Не говоря ни слова, Гирбилин принялся стаскивать сапоги.

– Эй, вы чего делаете? Вы же не всерьез, да?

Гирбилин не ответил, постучав сапогами один об другой, отряхнул от снега, аккуратно поставил в угол:

– Другого пути нет, Северин. Надеюсь, ты умеешь плавать?

– А раньше, блин, нельзя было спросить?! А если не умею?!

– Это шутка, – Гирбилин уже избавлялся от своего мятого макинтоша. – Уметь плавать вовсе не обязательно.

Гирбилин, аккуратно сложив грязный плащ, пристроил его к сапогам. Остался в растянутом свитере с воротником под горло. Подошел к Северину, положил широкую ладонь ему на плечо:

– Ты готов?

– Стоп… Стоп… Нет, я не готов! Погодите, эта штука… Черт, она мне не нравится, я в нее не полезу, да ни за что на свете! Я не настолько выжил из ума, я не…

Пальцы Гирбилина вдруг сжали его плечо с необыкновенной силой. Вторая рука, совершив обходной маневр, обхватила его поперек туловища. Одним решительным рывком Гирбилин оторвал его от пола, и…

– ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?!.

Северин с оглушительным плеском вошел в воду. Вода была темная, мутная…

Сердце замерло. Он ожидал, что вода будет совершенно ледяной, обжигающе холодной – ведь на улице мороз, снег, зима!!!

Но вода была теплой, вязкой и густой, как бульон.

Вода, приняв Северина в свои теплые объятия, потащила его вниз и вниз, все глубже и дальше. Потянула его, как болотная трясина. Вода коснулась плеч, лизнула шею, сомкнулась над его головой…

Он в панике распахнул рот, мириады пузырьков мелькнули перед глазами.

«Конец! – подумал Северин. – Сейчас задохнусь! Безумный хренатор утопил меня!»

А в следующее мгновение он понял, что никакой воды вокруг нет.

И он летит. В свободном падении он несется сквозь клубящуюся тьму.

Навстречу неизвестности.

Навстречу миру, в котором магия разлита повсеместно.

Хмарьевск стоит среди лесов и болот.

Перемежаясь заросшими ряской хлюпающими впадинами, высятся крутые холмы, поросшие соснами и елями, усыпанные хвоей.

Холмы возносят вверх стены Хмарьевска – некогда белые, теперь же потемневшие от дождей и затянутые пеленой мха. Служат опорой суровым башням, сквозь камни которых прорастают вьющиеся сорняки и осклизлые бледные грибы.

Холмы олицетворяют все самое лучшее и важное, что есть в городе.

На вершине самого высокого из них – Хмарьевский Кремль. Мрачный замок, вершина, окутанная туманом, сквозь который едва проглядывают вычурные зубцы, узкие бойницы, башенные шпили и венчающие их флюгеры.

Место, куда закрыт доступ простым смертным. Средоточие паутины, опутывающей все окрестные земли – от земель Великого Ильменя на севере до земель Мокшанского племенного союза на юге.

Хмарьевский кремль. Средоточие силы и мудрости. Все лучшее, твердое, надежное. Надежда и опора. Последний оплот.

Болота и низины, в противовес холмам, наполняют город обманчивым туманом и ордами назойливой мошкары. Болота наполняют город запахом гнили и привкусом предательства.

От болот – все худшее, что здесь есть. От болот – орды попрошаек на улицах, лужи и грязь вместо проездных дорог, дурачки с бубенчиками, проповедующие о конце мира, ярмарочные воры и наемники, за звонкую монету готовые перерезать глотку любому. В низинах берет начало промозглое чувство слабости и незащищенности. Неизбывная тревога за свой кусок хлеба и свое завтра. Все худшее, все зыбкое и слабое, все переменчивое и лживое.

Жители Хмарьевска – потомки разрозненных племен, лесных и болотных жителей. Предки их бортничали, рыбачили и охотились в своих чащобах, пока Великие Потрясения не пришли в мир. Пока в мир не пришла Магия.

Выстроив свой город, веками они плодились и смешивались, кипела и бурлила хмарьевская уха, вбирая в себя всех – и окрестные дикие племена и приходящих с караванами заморских гостей. В том числе нелюдей, визитеров и беглецов из иных миров. Те плодились и смешивались, множили кланы, рода и гербы.

