— Летят, — мрачно заметил Стас.

— Ничего, мы уже близко, да, — успокоил оперативника водитель. От напряжения, в его речи прорезался отчетливый кавказский выговор, — За поворотом озеро, да. За озером — луг. Туда нам и нужно.

Когда они подъехали к открытому пространству, где, как рыбина в тине замер остроносый вертолет, человек в комбинезоне уже сматывал шланг — заправка была окончена. Неподалеку, на границе леса и луга, стоял знакомый Вадику внедорожник, брошенный хозяевами.

— Соболевы остаются в машине. Остальные вперед, — скомандовал Леонов.

Милиционеры, разделившись на две группы, пригнувшись, побежали к вертолету. Вадик следил за их перемещениями по вздрагиванию кустов и темным силуэтам, то здесь, то там, возникавшим в свете фонарей. Он увидел, как чья-то фигура мелькнула совсем рядом с вертолетом.

И тут раздался выстрел.

Вадик сначала не понял, что это за звук. Ему показалось: кто-то щелкнул хлыстом — точно так же летом, по утрам, дядя Веня, сосед деда, выгоняя из сарая худосочную коровку и пять лохматых коз, оглашал переулок Утренних зорь сухими ударами кожаного хлыста. Только сейчас от щелчка невидимого пастуха события понеслись в десятеро быстрее. Застрекотал двигатель вертолета, разгоняя двадцатиметровый винт. Задрожал воздух. Заволновалась увядшая трава на лугу. Заметались темные силуэты. Сотрудники милиции спешили к готовой подняться в воздух машине. Хлопнула дверца внедорожника похитителей, и раздались еще несколько выстрелов. Стало ясно, что кто-то, прикрываясь автомобилем, палит по людям, бегущим к вертолету. Те, замедлили движение, падая в траву.

«Не успеют, — запаниковал Вадик, — вертолет взлетит раньше».

— Оставайся здесь. Не высовывайся, — чужим голосом сказал дед.

Возразить Вадик не успел. Соболев-старший скользнул из машины, прихватив с собой обрезок трубы, валявшийся под сиденьем. Что делать? Холодное стекло «Волги» обожгло щеку. Бежать за дедом? Или ждать? Гарик бы побежал. А вдруг я только помешаю? Вадик заметался по салону. Как же поступить?

Около внедорожника нервно дернулись кусты. Еще и еще раз. Выстрелов больше слышно не было. Вадик не выдержал. Распахнул дверь. Пригнулся. Выскочил наружу.

Рядом с машиной похитителей, прямо на холодной земле сидел дед. Сидел и мял в руках свою кепку. Лучи фонарей, проходя через кружево веток, набрасывали не него запутанную сетку из света и тени. Тут же, неловко завалившись на бок, лежал человек. Тот самый, что усыпил Стасю. И втолкнул в машину Гарика. Может, пнуть его, пока не очухался? А он вообще живой? Вадик присмотрелся по внимательнее…

— Живой, — словно подслушав мысли внука, сказал дед, — Связать бы его, — но вместо того, чтобы встать и поискать веревку, дедушка уронил голову на руки.

— Ты чего? — испугался Вадик? — Сердце болит?

— Я думал, Гарик здесь. В этой машине. Он же в Германии не нужен. Зачем его в вертолет тащить?

— А его нет? — внезапно осипшим голосом спросил мальчик.

Ответить дед не успел. Поблизости послышались голоса. Громкие. Победные. И одновременно — напряженные. Операция по захвату была окончена.

— Все не влезем. Нужно машину этих артистов взять, — услышал Вадик слова Леонова.

Его фигуру было сложно разглядеть в дробящемся свете фонарей. Мальчик шагнул ему навстречу и увидел, что московский сыщик несет на руках Стасю. Девочка все еще была без сознания. В полутьме она казалась ему большой куклой из книжки про трех толстяков. Кажется, ее звали Суок. А, может, не куклу, а девочку…

Вадик пошарил взглядом по сторонам. Где же Гарик? Кто его тащит? Или он сам может идти? Близнец начал по очереди разглядывать всех, кто находился неподалеку. Несколько милиционеров толкали перед собой двух людей в наручниках. Стас разговаривал с человеком в форме вертолетного клуба. Горбоносый водитель суетился рядом с Тарасом Анатолиевичем, кажется, они решали, как рассесться по машинам.

Гарика нигде не было.

