— Может, мне стоит понести ребенка, — сказала она, когда они одолели вершину, и Даг запыхался и согнулся.
Он махнул рукой с признательностью.
— Минутку.
Даг смотрел на долину, отыскивая внизу серебряную ленту реки и слабую линию Тракта. Ничто не двигалось по дороге. На севере также не поднималось завитков светящегося дыма. Он посмел открыть Дар, потянуться… но он был в добрых двух милях над долиной, за пределами зоны действия своего чувства Дара в самой лучшей форме. Фаун была жива, говорил ему его свадебный браслет, но где она?
Прохладная влажность черно-бело-серого мира, фальшиво-безмятежная, липла к его вспотевшему лицу. Что-то неожиданно укололо его чувства… не внизу, а к северу, вдоль гребня. Тонкая нить…
— Тавия, открой Дар и проверь вдоль горы справа. Может быть, в полумиле.
— Вдоль горы справа от меня или?.. погоди-ка. Дозорный? Не из наших?..
— Я не узнал его Дар. Думаю, он ранен.
Она кивнула; они стали пробираться сквозь траву и низкорослые кусты, обходя выступающие камни.
Растения, пострадавшие там, где они шли, остро пахли зеленью в темноте. Деревья вздымались вокруг них в то время, как сами они спускались ниже, сгущая тени, хоть и давая Тавии опору. Даг выяснил, что цепляться крюком за ветви больше мучительно, чем полезно. Его левая рука была повреждена и ныла, культя распухла и чувствовала себя неуютно в деревянной чаше протеза, но он не смел снять его из-за страха, что не сможет надеть вновь.
Тавия обогнала его; когда он догнал ее, она склонилась и разглядывала свернувшийся человеческий силуэт, лежащий у подножия двадцатифутового обрыва.
Сухой, хриплый голос донесся снизу:
— Кто-то… там. наверху? Помогите!
— Мы тебя видим, — крикнула Тавия. — Мы спускаемся.
— Думаю, у меня спина сломана, — ответил голос.
— Не двигайся!
— Проклятье… да я и не могу двигаться!
Они проползли вдоль обрыва, пока Тавия не нашла крутой трудный спуск. Даг был вынужден пройти еще немного и затем вернуться.
Дозорный, верно. Даг увидел это, когда прихромал ближе. Худощавого сложения, среднего роста; нити серебра поблескивали в его темных волосах, разметавшихся вокруг головы из развалившейся прически. Он лежал лицом вверх, его ноги были безвольны, а руки — сжаты. На запястье левой руки был потрепанный и выцветший свадебный браслет. Его губы были сухи, покрылись трещинами и кровоточили. Порванная рубашка была заляпана темной засохшей кровью; Даг уже узнавал следы когтей глиняной мыши. Он был прав по поводу своей спины. По меньшей мере два позвонка посредине позвоночника были сломаны.
— Воды… — прошептал он Тавии, когда она нагнулась над ним. — Пожалуйста… — Он ощупью нашел кожаную флягу у своего пояса, пустую и дряблую, и протянул ее Тавии.
— Даг? — спросила она неуверенно.
— Да. Он опасно обезвожен. Осторожно снимай ее.
Она отвязала шнурок фляги с его шеи, выпутала его из волос и ушла. Даг с ворчанием сел рядом. Спящий Оулет забормотал что-то протестующее; Даг снял ребенка и перекатил его на бочок, где он на сухой земле свернулся, и его сжатые кулачки вновь расслабились во сне. Вот как малыши это делают — превращаются из извивающегося волчка в мягких маленьких тряпичных кукол за мгновение?
— Вы кто? — прошептал раненый. — Дозорные? Не наши… Помощь с других краев?.. — он покосился на Дага в краткой надежде, оглядел его потрепанную внешность, протез на руке, палку и ответил на собственный вопрос разочарованным: — Нет…
— Мое имя Даг Блуфилд Б… — Даг проглотил «Без Лагеря». — Я путешествую на север со смешанным отрядом крестьян и Стражей Озера. Нас атаковала перед самым закатом стая этих летучих… тварей. Глиняных мышей. Они попытались унести меня, Тавию и малыша через хребет, но мы отбились. Мы пытаемся вернуться к нашим, но я не вижу, куда они ушли.
— Повезло. Я… упал… — Глаза мужчины беспокойно метнулись к Тавии, появившейся из лунной тени. — О, пожалуйста…
— Ты можешь помочь ему приподнять голову, — сказал Даг, — но не приподнимай его плечи и не трогай спину.