Погрязали в язычестве, не признавая ни Молодых, ни Старых, ни Новых Богов. Поклоняясь издревле культам стихий, вместившим в себя осколки верований всех тех, кто пополнял собой пестрое хмарьевское племя.

Поклонялись в основном Пятерым Духам-Хранителям. Злым, воинственным и мелочным, ведущим, как и их ярые адепты, бескомпромиссную борьбу между собой.

Йогдум – древний дух магии, покровитель чародеев, алхимиков, звездочетов, чернокнижников и ведьм.

Тенабир – стремительный ветер, наполняющий паруса торговых и военных ладей, ведущий по хлипким городским крышам мастеров плаща и кинжала.

Лаахор – покровитель рудников и самоцветов, купцов и висельников, искателей легкой наживы.

Гуафисс – воплощенный пламень, являющий себя и в углях домашнего очага, и в жаре плавильных печей, и в факелах неистовых погромщиков.

Вильвика – зеленая дева окрестных лесов, чье благословение слышится и в шепоте листвы, что скрывает созревшие плоды, и в жужжании медоносных пчел, и в звоне стрекоз над созревшими злаками, и в шорохе мягких ичиг разбойников по хвойному ковру.

А под сенью пяти Хранителей-Духов, между крутых лесистых холмов и зловонных болотных впадин, обреталось бесчисленное множество разрозненных кланов, династий, корпораций, торговых союзов, гильдий, шаек, стай…

Древние и влиятельные Инлунги с их серебряным змеем на синем поле и Амофилы, сказочно богатые выскочки, с золотой осой на черном.

Гордые Спарнасы, на чьих вишневых знаменах вышиты белые грифоны. И Блазаны, с чьих зеленых одежд пучит глазки мудрая рыба-сом.

Галдары, обретающиеся под сенью крыл хищного беркута. И мрачные Брохуды, гербом своим избравшие человеческий скелет, не унимающийся в своей безумной пляске. И Арахнисы, на щитах которых перебирает восемью лапами всеведущий ткач.

И множество других, пусть и уступающих в могуществе, но столь же яро рвущихся к богатству и власти, плетущих интриги, вынашивающих планы, собирающихся с силами… Гордых и жадных, охочих до драки, продолжающих древние родовые распри…

Сарманисы и Одмары, Мясожуи и Землерои, Углееды и Шкурощипы, Зряги и Улаки, и прочие, и прочие, и прочие…

Широкая река Мошкарица, ленивая и полноводная. Воды ее укрывает туман. По берегам ее хрустит и перешептывается камыш с осокой. Берега ее – где головокружительно круты, величественны, а где – прорезаны унылыми, темными заводями, тесно обступаемыми вязами и соснами.

Здесь, в этих тихих затонах, находят приют контрабандисты и разбойники, мирные рыбаки и мечтательная ребятня.

Здесь всегда тихо. Здесь всегда полумрак.

И комары. Извечные комары, своим звоном настраивающие на особый лад.

Без мази, которой предусмотрительно снабдил Северина его проводник, здесь было бы совсем тяжко.

Комары на них не нападали, но вились окрест, звеня и жужжа, тараторя, назойливые и неотвязные.

Подходила к концу первая неделя пребывания Северина в Хмарьевске, а он все никак не мог привыкнуть – ни к местным запахам, ни к местным звукам. По-прежнему чувствовал себя здесь чужим.

Едва только он миновал Переход между мирами… Едва с громким всплеском упал в какое-то мелкое болотце, таящееся на дне оврага, каких здесь была тьма-тьмущая, как его атаковали запахи. Перегной, болотная тина, забродившие яблоки, застоявшаяся вода, плесень и грибы…

Его атаковали звуки – вернее, полное их отсутствие, звенящая лесная тишина, такая непривычная для городского жителя.

И еще, конечно, сразу же атаковали комары.

Гирбилин плюхнулся в бочажок следом за ним, забарахтался, пытаясь подняться на ноги:

– Хмарь забери! Кажись, ногу подвернул…

У них получилось. Проскользнуть в щель между мирами, обмануть вековечный запрет, непреложные законы Упорядоченного.

По колено в воде, отплевываясь и отряхиваясь, они выбирались из болотца, затерянного в одном из бесчисленных оврагов и низин, что окружают великий город Хмарьевск.