Наконец, Леонов направился к внедорожнику похитителей. Несколько шагов, и вот он уже стоит рядом, удивленно разглядывает неподвижную фигуру бандита, привалившегося к автомобилю деда, застывшего Вадика.

— Спасибо, Валерьяныч. Если бы не ты…

— Тарас, где Гарик? — спросил дед каким-то надтреснутым голосом. С трудом поднялся.

— Владимир Валерьянович, ты вот что…

— Его там нет? В вертолете?

Подбитый похититель неожиданно завозился. Приподнял голову. Уставился мутным взором на деда.

— Пристрелил я твоего щенка. Там, в лесу, валяется

Его акцент прозвучал как издевательство. Словно этот человек кривлялся, норовя ударить по больнее.

Дед охнул. Схватился за грудь. И грузно осел в мокрую осеннюю листву.

Это дело не нравилось ему с самого начала. С самого первого дня, когда пришлось с утра пораньше тащиться в интернат и пытать женщин бальзаковского возраста, чем они занимались в ночь убийства. Еще тогда Стасу померещился какой-то дурной запашок у всей этой истории, легкий намек на тяжелые обстоятельства, предчувствие предчувствия нехороших событий. И вот тебе, пожалуйста: ребенок и учитель в коме — раз, научные опыты над детьми — два, немецкие шпионы в образовательном учреждении — три, дочку Пегасова украли — четыре, теперь еще пацан погиб. Стас тяжело вздохнул. Вспомнил любопытную мордаху близнеца, его страсть к расследованиям и плохо скрываемое восхищение Леоновым. Тихо выругался.

Внедорожник, позаимствованный у похитителей, ворвался в город. За окном замелькали фонари и спящие домишки Тихореченска. Стас должен был ехать в другой машине — с задержанными. Но в последний момент Леонов передумал.

— Давай со мной в больницу. Поведешь.

И сел на заднее сиденье, не спуская с рук одурманенную девочку.

Стас потихоньку наблюдал за шефом в стекло заднего вида. Ишь, как нежно обнимает — будто, дочка она ему. Не мудрено, что подполковник ради нее приехал в эту глушь.

Оранжевый свет фонарей проносился по лицам пассажиров, меняя каждую секунду, словно капризный режиссер, их выражения. От тихой грусти, до смертельного испуга. Стас ненадолго встретился взглядом с оставшимся в живых внуком Соболева. Тот смотрел растерянно и одновременно жалобно, как заблудившийся щенок. Он то и дело поглядывал на деда, скрючившегося в углу салона. Старику было плохо. И зачем только Леонов его взял?! Эх! Оперативник снова вздохнул. Он представил, как ребята сейчас подъехали к неприметному повороту неподалеку от интерната, как вытащили из машины подбитого Соболевым иностранца, чтобы тот показал место преступления… и тело. Тело еще три часа назад бывшее смышленым рыжим мальчишкой. И ведь кто бы мог подумать, что эта дамочка в мехах — как там ее? Магдалина Кастро? Ну и имя! — окажется преступницей! Шпионкой! Век живи — век удивляйся.

— Давай, Стас, поднажми, — глухо попросил Леонов, — Боюсь, старика не довезем.

— Да уже приехали, Тарас Анатолиевич. На территорию больницы въезжаем. Вас с девочкой в токсикологии ждут. Это налево. А я с Соболевыми — в кардиологию.

У входа в кардиологическое отделения Тихореченской больницы одиноко светила лампочка. Этот тусклый свет, щербатые ступени, тетка с отечным лицом, дежурившая по ночам, всегда вгоняли Стаса Перепелкина в депрессию. Совсем недавно, точно так же посреди ночи, он привозил сюда мать с приступом. А еще раньше, в инфекционное отделение детской больницы — шестилетнего сына с дизентерией. Там тоже была тусклая лампочка, крошащиеся ступени и женщина с заплаканными глазами. Стас прекрасно усвоил — весь этот набор означает, что впереди долгие дни общения с врачами, покупка лекарств по длинному списку, короткие свидания у зарешеченного окна и тоскливое ожидание.

Оперативник помог дежурной медсестре и заспанному врачу, явившемуся из глубины больничных коридоров, положить старика на каталку. Его быстро увезли, а Вадика с Перепелкиным попросили подождать. И они уселись на покрытую клеенкой не то койку, не то скамейку. Стас никак не мог понять, можно ли на ней сидеть здоровым людям, поэтому чувствовал себя неуютно. Но спросить было не у кого.