Тавия кивнула и следующие несколько минут старалась напоить из полной фляги отчаянно изнуренного жаждой человека без того, чтобы он захлебнулся.
— Ах, — сказал он, когда она вновь опустила его голову. — Так хорошо. Боги. Больно…
— Как давно вы здесь? — спросил Даг. Мочевой пузырь мужчины опорожнился из-за паралича достаточно давно, и его штаны уже успели высохнуть. На деле это было плохим знаком, но вода должна была это поправить.
— Не уверен. Я терял сознание, а затем приходил в себя все еще живой. Это меня удивляло. Один день, два? Было темно, затем светло и темно…
— Вы откуда? С Лаврового Ущелья?
— Ага. Мой дозор… мы получили странный рапорт, отправленный из начала долины и начали проверять, когда на нас с неба свалились эти сумасшедшие твари.
— Значит, к северу от нас. А как далеко?
— Может, десять или пятнадцать миль? Там был сильный западный ветер… ну, не важно. Этот кошмар, что утащил меня, поднимался наверх вдоль этой стороны. Он попытался пересечь хребет вслед за остальными, но не смог и поэтому забирал все дальше и дальше на юг. Все ниже и ниже. В конце концов он устал и просто… отпустил меня. — Потрясенный вздох. — Поначалу я подумал, что мне повезло, но затем я увидел эти скалы и неудачно, слишком жестко упал.
— Вы что-нибудь чувствуете ниже талии?
— Странные вспышки боли иногда, но в основном нет.
— Кто-нибудь из вашего дозора отправился предупредить ваш лагерь?
— Боги, я надеюсь на это.
Значит, Лавровое Ущелье должно быть уже предупреждено, если, конечно, кому-то удалось сбежать и последовать проклятой процедуре дозорных, чего сам Даг часто не делал. Он ощутил внезапную новую теплоту по отношению к правилам.
— Похоже на то, что глиняная мышь пыталась утащить вас в логово Злого, так же как и нас. — И это предполагало, что Злой был все еще в своем логове. Обнадеживающая мысль. — Оно где-то к востоку отсюда, полагаю. Они поймали кого-то еще?
Если Злому удалось вырвать Дар Стража Озера, он становился непомерно более опасным; но глиняным мышам явно было трудно транспортировать такую большую жертву, как полноразмерный дозорный.
— Не уверен. Тварь поймала меня в самом начале драки. Я не видел ничего, кроме… боги. Обычно мне нравились виды с высоты.
Даг скорчил гримасу понимания.
— Вы ведь… не находили пока других из моего дозора?
— Нет, извините. Вы первый.
— Если бы у меня был заряженный нож, — голос мужчины стал тихим, — эта тварь могла бы отнести меня к Злому по моей доброй воле. А если бы я не оставил мой собственный привязанный нож в моих идиотских седельных сумках, где бы они сейчас ни были, я бы уже принял разделение. Это, должно быть, менее мучительно. С такой спиной я мертвец, раньше или позже. Вы никогда не сможете доставить меня вниз живым.
— Может, ваша удача еще повернется лицом, — сказала Тавия. — Даг — целитель.
Глаза мужчины расширились.
— С одной-то рукой?
— Я только подмастерье. Моя жена помогает мне, когда мне нужны две руки, но она… — Даг поднял голову, вглядываясь сквозь деревья, но не смог увидеть многого. — …там, с остальными. — Он добавил: — Как вас зовут, дозорный?
— Пакко. Пакко Санфиш Лавровое Ущелье.
— Хорошо. — Даг открылся, падая глубже и глубже.
Перелом был во всех деталях страшен именно так, как предполагал Даг при первом осмотре, два позвонка треснули и сместились. Спинной мозг был скручен, кровотечение и опухоль сжимали нервы и создавали мучительную боль. Одно неверное движение с достаточной силой, и нервы могли оборваться. Предсказание Пакко было верным.
Похоже, самое лучшее, что они могли сделать для него — это доставить его домой, чтобы он там умер. Даг не был уверен, что это добро. Его собственный отец принял разделение, когда заболел в дозоре, и он был похоронен там, где умер, и ничего не отослал домой к семье, кроме чистого костяного лезвия. Было бы его возвращение только лишь напряжением для его шатра, горем и беспомощным гневом с тем же итогом? Милосердия в этом не было. Милосердия не было нигде, в конце концов. Но у Пакко не было его ножа, и Даг был почти рад этому. Хоть и не ради самого Пакко.
