Даг поднялся и вышел вновь из своего погружения. Он обнаружил дозорного, глядящего на него расширившимися глазами. Чувство Дара… Тот, кого ты видишь, видит тебя.

— В нашем дозоре есть лучший целитель, настройщик Дара. Если мы сможем привести его сюда, думаю, мы сможем спустить вас вниз. — Даг не обещал «спасти вашу жизнь». Но он едва смел предполагать, что сможет сделать Аркади с этой мешаниной.

Даг бы попробовал что-то сделать в одиночку, если бы все оказалось достаточно плохо — однажды он проделал грубую настройку Дара человеку с разорванным горлом, зная меньше, чем сейчас — но с водой и кем-то, кто мог бы ухаживать за ним, Пакко не выглядел так, будто сейчас умрет. Даг был уверен, что сможет поддерживать человека достаточно долго, чтоб дать ему шанс разделиться. А Аркади мог бы вернуть его обратно в его лагерь и дал бы возможность ходить достаточно хорошо, чтоб жить и работать, если не ходить в дозор, еще на долгие годы. Сорок или пятьдесят лет человеческой жизни были слишком многим, чтобы рисковать ими из-за беспокойства самого Дага.

Он взглянул в сторону на спящего клубочком Оулета. «Не ответственности я желал бы прямо сейчас.» Но она оказалась вручена ему.

Он вздохнул.

— Тавия… Мне нужно, чтоб ты наполнила флягу, а затем помогла мне перенести Пакко дальше под вот этот навес без того, чтоб причинить его спине давление или напряжение. Я останусь здесь с ним и малышом. Попробуй найти Аркади и остальных и прислать нам помощь.

Некоторое время Дагу казалось, что он слышит ее дыхание. До этого Тавию приводила в бешенство необходимость подстраиваться к медленному хромому шага Дага. Но с другой стороны… возможно, он отправляет ее в смертельную ловушку. Здесь не было хорошего варианта действий. Был только менее глупый.

Она кивнула и стала забираться наверх. Даг мрачно смирился с мыслью, что сегодня не сможет пройти дальше.

Сумах была права насчет скал. Не было никакого способа протащить лошадь по этим местам, а Фаун дополнительно сомневалась насчет толпы перепуганных крестьян. И перепуганных Стражей Озера. Их дозорная мрачность могла скрыть тревогу от прочих, но она слишком долго была рядом с Дагом, чтобы ее это обмануло.

Заставить их всех двигаться в одном направлении — разорганизовать для бегства, как едко выразилась Сумах — заняло мучительное количество времени по стандартам дозорных, и Фаун обнаружила, что думает так же. Сумах лишилась речи, когда увидела, как Сейдж закрепляет цепь вокруг дерева и цепляет ее к оси своего фургона, чтоб защититься от возможного вора. Но поскольку половина остальных еще также не была готова, она не стала возражать. Индиго, плача, выпускал мулов и свою скаковую лошадь.

— Если вернемся живыми, — сказал Ремо, — я помогу тебе cнова найти их.

— Но что, если их съедят эти глиняные мыши?

— Лучше уж их, чем нас.

Индиго не выглядел убежденным.

Они протопали пять миль на север через лес, чтоб оказаться ближе к седловине хребта — Сумах решила, что здесь они смогут подняться.

Плюм шла, спотыкаясь, с ними первую милю, а затем начала плакать. Следующие две мили ее нес отец, все еще слабый после болотной лихорадки, затем Вио и, в конце концов, когда семья стала отставать, ее передали на руки большому Эшу. Фаун придумала чередование: Эш, Сейдж, Финч и Вит могли по очереди нести ребенка по скалам.

Сейчас парни могли занять свои силы. Но что потом? Оставалось надеяться, что у них будет это «потом».

Луна поднялась выше, освещая их путь, какой бы он ни был. Цепочка из семнадцати людей ползла по забирающему вверх склону. Нита и Ремо были впереди, разведывая дорогу глазами и Даром, протаптывая тропинку и отсекая тупики и обвалы. Сумах, напряженная и тревожная, была в конце. Фаун плелась прямо перед ней.

