Оказавшись на улице, в тумане непрекращающейся мороси, Эффи понемногу успокоилась. Наверное, она просто слишком быстро выпила вино, и оно ударило ей в голову. А Туланн теперь подумает, что она полная дура. Он верил в нее, а Эффи отплатила ему черной неблагодарностью: идиотскими подозрениями и грубостью. Хотя и приглашение в постель напугало ее. Возможно, Туланну просто не случалось иметь друга и доверенное лицо, который одновременно был бы еще и женщиной... Эффи хотелось доверять ему. Видит Бог: хотелось.
Она сунула пальцы в рот, и ее вырвало. «Туланн и его вино тут ни при чем, — сказала себе Эффи. — Просто сила привычки».
Йиске снится сон. Не один из тех смутных скоротечных снов, которые он привык видеть по ночам. О нет! Этот сон совсем иной. Многоцветный, многозвучный. Йиска стоит, глядя вверх — на водопад. По крайней мере он полагает, что это водопад. Йиска не замечает, откуда льется вода, но она низвергается вниз по скалам бурным ревущим потоком. Водяная пыль висит в воздухе, и солнце переливается в ней тысячами маленьких радуг. Воздух наполнен звуками. Йиска стоит по щиколотку в воде; на нем ритуальная рубаха для Пляски Духов, подаренная дедушкой Родни. Стеклянные бусины, нашитые на рубаху, переливаются и сверкают, отражая солнечный свет и игру водяных капель. Если кто-нибудь взглянет на Йиску, он, пожалуй, не заметит его за этим буйством красок.
Йиска поет. Он знает не так уж много ритуальных песен навахо — только несколько фрагментов из церемонии освящения хогана. И теперь эти слова срываются с губ помимо его воли.
То будет хоган хрустальной воды,
То будет хоган, осыпанный цветочной пыльцой,
То будет хоган счастья длиною в жизнь,
То будет хоган, стоящий среди красоты,
То будет хоган, благословленный Красотой.
Йиска чувствует непреодолимое желание обернуться. Он поворачивает голову и видит перед собой красно-коричневую глиняную стену хогана. Добротное, красивое жилище, возведенное по всем правилам, стоит у самой кромки воды. Дверь хогана обращена на восток, чтобы восходящее солнце каждое утро могло сосчитать обитателей жилища, пребывающих в мире живых.
— Привет, — говорит он скорее про себя, нежели вслух. Странное дело: шум воды не становится тише, даже когда индеец входит внутрь. Йиска знает, что это сон, однако чувствует запах земли и прохладу. Это место излучает спокойствие. Ему хотелось бы задержаться здесь, и все же Йиска выходит наружу и возвращается к водопаду.
Едва его ступни встречаются с ледяными объятиями воды, как Йиска замечает движение наверху, среди мерцающих водяных струй.
— Что?..
Похоже, там человек. Кто-то ныряет в водопад, кувыркаясь среди пены, будто огромная серебристая рыба. У Йиски перехватывает дыхание. Разумом он понимает, что человек должен погибнуть в бурном потоке: слишком уж водопад быстр и жесток. Если отважный пловец и не захлебнется — ему неизбежно суждено разбиться об острые скалы внизу. Впрочем, сейчас Йиска не желает слышать голос рассудка; он просто наблюдает в немом восхищении. В конце концов, это всего лишь сон.
И, разумеется, она не захлебнулась в потоке и не разбилась. Да, она... Теперь Йиска ясно видит, что это женщина. Она раскидывает руки, чтобы замедлить полет, и легко приземляется на скалу.
Она — сид. Йиска еще не умеет различать кланы, но полагает, что женщина может быть рысью. В ее облике есть что-то кошачье. Изящное, гибкое, тонкое тело и огромные золотистые глаза. Водяные струи играют ее просторными серыми одеждами. Женщина выбирается на берег.
— Йи-иссска, — говорит она. — Да.
Женщина проходит мимо и направляется к хогану. Йиска чувствует запах ее кожи — она пахнет водой, землей и воздухом. Она...
