И здесь есть что-то еще — непонятное и тревожащее. Боковым зрением Йиска замечает зеленый свет, мерцающий в отдалении. Свет таит в себе опасность, он может разрушить красоту.

— Йиска. Держись, держись. — Женский голос. Не тот, что рассказывал истории. Йиска чувствует прикосновение теплой руки, однако не опускает взгляда.

— Что происходит? — спрашивает голос. — На небе нет звезд...

Верно, нет. Потому что боги еще не сотворили их...

Теперь Йиска стал ребенком — и физически, и ментально. Он живет в памяти земли, ее предания реальны для него — как в те времена, когда он был мальчиком.

Боль! Йиска не ожидал этого. Мелисенда не предупредила его. Йиска кричит. Боль разрывает вены и крушит кости. Он умирает?..

— Что происходит, Йиска?

Что...

— Что происходит ?!

Боги... Боги помещают звезды на небеса.

Они возгораются одна за другой. Слишком яркие. Их свет режет глаза. Йиска хочет отвернуться или зажмуриться — но не может. Кажется, будто мир — Сверкающий Мир — театральная сцена, помещенная прямо перед ним. Звезды горят все ярче, а Йиска не помнит их имена.

Здесь Великая Паучиха, и она держит огромное одеяло, сотканное из ветров. На нем сложены звезды, и свет их бьет в небеса золотыми лучами. Паучиха берет звезды и одну за другой помещает на небеса — стройными ровными рядами. Она так увлечена своей нелегкой работой, что не замечает койота, который подползает на брюхе к ее одеялу. Йиска же видит его, и мальчишеский смех звенит в ночи...

Плут-Койот всегда нетерпелив. Ему хочется, чтобы Священные Люди сделали что-нибудь поинтереснее неба. Например, то, что можно пожевать. Койот хватает зубами уголок одеяла ветров и трясет его. Когда оно вздымается волной, звезды взлетают в небеса, рассыпаясь по бархатной тьме. И это столь прекрасно, что никто не сердится на Плута.