Когда она нагибалась и карабкалась, разделяющий нож раскачивался и бился об ее грудь на шнурке, так что она засунула его за пазуху, под ореховый кулон. Тогда появилась другая помеха: ее грудь была потной, шнурок стал скользким, и ножны терлись о живот, напоминая о другой ноше. Такой желанной… до нынешнего времени, когда все ее страхи, казалось, удвоились. Ее беременность исчерпала свободу принимать на себя риски, о чем она раньше едва ли думала. Обычаи Стражей Озера, связанные с жертвами ножа, были столь осторожны в отношении привязывания и согласия.

Ее собственное положение казалось странно вывернутым наизнанку, привязывая ее не к смерти, но к жизни. Когда она легла со своим мужем, то сделала бесповоротный выбор и не могла сейчас вернуться к нему вновь.

Она дотронулась до свадебного браслета. Где же Даг? В неволе, ранен, сбежал?..

Может, он старался вернуться к ней в то время, как она удалялась от него? Эта мысль ранила ее сердце, быстро и сильно бьющееся в груди.

Фаун взглянула наверх и увидела отряд, растянувшийся зигзагом по открытому пространству — то ли выгоревшему недавно, то ли всегда пустовавшему, она не могла бы сказать определенно в этом молочном свете. Тени пошли волнами по заросшему склону, как рябь по воде. А затем еще раз. Фаун быстро заморгала, гадая. Не теряет ли она сознание из-за нехватки воздуха при подъеме. А затем она поняла, что видит, и повернулась, вглядываясь в высокий голубой лик луны. Еще одна тень пролетела по нему, и звезды помаргивали.

— Они вернулись, — просипела она. Глиняные мыши, дюжина их. И конечно, они могут летать в темноте.

Сумах проследила за ее взглядом.

— Проклятье! — проскрежетала она. Подняв голову, она закричала вверх по склону: — Лучники, внимание! Всем укрыться под навесом! Грусс, отдай это проклятое копье тому, кто его поднимет! — Грусс в основном использовал его как посох, помогая своим трясущимся ногам забираться наверх. — Обменяйся с Эшем, забери обратно своего ребенка!

От криков и карабканья Плюм снова начала плакать.

Люди бросили тропу и начали карабкаться на скалу в двадцать пять футов высотой, серебристо-серую в бледном свете, что обещало некоторую защиту. Хог и Готорн подперли плечами Бо и тащили его наверх. Сейдж схватил за руку Келлу, та — Индиго, и они растянулись цепочкой по трудному подъему. Ремо, Нита и Вит соскользнули вниз к Сумах, размахивая луками.

С неба пугающе тихо спустился огромный силуэт и уселся на навес, нависая над ними. У него был размах крыльев вдвое больше, чем у прочих глиняных мышей. Он распахнул крылья-руки в стороны, как черные паруса, затем снова сложил их… Его душок, который нельзя было спутать, запах сухого погреба… осознание потрясло Фаун.

«Это не глиняная мышь. О, боги, боги…»

Злой повернул к ним свое темное точеное элегантное лицо. Огромные глаза блестели в лунном свете, а заостренные уши навострились на черепе с небольшим гребнем. Мягкий, похожий на мышиный мех покрывал его тело; его ноги заканчивались лапами с когтями и были длиннее и более похожи на человеческие, чем у глиняных мышей.

Вес его взгляда был как боевой молот.

Фаун видела Злого из Глассфорджа лицом к лицу при ранней линьке, страшного как грязь. Злой с Волчьего Перевала, как ей говорили, обладал странной формой человека-волка перед своим концом. Даг говорил, что Злой из Рейнтри был красив так, что дух захватывало — он имел фигуру высокого воина исключительного шарма.

У этого Злого также была его собственная ужасающая красота. Фаун уставилась наверх в трансе от ужаса.

Сумах, замершая рядом с ней, издала странный, слабый возглас, который должен был быть ругательством, но получился более похожим на благоговение. Она смогла только прошептать:

— Он летает…

Но ее слова выдернули их обеих из состояния шока. Фаун уже рылась за пазухой, когда Сумах прошипела:

— Нож, дай мне нож!

И когда Фаун наощупь вложила его ей в руки, Сумах подогнула ноги и прыгнула вверх по склону, обходя скалу.

Три лука поднялось, бесполезно целясь в силуэт главного, уставившегося на них с легким любопытством. Ремо так трясло, что он едва не выстрелил понапрасну, но в последний момент повернулся и нашел вместо Злого кружащую глиняную мышь. Его стрела угодила в крыло; тварь завопила и свалилась вбок.