Вдруг что-то происходит! Небо темнеет, будто над водопадом собрались грозовые тучи. В единый миг Йиска теряет прекрасную женщину из виду. Он бежит к хогану. Начинается дождь. Водяные струи барабанят по земле. Вокруг ничего не разглядеть, но Йиска видит, что внутри хогана горит свет. Должно быть, женщина развела огонь.
Йиска потрясен неземной красотой и невероятным совершенством сидской женщины. Она нужна ему — нужна как воздух. Они не знакомы, и тем не менее женщина знает его, знает его сны. Йиска тихо стонет, не просыпаясь.
Достигнув хогана, он вбегает внутрь. Здесь темно! Темно и пусто... Ее нигде нет! Что за мука! Йиске неожиданно приходит на ум, что это видение может быть тем самым сном. Тем, от которого не просыпаются. Возможно, женщина все еще здесь; возможно, она прячется в сумраке, поджидая его... поджидая, чтобы...
Звук за спиной! Йиска резко оборачивается.
— Что за...
Это Пес. Пес сидит на полу и лениво почесывается.
— П-пес?! — Йиска шагает вперед и протягивает руку, чтобы тронуть морду собаки. И в этот момент он видит — только на миг, и все же этого достаточно. Глаза собаки вспыхивают ярким, неземным золотистым светом.
Занимался рассвет. Пятый день после огней в небе и четвертый после пленения тана Сигрида и Рако. Эффи стояла на берегу озера у Руаннох Вера и смотрела, как туман расползается над водой. Она сняла сапоги, и влажная от росы трава холодила босые ступни. Было зябко, но Эффи не обращала внимания на холод. Ее мысли были далеко.
Она сделала все, что могла, однако Туланн жаждал крови, и Эффи в какой-то мере понимала его. Все знали, что императора убил Рако, хотя сам сид с негодованием отрицал это. Эффи удалось увидеться с ним, пусть и ненадолго, хотя Рако был не в настроении откровенничать.
— Передай Туланну, — сказал он, с трудом шевеля потрескавшимися, окровавленными губами, — что я не убивал его отца... А вот его самого прирезал бы с большим удовольствием. Шоретский ублюдок!
Эффи внутренне содрогнулась: сколько ненависти и презрения звучало в голосе сида! И уж конечно, она не собиралась передавать императору вторую часть послания. Рако и так порядком досталось, а эти слова явно не прибавят Туланну любви к нему. Впрочем, Рако уже было нечего терять. Сегодня утром и он, и тан Сигрид будут казнены на площади. Их пронзят горящими стрелами. Не самый приятный способ умереть — даже если шоретские лучники окажутся метки и милосердны.
Эффи спросила Туланна, почему он избрал такой способ казни.
— Традиция. История уподобит меня моему предку — Тараку Лучнику. — Туланн был немало озабочен тем, какой след он оставит в истории.
На стенах Руаннох Вера Эффи заметила движение. Там то и дело сверкали под солнцем доспехи и оружие. Видимо, обитателям города известно о том, что должно произойти. Туланн позаботился о том, чтобы место казни находилось в пределах видимости Руаннох Вера. И все же Эффи никак не могла поверить, что Туланн осмелится казнить тана на глазах у его людей.
— Леди Морган, отвратительное утро, вы не находите? — Рядом возник Алмасей. Эффи упорно казалось, что Туланн приказал старому советнику приглядывать за ней. Интересно только зачем?
— Пожалуй. Особенно если учитывать, что для некоторых оно будет последним.
— И то правда. Кстати, Туланн говорил с вами относительно дневных событий?
— Нет. А что?
— Он хочет, чтобы вы присутствовали на казни.
— Перехочет, — буркнула Эффи. — Я не буду смотреть на это кровавое варварство.
Алмасей испуганно взглянул на нее.
— Вы не понимаете, леди Морган! Он приказал мне проследить, чтобы вы пришли.
— Мне жаль, если это ставит вас в сложное положение, — холодно ответила Эффи. — Ладно, я сама с ним поговорю. Где он?
— На военном совете.
— Прекрасно. Побеседую с ним после совета. — Эффи отвернулась от Алмасея и побрела к лагерю.
По пути ей пришлось пересечь площадку, приготовленную для казни, и пройти буквально в десяти футах от столбов, к которым привяжут Рако и тана Сигрида.